Клара Фехер - Море

• Название: Море
• Автор: Клара Фехер
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1959

О периоде Второй мировой войны, о жизни в осажденном Будапеште и о первых годах свободной Венгрии говорится в романе «Море».

Хотя «Море» не автобиографический роман, однако в нем нет ни одного образа, прототипом которого не служили бы живые люди, нет ни одного выдуманного эпизода — все рассказанное автор либо видела, либо сама пережила. Как и героине романа, Кларе Фехер пришлось бежать с военного завода, скрываться в оккупированном нацистами Будапеште.

---

Доктор Ремер с благодарностью улыбнулся Татару и с видом сожаления развел руками.

— Какое у тебя было жалование, Миклош?

За Кета ответил Татар:

— Восемьсот пенге.

— Не беспокойся, твоя жена систематически будет получать половину оклада, а если вернешься, должность главного бухгалтера останется за тобой. Ну, будь счастлив, Миклош.

Он протянул Кету руку, но тот, словно не заметив ее, багровея, повернулся на каблуках и направился к дверям.

— Немедленно остановись! — завопил доктор. — Что ты о себе мнишь? Как смеешь так себя вести? Может быть, я устроил эту войну? Я тебя мобилизовал? Или господин Татар? Если не сдашь, как положено, свои дела, то больше и носа сюда не показывай.

Кет остановился, как побитая собака, уткнулся взглядом в ковер, втянул голову в плечи.

— Что вам от меня надо?

— Предложи кого-нибудь на пост главного бухгалтера. Если не считаешь возможным передать дела кому-нибудь из наших чиновников, мы возьмем человека со стороны.

Этого еще недоставало. Тогда уж действительно придется подыскивать себе место, если посчастливится вернуться домой. Сейчас он впервые подумал, что не всем суждено погибнуть на войне, кое-кто вернется. Кет пошел в бухгалтерию, сел в кресло и попробовал собраться с мыслями.

Следовало бы подобрать такого заместителя, который вел бы бухгалтерию, но не разбирался в темных сторонах этого дела. Надо, чтобы он механически выполнял свои обязанности и не смыслил в существе. Если он и вовсе не будет знать бухгалтерского учета, тоже невелика беда. Пусть получится полнейшая неразбериха — они поймут, что Кет — незаменимый человек. Может быть, еще отзовут с фронта.

— Ну как, Миклош?

— Есть тут одна практикантка. Помогала мне составлять баланс. Очень толковая. Конечно, она еще молода. Но, думаю, подойдет.

— Кто она?

— Агнеш Чаплар.

— Чаплар? Эта блондиночка?

— Да?

— Сколько ей лет? — спросил Ремер.

— Двадцать — двадцать один…

Доктор взглянул на Татара. Тот поморщился. Такую девчонку делать главным бухгалтером! Но, подумав о другом, тут же решил, что это только к лучшему. Эта не станет совать нос в чужие дела. Пусть Чаплар будет главным бухгалтером. Госпоже Геренчер можно будет сбить спесь, вся контора запляшет под его дудку.

— Ну, каково ваше мнение о Чаплар, господин управляющий?

Татар от неожиданности так и застыл с открытым ртом. Господин управляющий? Не ошибся ли Ремер?

Нет. Доктор улыбался. Кет побледнел как смерть. Вот он, великий момент в жизни Дердя Татара. Татар сделал шаг вперед и схватил Ремера за руку.

— Спасибо… это для меня очень большая награда…

— Что ж, после утверждения выпьем по сему поводу, — улыбнулся доктор. — Итак, каково же ваше мнение, господин управляющий?

— Подойдет. Думаю, она вполне подойдет.

— Позовите ее.

— Сходи за ней, Миклошка, — обратился Татар к Кету, который стоял, прижавшись спиной к стене. — Я тем временем отыщу ее штатную карточку. Будьте добры, господин доктор, дайте мне из сейфа мобилизационный учетный лист.

Доктор Ремер неторопливо извлек из сейфа желтую папку, на которой огромными красными буквами значилось: «Секретно».

Татар быстро перелистал бумаги.

— Вот она. Родилась в 1922 году в Новых Замках. Что за черт, неужто она чешка? Нет. Отец из Будапешта. Мать тоже… нет, нет, мать оттуда.

— Эго не имеет значения, — махнул рукой Ремер. — Такие уж женщины. Наверное, захотелось поехать домой и рожать у матери.

— Образование среднее, закончила коммерческое училище, имеет аттестат, римско-католического вероисповедания. Родители — католики…

— Посмотрите, кто были ее дед и бабка. Отовсюду можно ждать неприятностей…

— Посмотрю, как же… — И Татар разбросал на кресле целую пачку брачных свидетельств и метрик.

— Разумеется, надо сделать так, чтобы и Карлсдорфер не возражал, — подумал вслух Ремер.

— Его превосходительство не станет возражать. Чаплар — единственная из служащих, кого он уважает за принесенные ему четыре флакона паркеровских чернил. Его превосходительство когда-нибудь помешается на коллекционировании чернил военного времени. Ну, вот наконец и бабушка с дедушкой. Оба католики.

— А кто у нее отец?

— Католик.

— Нет. По профессии?

— Слесарь.

— Ай-ай. Значит, пролетарии.

— Пролетарии.

Доктор задумался.

— Может быть, все обойдется, — рассуждал Татар.

— Ничего нельзя знать наперед. Эти пролетарии все до единого коммунисты.

— Я возьму нового главного бухгалтера на свое попечение, она не будет коммунисткой.

— Но вы, господин управляющий, все же позвоните в военное управление, пусть посмотрят, кто ее окружает.

Вернулся Кет вместе с Агнеш Чаплар.

Агнеш удивилась, что Ремер позвал только ее, без Гизи Кери. Но так, пожалуй, лучше, Гизи и без того сильно напугана.

Когда Кет и Агнеш проходили мимо госпожи Геренчер, та лишь взглянула на них и со злорадством улыбнулась.

«Бог свидетель, когда-нибудь я ее прикончу», — подумала Агнеш.

Кет распахнул створчатую дверь и пропустил ее вперед. Его нельзя было узнать.

С трепетом входя в кабинет, Агнеш споткнулась о край ковра. Третий год она работает на предприятии, и еще ни разу доктор не вызывал ее одну. Обычно она приходила сюда первого числа каждого нового месяца вместе с Паланкаи и Керн получать жалование. Ремер всегда выдавал его сам лично, приглашая к себе чиновников по старшинству. Сначала главного бухгалтера Кета, потом госпожу Геренчер и Татара, а за ними трех бухгалтеров, затем их, практикантов и, наконец, уборщицу Варгане. К Карлсдорферу же доктор сам заходил вручать деньги. Ремер так медленно отсчитывал получку, будто отрывал от сердца каждый филлер; расписавшись в ведомости, все обязаны были поблагодарить за деньги. Хорошо еще, что не требовали руку целовать. Эта раздача жалования была до того противна, что Агнеш порой хотелось отказаться от денег, только бы не заходить к доктору.

— Садитесь, пожалуйста, милая барышня Чаплар.

Агнеш растерянно опустилась в огромное кожаное кресло и, все больше робея, прикрыла юбкой колени. Ремер отодвинув свое кресло к углу письменного стола, но не сел, а принялся расхаживать по кабинету. В директорском кресле лежала пухлая, потертая кожаная подушка, на которую низкорослый доктор садился, чтобы удобнее было работать за письменным столом, а во время деловых переговоров казаться более внушительным. Только теперь Агнеш представился случай повнимательнее разглядеть эту небезызвестную круглую кожаную подушку. Она когда-то принадлежала директору Андришу Хофхаузеру, и с ней была связана целая история. Разумеется, об этой истории Агнеш узнала от той же госпожи Геренчер, когда та против обыкновения была в хорошем расположении духа.

В конце двадцатых годов на предприятии работала машинистка, по имени Гизи Рекаи, очень скромная, приветливая и трудолюбивая девушка. Своим поведением она ни у кого не вызывала ни малейшего подозрения. Но вот в один прекрасный день в контору явилась полиция. Гизи Рекаи тут же была арестована, ее увели, не позволив даже надеть пальто. Оставшиеся полицейские с бешеной яростью бросились обыскивать контору, они перевернули все вверх дном, но тщетно: им так ничего и не удалось найти. Сыщики на чем свет стоит ругали большевиков. Оба директора запротестовали, хотели было звонить министру внутренних дел, но, разумеется, у телефона тоже стояли полицейские. Хофхаузер попросил объяснить, что означает этот обыск. Тогда полицейский закричал на него: «Вон отсюда, еврейская мразь!» Хофхаузер вскочил со своего места и с возмущением ответил, что он никогда не был евреем, и потребовал, чтоб полицейские немедленно убрались. Его сердце обливалось кровью при виде этого страшного разгрома в конторе, как после набега вандалов. А в каком образцовом порядке содержались шкафы с бумагами, не то что сейчас, когда господа практиканты распихивают по полкам и комкают ценные бумаги, словно старые тряпки. Как ни сопротивлялся Хофхаузер, полиция все же разрыла архив, но найти ничего не нашла. Открыла сейф — ничего. Взломали письменные столы — ничего. Обыскали подвал и чердак — ничего. Так прошло все утро.

Господин директор Хофхаузер вне себя от гнева выпалил лейтенанту, предводителю полицейских, что за причиненный беспорядок взыщет с полиции штраф. Лейтенант ответил, что они, мол, просят прощения, но долг есть долг, и тут же изъявил готовность подписать протокол. В этот момент он заметил в кресле Хофхаузера круглую подушку. Подскочив к ней, полицейский увидал, что одна ее сторона зашита свежими нитками. Когда же он распорол подушку, у всех кровь застыла в жилах. Из подушки вывалилась пачка листовок с призывом: «Молодые рабочие, боритесь против эксплуатации!» Все всплеснули руками, а господин директор Хофхаузер до того перепугался, что чуть не упал в обморок. Ведь он сидел на них! Полицейские увели его тоже и выпустили только на следующий день, когда выяснилось, что он действительно непричастен к листовкам… Вот на какие штучки способны коммунисты: проникнуть в контору столь солидной фирмы и посадить самого генерального директора на листовки… Но с тех пор, кого бы ни принимали на Завод сельскохозяйственных машин, каждый должен был давать расписку, что не будет заниматься политикой и не вступит в профсоюз…