Жорж-Эммануэль Клансье - Детство и юность Катрин Шаррон

• Название: Детство и юность Катрин Шаррон
• Автор: Жорж-Эммануэль Клансье
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

Повесть «Детство и юность Катрин Шаррон» написана французским писателем. Это история жизни простой французской девочки, дочери безземельного крестьянина. С восьмилетнего возраста, когда другие дети еще беззаботно играют и учатся, маленькая Катрин идет «в люди», чтобы заработать себе кусок хлеба. Тяжкие лишения и невзгоды не сломили дух живой и деятельной девочки, они закалили ее волю и характер, воспитали в ней терпение и стойкость, человеческое достоинство и любовь к людям, сделали ее настоящим человеком.

---

— А могу ли я видеть господина Шаррона?

Катрин не поняла вопроса незнакомца и ничего не ответила. Черный человечек, казалось, был крайне озадачен, глядя на этих двух ребятишек, которые вдруг лишились дара речи.

— Шаррон, — повторил он еще раз на всякий случай, — господин Жан Шаррон, арендатор фермы Мези…

— Это наш отец, — ответил наконец Франсуа.

— Очень хорошо, — сказал человечек, кивая головой. Он снял с носа очки и снова надел их…

— Мне необходимо его увидеть.

— Он на поле, — ответил Франсуа.

— Ах так! — снова озадаченно воскликнул незнакомец. Помолчав, он добавил:

— Надо пойти и позвать его.

— Я не могу.

— Не можете?

— Я болен, — сказал Франсуа, указывая на свою вытянутую ногу.

Человечек забеспокоился:

— А девочка?

— Он хочет, чтобы ты сходила за отцом, — объяснил Катрин Франсуа.

Катрин вскочила с низенького стульчика, на котором сидела рядом с братом, и побежала через двор. Обернувшись, она увидела, что черный человечек уселся на ее место и, вытащив из кармана большой платок, утирает им потное лицо.

— Человечек в черном? Человечек в черном? — повторял отец, когда Катрин сообщила ему о незнакомце. — Человек в черном с очками на носу? Что это значит? А что говорит мать?

— Мама ничего не знает: она ушла с Клотильдой пасти коров, а мне велела сидеть с Франсуа.

Завидев отца с Катрин, человечек встал со стула, прикоснулся пальцами к краю шляпы и спросил:

— Шаррон Жан, арендатор господина Манёфа в Мези?

— Да, — ответил отец, снимая шапку.

— Нет, нет… Наденьте шляпу, прошу вас, — улыбнулся черный человечек.

Но отец, казалось, не слышал его. Человек в черном извлек из кармана сюртука сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и подал Жану Шаррону.

В верхнем левом углу Катрин заметила красивую голубую марку.

— От имени владельца фермы Мези, — сказал человечек.

— Спасибо.

— Не за что, — заверил посланец.

— Не угодно ли стаканчик сидра?

— Ни капли спиртного, ни капли спиртного, — замахал человечек своими короткими жирными ручками.

— Без церемоний! — настаивал отец.

— Без церемоний.

Он снова притронулся к полям своей шляпы.

— Желаю здравствовать!

— До свиданья, сударь.

Дети молча смотрели на происходящее.

— Попрощайтесь же с господином.

— Не трогайте их, — сказал человек в черном, кивая головой, и пошел со двора.

Когда он вышел на дорогу, Катрин заметила, что низ его узких черных брюк побелел от пыли.

— Недурной ходок, — заметил отец. — Чтоб горожанин пришел из Ла Ноайли в Мези вот так, своим ходом…

Он растерянно вертел в руках бумагу с гербовой маркой. Наконец передал ее Франсуа.

— Ты можешь прочитать, что здесь написано, сынок? — робко спросил он.

— Какая хорошенькая марка, — сказала Катрин.

— «Я, нижеподписавшийся, мэтр Лаконтера, судебный исполнитель Ла Ноайли…» — начал Франсуа.

— Судебный исполнитель, — тихо повторил отец, — значит, это был судебный исполнитель…

Он произнес ати слова таким убитым голосом, что Катрин удивилась: как мог маленький черный человечек, совсем безобидный на вид и даже немного смешной, внушить отцу столь боязливое почтение.

Франсуа продолжал:

— …«указываю господину Шаррону от имени владельца фермы Мези, господина Пьера Манёфа, на то, что за недостатком рабочих рук посевы на ферме находятся в явно неудовлетворительном состоянии и в значительной своей части повреждены скотом, который пасется без всякого присмотра. В связи с вышеизложенным господин Манёф оставляет за собой право расторгнуть устный договор на аренду фермы, заключенный между ним, господином Пьером Манёфом, с одной стороны, и господином Жаном Шарроном, арендатором, с другой стороны».

Отец слушал, низко опустив голову и комкая в руках шапку. Когда Франсуа кончил, он глубоко вздохнул, взял у мальчика бумагу и зашагал в сторону дубовой рощи.

— Пошел посоветоваться с матерью, — понимающим тоном проговорил Франсуа. — Сдается мне, что дело скверное…

— А марка была такая красивенькая, — вздохнула Катрин.

* * *

— Но это же безумие! — говорила мать. — Жан, нет, Жан, вы сошли с ума, эти негодяи лишили вас рассудка! О чем вы думаете? Оставить Мези в мае, бросить посевы, скотину, сено! Да они сбесятся от радости! Дюшену останется только собрать то, что вы посеяли, вот и все. А мы? Куда мы денемся?

Переберемся в Ла Ноайль? Да? А на что мы будем там жить, раз все наше добро останется здесь? На какие шиши? Вы прекрасно знаете, что последние наши гроши ушли на доктора и на лекарства для Франсуа! Что вы говорите?

Несправедливость? Жандармы? Судебный исполнитель? Гербовая бумага? В тюрьму?

Но я же повторяю вам, Жан: это безумие! Они ничего с нами не сделают, поверьте мне!

— Не могу! Не могу я больше терпеть! Если я останусь, то и вправду сойду с ума, совсем рехнусь. Решено: дядюшка Крестного обещает одолжить нам повозку; Крестный поможет погрузить вещи. Решено! Мы уезжаем…

Отец исхудал за эти дни. Он почти ничего не ел и плохо спал. Всякий пустяк выводил его из себя. Он все время бормотал какие-то обрывки фраз, где повторялись одни и те же слова: судебный исполнитель, жандармы, гербовая бумага… суд…

Однажды утром Марциал прибежал с поля запыхавшись и рассказал, что видел издали, как Дюшен загнал своих коров на нижний участок их большого ржаного поля. А на другом краю поля стояли мадемуазель Леони и мосье Поль и, посмеиваясь, ждали, когда коровы выберутся из ржи.

— Вот гады! — заключил Марциал. — Было б у меня ружье, уложил бы всех трех на месте!

— Парень прав, — кивнул отец.

Он подошел к очагу и снял со стены старое охотничье ружье. Мать кинулась к нему, схватила за руки. Катрин пронзительно закричала, Клотильда вторила ей. Мальчишки уставились на отца горящими от возбуждения глазами.

Мать споткнулась о скамью, упала. Тогда Жан Шаррон отшвырнул ружье, поднял жену, усадил на лавку. Рыдания сотрясали ее; казалось, она смеется каким-то странным, неестественным, судорожным смехом. Отец заставил ее выпить воды, поцеловал.

— Не волнуйся, — сказал он, — я иду в Ла Ноайль.

— Жа… Жан! — сквозь рыдания позвала она его.

Отец только махнул в ответ рукой и ушел, сразу постаревший, ссутулившийся.

К вечеру он вернулся и заявил, что завтра же утром они покидают Мези.

* * *

Катрин радовалась: Крестный был снова здесь. Он приехал на подводе.

Быстро погрузили вещи: кое-что из мебели, два мешка картофеля, оставшиеся с прошлого года, несколько караваев хлеба, которые отец испек на прошлой неделе. Впереди оставили место для Франсуа и его стула. Когда погрузка подходила к концу, мосье Поль торопливо выкатил во двор кресло с Манёфом.

— Ах вот как! — завопил паралитик. — Значит, решили удрать втихомолку, без всякого предупреждения, словно воры?!

Отец, увязывавший мешки на подводе, спрыгнул на землю. Но мать опередила его, и первая подбежала к креслу землевладельца.

— Думаете, это вам так сойдет с рук? — крикнул ей старик. — Бросить ферму, не найдя замены?

— Хозяин… — начал было Жан Шаррон.

Но мать перебила его и, не повышая голоса, ответила:

— Замена? Не морочьте голову, он у вас уже давно на примете… негодяй, который лжесвидетельствовал в вашу пользу…

— Сударыня! — воскликнул Манёф, ударив кулаками по подлокотникам кресла.

Она не дала ему продолжать:

— Да, мы уезжаем в Ла Ноайль, потому что вы выжили нас из Мези с помощью ваших лакеев и вашего прихлебателя. А не кажется ли вам, что сейчас самое время для того, чтобы пойти и рассказать жандармам об одном вечере и о тех подлых предложениях, которые вы сделали тогда моему мужу?

— Они… они не… они не поверят вам, — растерянно пролепетал Манёф, но тут же попытался изобразить недоумение: — Впрочем, я совершенно не понимаю, о чем вы говорите!

Он сделал знак лакею, тот повернул кресло и быстро покатил его обратно к дому.

— Вы правильно поступили, матушка, — сказал Крестный. Но гнев матери уже угас; она обернулась к отцу и печально проговорила:

— Если бы вы послушали меня тогда, Жан, если бы окликнули жандармов, когда они приезжали в Мези, и рассказали им всю правду, нам не пришлось бы сегодня бросать все и уезжать отсюда… — Она грустно улыбнулась и положила руку на плечо мужа. — Бедный ты мой, — вздохнула она, — ты слишком честный, слишком хороший…

Катрин подошла к Крестному.

— Слыхал? — шепнула она изумленно. — Слыхал?

— Что? — удивился Крестный.

— Мама сказала отцу «ты»!

Глава 12

Крестная Фелиси подыскала и сняла для них эти две каморки под крышей ветхого дома в Ла Ганне, нищем пригороде Ла Ноайли.