Наталья Петрова - Скопин-Шуйский

• Название: Скопин-Шуйский
• Автор: Наталья Петрова
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03328-3

В череде злодейств и предательств, которыми так богата история Смутного времени начала XVII века, князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский (1586–1610) являет собой один из немногих образцов доблести и чести. Замечательный полководец и умелый дипломат, он сумел очистить Московское государство от сторонников Тушинского вора, и в марте 1610 года — за два с половиной года до подвига Минина и Пожарского! — Москва с ликованием встречала его как своего избавителя. Князь пользовался всеобщей любовью, и кто знает, как повернулась бы история России и скольких бед и несчастий можно было бы избежать, если бы молодой и полный сил воевода, которому не исполнилось и двадцати четырех лет, не умер бы от загадочной и страшной болезни, по слухам отравленный завистниками, своими родичами, не желавшими делиться с ним властью… Автор книги, предлагаемой вниманию читателю, с нескрываемой любовью пишет о своем герое, воссоздавая историю его жизни на фоне драматических и трагических событий, происходивших тогда в России и за ее пределами.

---

Чтобы прокормить свое быстро растущее войско — а из Польши под Москву приходили всё новые отряды, — самозванец разрешил наемникам собирать дань с тех земель, которые присягнули ему, ну а с тех, которые еще не присягнули, — выбивать силой. Кто-то, приехав в Россию нищим, сколотил здесь за годы Смуты приличное состояние, а тот, кому посчастливилось вернуться на родину, еще долго с удовольствием вспоминал кампанию в России и мечтал о новой. «Это была удачная война», — признавались сами поляки[325].

Впрочем, наиболее дальновидные из наемников предупреждали рвение комиссаров самозванца: чрезмерными притеснениями можно настроить русских против себя и породить в стране недовольство «царем Дмитрием» и даже бунт против него. Но корысть и алчность «рыцарей удачи» трудно было направить в разумное русло, поэтому вскоре подтвердились самые худшие опасения прозорливцев: «Когда люди узнали, что надо платить такую дань, сборщиков перебили, утопили, замучили. Все заволжские края восстали…»[326]

Столицу в тот момент уже не воспринимали как сердце страны, всяк город стал промышлять сам о себе. Вот тогда-то приближение катастрофы почувствовали по всей стране: от Астрахани до Архангельска и от Ивангорода до Вятки. Войско перестало выполнять приказы царя, после проигранного в сентябре боя под Рахманцевом ратники самочинно разъезжались по домам. «А царь их Василей унимал, и оне не послушали, нашим де домам от литвы и от русских воров быть разоренным. Казанские и мещерские татаровя и чюваша и черемиса поехали по домам же»[327]. Ни уговоры, ни угрозы царя не помогли: если власть не способна защитить семьи служилых, пока они воюют, им придется делать это самим. Стремление любого человека защитить свой дом, особенно если ему угрожает опасность, естественно, но возобладание принципа: «мой дом — моя крепость» рождает философию отчуждения, разобщенности, по сути ведет к распаду страны…

Скопин-Шуйский с горечью наблюдал, как разбегалось по городам и весям царское войско, как уже открыто отказывались воевать на стороне царя. Нет, на бунт никто не решался, помнили слова патриарха: «Кий ответ дадите Богу в день Страшного Суда Его?»[328] Но и собрать войско, заставить его выйти в бой против самозванца тоже не представлялось возможным. Многие предпочли отсидеться дома и выждать, чем закончится противостояние царя и «царика».

Успехи тушинцев между тем красноречиво свидетельствовали о их нарастающей силе. Из Тушина один отряд ушел под Коломну воевать Рязанскую землю, другой отряд под командованием Сапеги и Лисовского был отправлен осаждать Троицкий монастырь. Монастырь привлекал тушинцев своим богатством и важным стратегическим положением; для России же Троицкая обитель была духовным оплотом, святым местом, где покоились мощи преподобного Сергия, поэтому так важно было отстоять монастырь, собрать военные силы, чтобы защитить его.

Пока защитники Троице-Сергиевого монастыря готовились к обороне, в Поволжье присягнули самозванцу татары. Первыми были касимовцы и шатчане, за ними последовали в ставку Тушинского вора темниковские татары, к концу года против Шуйского поднялись жители Алатырского, Цывильского, Свияжского, Чебоксарского уездов. Когда восстали Саратов и Арзамас, Нижнее и Среднее Поволжье объединились, и Федор Шереметев, который находился в Казани с войском, шедшим на помощь к Москве, оказался отрезанным от центральных районов.

Для государства наступил самый тяжелый момент с начала Смуты. Казалось, помощи ждать неоткуда, да и самому царю, фактически оставшемуся без войска, было не на кого опереться. В этой тяжелой, критической ситуации должен был появиться человек, который бы думал не о себе, а душой бы «заболел на общее дело», как написал историк И. Е. Забелин. Такой человек был необходим — и он появился: воеводу Михаила Скопина-Шуйского царь решил послать за военной помощью к шведам и назначить его командующим будущим войском.

Шведская помощь

Впервые предложение военной помощи пришло из Швеции, едва в России началась Смута. Воссевший на престол в марте 1607 года Карл IX только в течение одного года прислал Василию Шуйскому четыре грамоты с предложением дружбы и помощи.

В первом своем послании Карл в самых мрачных тонах описал намерения европейских держав в отношении России. За Польшей — старой противницей России и Швеции — стоят германский император и Рим, а Испания якобы уже готовит многочисленный флот, чтобы утвердиться в Балтийском море и затем вторгнуться в русские владения. «Королю известно, что папа со всею лигою и поляками поднимает на помощь себе разные народы, чтобы заводить всякие смуты и войны, завоевать всю Московию и привести ее в покорность и подданство себе»[329]. В такой сложной ситуации царю остается только принять предложение короля, и он немедленно получит из Швеции военную помощь.

Конечно, никто в России не сомневался в истинности намерений шведского короля. Уполномоченным, посланным в Россию для переговоров о союзе с Швецией, король предписал свято блюсти прежде всего собственные интересы и требовать от русских уступки городов Орешек, Корела, Ям, Копорье и Ивангород. Послы также должны были настаивать на том, чтобы в Нарве русские купцы платили такие пошлины, какие назначат шведы. Словом, Карл хотел во что бы то ни стало ратифицировать Тявзинский договор 1595 года. В случае отказа России исполнить эти требования послам было приказано прибегнуть к угрозе заключения Швецией союза с Польшей. В одной из инструкций своим послам Карл писал: «Надо пользоваться временем смут в России, ибо пока между русскими нет единства, нетрудно составить себе там партию приверженцев и через нее действовать в свою пользу»[330]. Вряд ли можно выразить яснее цель шведской политики в России. Поэтому хорошо понимавший эту цель Василий Шуйский предложение короля отклонил.

Когда до короля дошла весть о поражении царя под Калугой, он вновь предложил Шуйскому помощь и выразил готовность немедленно выслать несколько шведских отрядов в Выборг или Нарву. Но Василий Шуйский и на этот раз отклонил предложение Карла IX. Корельский воевода отвечал по поручению царя, что «у великого государя нашего многие рати собственные его государевы, а не сборные и не наемные, всегда готовы… А что пишете о помощи, и я даю вам знать, что великому государю нашему помощи никакой ни от кого не надобно, против всех своих недругов стоять можем без вас, и просить помощи ни у кого не станет, кроме Бога»[331].

Следующее настойчивое предложение короля последовало в сентябре, когда царь находился под Тулой. Шуйский вновь отказался от шведской помощи, в ответном послании он тщательно пытается скрыть тяжелое положение в стране: «И ныне во всех наших великих государствах смуты никакие нет, и всех наших великих государств люди служат нам, прироженному великому государю своему, с радостью. А то бывает и во всех великих государствах, что воры, тати, разбойники и душегубцы бегают и, избывая смертные казни, воруют, и над такими, по их злым делам, так и делают»[332].

Но к лету 1608 года ситуация в России серьезно ухудшилась. Во-первых, тушинский лагерь получил неожиданную поддержку. После заключения перемирия с Речью Посполитой польские послы должны были выехать из России, увозя с собой семью Мнишков. По условиям договора Юрий Мнишек обязался Лжедмитрия II «зятем себе не называти, и дочери своей Марины за него не давати», но вместо Польши Мнишки, сбежав от сопровождавших их до границы царских провожатых, скоро оказались в лагере «царика». За 300 тысяч рублей и обещанную Северскую землю с четырнадцатью городами Юрий Мнишек признал в новом самозванце своего зятя и, не смущаясь, отдал ему в жены дочь. Положение самозванца в Тушине после его признания Мнишками, конечно, упрочилось.

Беда часто приходит не одна. Польский король Сигизмунд еще год назад заключил договор с Турцией, по которому крымский хан обязался оказывать военную помощь Речи Посполитой, то есть досаждать своими набегами России. И крымчаки свои обязательства сдержали: с лета 1607 года они беспрерывно нападали на южные русские земли, поэтому к борьбе с самозванцем добавилась необходимость оборонять южные границы.

А между тем все больше городов переходило на сторону самозванца — одни добровольно, другие вынужденно. К осени 1608 года легче было назвать тех, кто еще стоял на стороне Шуйского: «Грех ради наших грады все Московского государства от Москвы отступиша. Немногие же грады стоя в твердости: Казань и Великий Новгород и Смоленск и Нижний, Переславль Резанский, Коломна, царство Сибирское…»[333]

В этой ситуации Василий Шуйский решился, наконец, принять шведскую помощь. Сделать это ему было совсем не просто: в окружении царя было немало противников такого решения. Патриарх Гермоген считал, что звать шведов в Россию не следует, да и сам царь, как мы знаем, не один год отказывался от этого. Для совета он пригласил к себе Скопина-Шуйского. Автор «Летописной книги» князь С. И. Шаховской описал, как воевода полностью поддержал предложение царя: «…и призвав к себе (царь. — Н. П.) единокровного своего болярина разсмотрителного воеводу князя Михаила Васильевича Шуйскаго и поведает ему мысль свою. Той же Михайло совет царев хвалит и наипаче сему подтверждает бытии»[334]. Одобряя решение царя, Скопин еще не представлял себе всю опасность, какую таила шведская помощь — призвать в страну наемное войско означало добровольно открыть ворота новой беде.