Валентин Гусев - Они были первыми

• Название: Они были первыми
• Автор: Валентин Гусев
• Издательство: Якутское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1984

Эта книга — коллективный рассказ о первых чекистах республики, о тех грозных и славных днях, когда в Якутии укреплялась Советская власть, шла гражданская война.

Написали ее чекисты, непосредственные участники событий, и журналисты.

---

— По крови он ваш брат, — это снова держал речь Румянцев. Он резко повернулся к Эверстову. — Но и среди кровных есть предатели. За хороший куш этот большевик продал вас красным. Мои ребята взяли у него воз пушнины и взрывчатки. Куда он гнал его? Пушнину, конечно, себе, а взрывчатку Советам! Пусть же божья кара падет на голову предателя! — заключил ротмистр и, повернувшись к строю, обронил:

— Кончайте.

Размотав кнуты, два рослых якута подскочили к Эверстову.

— Бей красных, чтобы побелели! — крикнул один из них, и кнут, рассекая воздух, обвил грудь Эверстова…

Кнут распарывал морозный воздух до тех пор, пока обессилевший, исхлестанный в кровь Эверстов не упал, словно срубленное дерево. В жутком безмолвии, падая на снег, он, собрав последние силы, крикнул: «Да здравствует Советская власть!»

Голос был слаб, но услышали его все.

* * *

Угомонились уставшие за день олени, затихла предсонная возня в юртах…

Во вместительной юрте, обшитой оленьими шкурами, скучились у камелька пятеро тойонов. Трепещущее пламя плясало на потных лицах, сверкало в злых глазах.

— Есть занятие для наших, — перебирая толстыми пальцами нитку бус, произнес ламутский голова, хозяин юрты. — На мою тропку завтра выйдут чекисты. Возвращаются с рудника Эндыбал. Доносят, хороший товар везут…

— Не темни, говори сразу, какой товар! — оборвал хозяина Букан, организатор общины «Сестричество». — Чего ради по тайге шастать?

— Несдержанность твоя, Букан, погубила общину, — возразил ламут. — В обозе есть пушнина, наш товар. Имеется и динамит, но это для военных.

— Видно, худо комиссарам в Якутске, если наладили отряд динамит искать за восемьсот километров, — прищурив узкие глаза и поглаживая редкую бороденку, вымолвил степенно чукотский голова и добавил уверенно: — Загибнут где-нибудь!

— Не хорони раньше времени, — зло пробурчал Букан. — Твои мертвецы воскресли почему-то и отняли у тебя оленей! А тоже считал, что покончено с ними.

— Не бери так круто, — набычился чукча.

— Довольно! Не время разлад городить, — прервал перепалку ламут. — Дело слушай… Чекисты с подводами пойдут по озерной дороге к отрогу горы Лисий хвост — другого пути, более короткого, у них нет. Перещелкать их сверху будет просто. Стрелять еще не разучились?

— Сколько их? — подал голос молчавший до сих пор Степанов, хозяин рудника.

— На каждого по одному хватит, — ответил ламут.

— Я к тому говорю, чтоб ярмарку не устраивать, — продолжал Степанов, — чтоб наша голытьба чего не разнюхала да по фактории не разнесла… А то еще и бучу загодя поднимут.

— Наши хамначиты, слава богу, тихие, — с укором заметил поп Иннокентий.

— Не торопись, святая душа, — Степанов поднялся, прошелся по юрте, разминая затекшие ноги. — Я так же думал — до тех пор, пока не потерял свои рудники. Приехал комиссар с бабой из Якутска и в два счета взбудоражил рабочих, казалось, тихих да покорных… Теперь я здесь… Свидеться бы с тем комиссаром, живым бы сожрал!

— Степанов дельно говорит, — ламут сунул бусы за пазуху. — Не песцов идем ловить… Сумели чекисты в один край пройти, не погибли. И посты наши их проморгали… Но теперь деваться им некуда. Проводниками у них поедут наши люди. Чтобы в горячке проводников не подстрелить — они будут на белых оленях.

— Дело придумали! — поддержал Букан. — Умный ты!

* * *

Поселок рудника. Махорочный терпкий дым витал в избенке, утонувшей по самые окна в земле. Здесь разместилась оперативная группа чекистов. А гостями их были рудничные рабочие, пастухи, охотники.

Шутка ли, пройти восемьсот таежных верст зимой?! Миновать кордоны белых, обмануть бандитских прихлебателей и появиться здесь, во владениях новоявленного хозяина края полковника Бочкарева… Любопытство разбирало собравшихся.

Чекисты сидели за столом, на котором металось пламя жировки. Темно-русый, с овальным лицом — на нем выделялись смелые глаза — особо привлекал внимание: этого уже знали. В прошлом году, когда рудник еще работал, появился вдруг комиссар Василий Белянкин, русский по виду и привычкам человек, с женой — молодой остроглазой якуткой, добродушной хохотуньей. Несерьезно восприняли тогда рабочие затею Якутска, уполномочившего супружескую пару отобрать рудник у хозяина!

Не сразу пришел этот Белянкин к рабочим. Присматривался к людям. На охоту ходил вместе, в игрищах участвовал. А потом заявился безоружным и как со старыми знакомыми начал толковать, как говорится, за жизнь. Доподлинные слова его, наверное, забыли, но все помнят: говорил убедительно.

Тенью метался за уполномоченным хозяин рудника Степанов: искал случай расплатиться с комиссаром, но рабочие не дали ему совершить зло. По нраву пришелся им Василий, покорил простотой, смелостью. Кровопийце Степанову заявил: «Почему рабочие должны жить плохо, если могут жить лучше!»

По первой оттепели Белянкин тронулся в Якутск — новые дела назад позвали…

— Говорят, будто японские и китайские войска на Лену вышли и атаман Семенов двигается на Якутск, — раздался голос из темного угла. — Разъясни, ты человек знающий.

— Вранье это, но не скрою, товарищи, настоящий политический момент сложный, — Василий пятерней провел по волосам. — Но что касается ответа по существу, так это бессмысленная авантюра антисоветских элементов, которая разносится обывателями по улусам, и некоторые неустойчивые люди клюют на гнилую приманку, больше того — создают банды, грабят своего же соседа.

— Это я понимаю, но вот вопрос все же имеется… — От двери к столу прошел высокий рабочий. — Интересен ли Советской власти я, Петр Христофоров? Или пусть он, Петр Христофоров, загинается, как олений рог?

— О себе чего речь повел? — зашумела, заволновалась избенка.

— Пущай капсекает.

— Что ты — Колчак или какая другая знаменитость, время чтобы на тебя убивать?

— Рабочий я! — распалялся Петр. — Советская власть — есть власть рабочих. И еще крестьян. А раз такое дело, значит, ей интересен и я, как я есть рабочий. Так я понимаю?

— Продолжай!

— Тогда на какой хрен хозяина рудника скинули?! Шахты закрыли! У меня дома три рта… Чем их кормить? Получается: неинтересен я Советской: власти?

— Ну ты погоди выводы-то выводить, — Белянкин хлопнул шапкой о стол, поднялся. — Понимаю, тяжело, трудно. Но это, товарищи, временный политический момент. И тут ты хоть и рабочий, а темнишь. Скатываешься на мелкособственнические тенденции.

— Чего там, своя рубаха, она, конечно, ближе к телу, — зашумели в избе. Лепесток пламени закачался, чадя и постреливая.

— Но всю жизнь за свои хомуты тоже нельзя трястись! — крикнул другой.

— Потерпите чуток, товарищи, работа будет налажена, и хлеб будет, — произнес твердо Белянкин. — Разобьем белую нечисть, все наладится!

— Правильно, комиссар…

* * *

— Белянкин Василий… Как же это кольцо попало к вам? — следователь, скрывая волнение, нажал локтями на стол так, что тот заскрипел.

А старого бандита воспоминание, видно, всколыхнуло, он оживился…

— Смотрю я тогда на Белянкина, а у самого сердце зашлось. И как спокойным быть? Белянкин-то чекист, как две капли воды, похож на одного офицерика, который был в банде Румянцева два года назад… Как две капли воды!. Больно гордился им ротмистр. Толковый, мол, офицер, таких поискать… Только чудак он был маленько, любимчик Румянцева. Сделал шпоры, нацепил железки на сапожки и звенел ходил… Смеялись мы потихоньку за это. И другое помню. Как появился этот со шпорами, стали наши чаще попадать в засады. Захваченные нарочные из Якутска утекли из домзака. В западной тундре, в тылу Бочкарева, среди населения нелады начались. Помню, помню… Шпоры-то эти он на радиостанции мастерил! Однако их благородию доверия больше стало: предложил Румянцеву обучать наших местных военному делу. А там, глядим, и ротмистра нашего не узнать: сам в мундире, где-то кресты, медали раздобыл. На отрядников старую казацкую форму напялил, заставлял ходить в ногу, отдавать честь и говорить: «Здравия желаю»! Так было.

После их благородие как в воду канул. Сколько ни искали, толку нету. А на радиостанции, на верстаке, шпоры его нашли. И все. Вот те и их благородие!..

* * *

Далеко просматривались окрестности с горы, где одиноко стоял заброшенный домишко. Для засады место — лучше не придумаешь. У окна, наполовину забитого досками, торчал Савва Горохов. Посматривал на извилистую дорогу, проложенную по льду озера Билиллях. В окно задувало, и Савва, чтобы согреться, то и дело ожесточенно потирал руки, хлопал себя по коленям.

Поодаль, на лавочке у печки, полулежал Румянцев, задумчивый и хмурый. Напротив него кулаки вместе с ламутским головой тянули спирт. Четверо в дальнем углу резались в карты. Остальные, человек пятнадцать, дремали кто где.