Роберт Зоннтаг - Сканеры

• Название: Сканеры
• Автор: Роберт Зоннтаг
• Издательство: КомпасГид
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905876-58-5

Реальность, окружающая нас, становится все более «цифровой», и все чаще основной целью в жизни становится овладение информацией. И кажется, что лозунг «Все знания — каждому! Всегда и бесплатно!» уже вполне возможен и сейчас. Но что будет с нашим миром через несколько десятков лет?

2035 год. Жизнь Роба, 25-летнего литературного агента, сотрудника корпорации «Ультрасеть», предсказуема и безопасна. Искать вместе с напарником немногочисленных читателей, уговаривать их продать потрепанный томик, сдать томик для сканирования — получить соответствующее количество денег на свой счет. Деньги можно потратить на виртуальные развлечения в парк-холле, где всегда царит искусственное лето. Но главная задача каждого — обеспечить себе спокойную старость, чтоб как можно дольше не попасть в зону С, «территорию, где закон перестает действовать». И все же одна неожиданная встреча может полностью изменить не только размеренное течение жизни Роба и его систему ценностей, но и повлиять на судьбу всего человечества…

Роман «Сканеры» принадлежит перу Роберта М. Зоннтага (род. в 2010 г.). Эта книга — не только детективная антиутопия о мире, который помешан на информации и уничтожает ее бумажные носители. Это еще и блестящий рассказ о дружбе во времена глобальных цифровых открытий, и проницательный комментарий для наших современников. На русском языке публикуется впервые.

---

Санитар удивленно приподнял бровь, потом покачал головой и кивнул в направлении какой-то двери. Над входом горело: «Внутренний дворик: солнечный денек на пенсионерской площадочке». Подойдя к двери, я обернулся, чтобы помахать номеру 3353, но она уже была в окружении двух других санитаров, державших ее за руки, покуда первый закатывал рукав.

Я отвернулся. Смотреть, как ей кололи надор, не было никакого желания, и я обеими руками въехал по двери. Дверь распахнулась.

Дождь снова усилился. Тяжелые капли барабанили по теннисному корту возле лагеря. Падали в бассейн. Стучали по пластмассовым листьям высокого пластмассового дерева неопознанной породы. Под деревом меня поджидал мужчина с длинными седыми волосами.

— Арне! — воскликнул я и бросился к нему, но уже через несколько шагов понял, что это был не он. Мужчина вытащил из кармана часы на пластиковом ремешке, как это часто делали мы с Йойо, и высветил время на разделявшую нас лужу.

— Однако четверть первого, господин Роб!

— Вообще-то господин Зоннтаг, раз уж на то пошло. Роб, или Роберт, — это имя, а не фамилия. Впрочем, если вам так больше нравится…

— Не очень-то вы пунктуальны, господин Зоннтаг, — перебил меня он. — Опоздали на пятнадцать минут, если вы не заметили.

Я не мог поверить, что притом, что творилось снаружи, он еще имел смелость отчитывать меня за опоздание. Но времени ссориться не было.

— Вы ранены? — спросил он и, взяв меня за руку, начал ощупывать запястье.

Стоило ему добраться до косточки, как я вскрикнул. Он взял меня за локоть и потащил к бассейну. Нагнулся. Мне пришлось опуститься на колени. Мужчина сунул мою руку в воду, и я зарычал от боли.

Через пару секунд кровь ушла, и я увидел, как из руки торчит осколок длиной примерно в половину дужки Примочек. Меня затошнило, и перед глазами всплыли разбитая витрина и пятеро парней, уносивших коробки с ароматаблетками. Прежде чем я успел что-либо сказать, седовласый мужчина схватился за осколок и выдернул его.

— Вот прямо сейчас? — завопил я. — Подождать нельзя было?

— Пораните Гутенберга.

— Пораню кого? Какого еще чертова Гутенберга?

Мужчина зашагал по направлению к сарайчику и распахнул дверь. Я заглянул внутрь. На меня смотрела белая лошадиная морда. Даже притом, что я в жизни ни одной настоящей лошади не видел, я почему-то не сомневался — это была именно она, причем живая.

— Вы что, шутите?

— Ничуть. Вы любите животных?

— Кое-кто меня вчера об этом уже спрашивал.

— Хорошо держитесь в седле?

— Да вы что, издеваетесь?

Впрочем, кажется, тут было не до издевательств. Поперек спины Гутенберга красовалось огромное седло.

— К вашему сведению, Иоганн Гутенберг изобрел в пятнадцатом веке печатный станок, что положило начало всей истории книгопечатания, — полилась на меня очередная порция ненужной информации. Я же тупо уставился на лошадь. — Со стороны господина Бергмана было весьма остроумно назвать жеребца именно так.

— Да я даже не знаю, где к нему лестница, — сказал я.

— Вон там, впереди, как раз для пенсионеров сделали, — указал мужчина рукой на трехъярусную подставку на колесиках.

Я кое-как взобрался, схватившись одной рукой за седло, а другой — за то, за что мог уцепиться на Гутенберге.

— И куда теперь?

Старик наподдал Гутенбергу под зад, и тот, еще секунду назад смирно стоявший, набрал скорость, как добрый метромаглев.

— Он сам знает, — донеслось мне вслед откуда-то издалека.

Лошадь взяла курс наружу.

— Эй, стоять! — крикнул кто-то, но тщетно. Даже если бы мне очень захотелось, я все равно не знал, как это делается.

Я закрыл глаза. Максимум, о чем можно было мечтать, — это о том, чтоб не свалиться раньше времени. Мы вылетели на улицу, и до меня долетали лишь обрывки фраз.

«Катастро…»

«На по…»

«…и полиция, и…»

«Моя нога-а-а!..»

«Пожа-а-ар! Пожа-а-ар!»

«Баба, баба, лоша-а-адка!»

Чтобы не видеть этого, я зарылся лицом в волосатую шею лошади.

— Давай, коняшка, прочь отсюда, — прошептал я ему.

Я разговаривал с лошадью. Да и вообще, с животным! Такое было со мной первый раз. По законам гигиены держать домашних животных было запрещено. У моих бабушки с дедушкой еще была собака. Терьер.

Через шесть месяцев после принятия закона его вынуждены были усыпить. Как и всех собак, кошек и хомяков, которых я с тех пор мог увидеть только появлявшимися из аниматора на уроке биологии. Пахли они, правда, совсем как настоящие.

Разрешение держать лошадь наверняка обходилось владельцам — и, конечно, резидентам «Солнечного денька» — в немалую сумму. Мои бабушка с дедушкой со стороны мамы умерли в доме престарелых, где не было ни бассейна, ни корта, ни лошади.

Тот дом куда как больше напоминал лагерь, чем этот. Большее родители потянуть не могли, потому что платили ипотеку. Тогда мне это казалось достойным объяснением. Так что бабушке с дедушкой пришлось отправиться на попечение Управзоны в муниципальный дом престарелых на сто общих спален.

Я никогда там не был. Мы каждую неделю говорили с ними по Примочкам. Дедушка и бабушка сидели на пластмассовых стульях в комнате отдыха. За спиной у них возвышались горы, сверкая снежными шапками, и заходящее солнце отражалось в водах зеленоватой речки. Опция выбора фона, который мы видели в своих Примочках вместо серой стены, входила в обслуживание. Стена мелькнула только один раз, когда были какие-то перебои с сетью, и больше мы ее не видели.

Наши разговоры обычно длились не дольше пяти минут. Родители, как правило, ограничивались дежурными вопросами о том, как самочувствие и хорошо ли кормят. Хотя было понятно, что изо дня в день их кормят одним — надором. Спустя три месяца нам на Примочки пришло сообщение от Министерства по делам пенсионеров.

Низкий мужской голос высказал нам свое глубочайшее сочувствие. Прошлой ночью мои бабушка с дедушкой скончались от старости. Не помню, чтобы мои родители плакали. За церемонией прощания мы следили по трансляции через Примочки.

Виртуальное прощание с родителями отца состоялось еще за несколько лет до того. Оба скончались накануне переезда в пенсионерский лагерь от сердечной недостаточности. Какова была вероятность, что двое умрут от одного и того же в один и тот же день, я не спрашивал. Вопросов у нас дома вообще не задавали.

Все это мелькало у меня в голове, пока я трясся верхом на Гутенберге. Перед глазами то и дело всплывала сцена, где трое санитаров насильно вводят старушке надор. «На-а-а-адор голод утолит, о-о-от забот освободит. И от прочих всех проблем надор назначают всем».

Скорее всего, родители отца отказались от подобного суррогата добровольно. И как бы нелепо это ни было, но, видимо, помогла им в этом смертельная доза того же суррогата.

Шаг лошади замедлился. Гутенберг перешел на медленную рысь, и я с трудом разлепил веки, склеенные пылью, зеленым дождем и слезами. Я рассчитывал оказаться где-то на окраине зоны С в очень и очень таинственном месте. Судя по тому, что показывал аниматор, за стенами мегаполиса начинался безжизненный и опасный пустырь.

Именно поэтому надежные железобетонные крыши парк-холлов вселяли в меня такое спокойствие. Маленькие волны с барашками никогда не перерастут в цунами. Теплый бриз с побережья никогда не превратится в ураган. Любой порыв, швырявший невзначай в лицо песок, можно было выключить простым движением губ («Анимация. Ветер. Стоп»).

Нацепив на нос Примочки, я мог стать первооткрывателем диких джунглей — стоило только захотеть. Все было просто. Поездка на Гутенберге заставляла желать большего, жаждать приключений. Открыв глаза, я был разочарован.

Передо мной простирался унылый пейзаж, усеянный до горизонта разодранными старыми палатками. Не узнать это черное месиво было трудно. «Лагерь “Надежда-48”», — отозвался водитель. Лошадь двинулась вдоль рядов продырявленных тряпок. Сквозь прорехи первой палатки я увидел, как, сгрудившись вокруг догорающего мусора, жмутся друг к другу около дюжины человек, стар и млад. Крыши у них над головой, можно сказать, и вовсе не было.

Из палатки выбралась пара босоногих детишек и зашлепала по лужам за Гутенбергом, пока тот не остановился где-то на углу и, отодвинув носом тряпку в сторону, подцепил себе охапку соломы. Не пластиковой, как мне показалось сначала. Настоящей.

Я попытался соскользнуть с седла, но застрял левой ногой в стремени и грохнулся в грязную жижу, выставив вперед руки. Все чертовски ныло — не столько от падения, сколько от непривычной позы. Дети окружили меня и засмеялись.

Меньше всего после этого хотелось вставать, однако зачем-то эта лошадь меня сюда принесла, так что, хотел я или нет, лучше было узнать, для чего. Сделать это, лежа в луже, было затруднительно, поэтому пришлось подниматься.