Валентин Селиванов - Свадебные колокола

• Название: Свадебные колокола
• Автор: Валентин Селиванов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1966

---

Когда он выбрался на берег в городском саду и, с трудом переставляя ноги, добрался до парковой скамьи, была глубокая ночь. Он сидел раздетый, мокрый и дрожал. По его телу ползли мурашки. Вене казалось, что он продолжает плыть. Это было неприятное и странное ощущение.

Потом он увидел Эльку. Она подбежала к нему заплаканная и испуганная.

— Катер… катер давно послали… — растерянно сказала она ему.

— Зачем? — На лице Вени появилась слабая улыбка.

Она не ответила.

— Поцелуй меня, — попросил Веня.

Губы у Эльки были сухие и горячие. Это была награда. Все остальные поцелуи были не в счёт. Всё, что было когда-то, было больше не в счёт.

Венька совершил маленький подвиг. Он не знал об этом. Он не знал и того, что вышел он на берег из моря уже другим человеком — сыном моря, а не генеральским сынком.

А через неделю Веня уезжал домой. Перед отъездом у них с Элькой была долгая ночь у моря. Они сидели на пляже на холодных деревянных лежаках, и перед ними в темноте шумело море.

— Завтра? — спросила Элька.

— Завтра, — медленно ответил Веня. — Ну скажи, примут меня в институт?

— Примут.

— И ты тоже приедешь ко мне?

— Нет. Я поеду на стройку, куда-нибудь далеко в тайгу, — Что-то грустное, незнакомое и чужое для Вени было в её глазах. — Институт — это скучно. Я всегда успею.

Стояла ночь. Вместе с тишиной над морем плыл молодой месяц.

— А я бы могла тебя ждать там, — совсем тихо сказала Элька.

— Я тебе напишу. Хорошо, — ответил Веня. Ему было как-то неловко.

— Ты хочешь, чтобы я тебя ждала?

— Да… хочу, Элька.

— Нет… не так. — Голос Эльки стал совсем тихим. — Совсем… как мужа.

Она не смотрела Вене в глаза. Несмотря на темноту, он почувствовал, что она покраснела.

Веня промолчал. Ему не хотелось говорить. Элька была его первой девчонкой, и он боялся её потерять. Они сидели и слушали тишину долго, пока не пропали звёзды над морем.

— Ты, наверное, счастливый, Веня, — задумчиво сказала Элька. — Счастливый? Да?

— Не знаю, — покачал головой Веня и неуверенно добавил: — Если человек не знает, тогда, очевидно, он может сказать, что нет. Ведь о счастье всегда знают, даже о гладком счастье.

— А гладкое счастье — это несчастье, — твёрдо сказала Элька.

Расстались они по-чужому. Веня не знал, что теряет Эльку, не успев полюбить её. Он только чувствовал какую-то вину перед ней.

Вина проходит со временем, оставляя только шершавый след в памяти. Но и он исчезает. Жизнь удивительна, и чуден мир. Время всё идёт, и нельзя от него отставать. Каждый человек разными дорогами идёт к счастью. Счастье выпадает каждому.

Нашла ли ты своё счастье, Элька? — подумал Веня.

В первый же вечер, когда Веня вернулся домой из Крыма, он спросил своего отца:

— Ты счастлив, отец?

— Наверное, — пожал плечами Калашников-старший. — Каждый понимает счастье по-своему. Когда у тебя всё есть и тебе хорошо — это и есть счастье. Вот кончишь институт и считай, что счастье у тебя в кармане.

В эту ночь Веня вспоминал о прошлом. Было скучно и стыдно.

Ему приснилось море, и Веня почему-то волновался, когда утром открыл глаза. Он видел во сне море и худого мальчишку на берегу. Мальчишка гладил волны и о чём-то говорил. О чём, Веня не знал. Часто мальчишка молчал и смотрел куда-то вдаль. Там, вдалеке, ничего не было видно, только море, большое, красивое и страшное. Веня понял, что мальчишка мечтал.

Как хорошо ему было мечтать у моря. Дома он не мог мечтать ни о чём.

Веня понял это поздно. Единственным утешением была мысль, что он мог понять это гораздо позднее, когда корабль, на который он вступил бы лоцманом, отошёл от берега. А мог бы и вообще не понять. Так тоже случается в жизни.

Конец месяца оказался для Вени самым чёрным днём, памятным на всю жизнь, как шрам от ножа. В этот день состоялась серебряная свадьба его родителей.

Шумела музыка, звенела кубинская гитара, и съезжались гости.

— Видишь, сынок, того лысого мужчину? Это Жемчужный, — тихо шептал Калашников-старший, обнимая сына. — Поболтай с ним немного. Произведи впечатление, не стесняйся. Когда будет уходить, подай ему плащ. У него чудесная дочка и большие связи. Он и мне, и тебе очень нужен.

Страшно потерять любимого человека, сердце которого бьётся вместе с твоим сердцем, сны которого — твои сны. Но ещё страшнее — чудовищно! — иметь отца, не имея его.

Вене было больно сознавать это.

Как пощёчины, хлопали пробки из-под шампанского, люди в белых шёлковых сорочках были как будто на одно лицо. Им было очень весело.

Произвести впечатление, думал Веня, это можно. Это не трудно. Это для меня раз плюнуть. Меня ведь к этому и приучают с детства. И я, как слепой котёнок, пытался всё время производить впечатление.

В этот вечер кончилась беззаботная Венькина юность. Она кончилась как-то сразу, внезапно, неожиданно, как сон. Бывает, проснёшься глубокой ночью и чувствуешь неприятный осадок от кошмаров, которые преследовали тебя во сне. И тогда хочется поскорее встать и сменить простыню.

Всё, что окружало Веню, тяготило его, раздражало и злило. Так рождается ненависть.

Генеральский сынок произведёт впечатление, думал Веня. В этом можно не сомневаться. Я устрою прощальный концерт. Это мне по плечу. Роскошный будет концерт, чёрт возьми.

Веня притащил из подъезда два огнетушителя. Он мало соображал, у него не было времени, чтобы пошевелить мозгами. Он торопился, торопился разогнать публику, омывающую серебро, скопленное за двадцать пять лет его родителями. Больше всех досталось невинному Жемчужному, и его костюм, вне всякого сомнения, не приняли ни в одной химчистке. И связи, верно, не помогли.

Первым огнетушителем Веня отметил прожитую проклятую жизнь, в которой начинал разбираться, вторым дал аванс на будущую.

За подобные выходки людей отдают под суд. Веня не добивался этого и в то же время жаждал возмездия. Но кто мог понять его?

Все разбежались по машинам с весёлым смехом, с тупыми глупыми шутками и сошлись во мнении, что сын весь в отца, немножко зло, но невинно пошутил. Разве знали они, что Веня тушил собственный пожар?

Утром с отцом произошёл разговор. Никакого скандала не было. Просто поговорили за жизнь-жестянку. Собственно, говорил отец, а Веня помалкивал.

Каждый живёт для себя, мой дорогой, говорил отец, и плевать тебе на всех с высокой колокольни. Друзья — ненадёжные люди. Сначала они нужны тебе, потом ты нужен им. Словом, как у обезьян: одна забралась на вершину дерева и всем остальным руку и хвост протянула. Но бананы есть — рты врозь. Невеста есть на примете. Осталось лишь познакомиться.

И всё в таком же духе — карьера и деньги. И самый прямой верный и короткий путь на вершину бананового дерева. Всё очень просто и очень серьёзно. Взаимоотношения людей построены на чёткой и ясной основе. Если ты хочешь, чтобы у тебя были друзья, надо раскошеливаться. Не жалей денег. Тогда они будут всегда рады тебе. Будут ценить и уважать тебя. Им будет приятно снова увидеться с тобой, провести с тобой вечер и помочь тебе. Это любовь искренняя и самая честная, ибо у неё разумная основа — финансовая. В конце концов, надо уметь жить. Или ты судьбу за глотку, или она тебя. Лучше, конечно, если ты её.

То, о чём отец обычно говорил мимоходом, словно шутя и невзначай, просто так — например: «Ну зачем тебе, сынок, собирать своих школьных собутыльников? Дорогой мой, они изгадят всю квартиру, у тебя же есть товарищи своего круга» — он имел в виду детей своих товарищей, — вдруг вылилось в чёткую и точную программу, законам которой Веня должен следовать и свято соблюдать их. Что же касается других программ, они существовали для других.

Если что-то в душе Вени и оставалось тогда, зацепившись как репейник, то это что-то исчезло, как папиросный дым, и душа осталась пустая, истоптанная хромовыми блестящими генеральскими сапогами.

Веня смотрел широко открытыми глазами на отца, который красиво и умело управлялся с ананасом, пил чай с коньяком и с чистой совестью отверг, облив грязью, все человеческие истины.

Сын не выбирает отца, думал Веня. Как же так?

Отец не хочет плохого своему сыну. Для чего люди придумали эти красивые слова? Для оправдания своего малодушия?

Был вечер. Веня стоял у открытого окна и слушал, как ворковали на балконе голуби, как звонили где-то очень далеко в церкви, как тяжело гремели усталые за день трамваи. Веня понимал, что он больше не может, не хочет да и не имеет права оставаться дома.

У него было скверное настроение. Нарастала обида, боль и злость; его будоражила встревоженная совесть. Это были горькие минуты разочарования в самом себе.

Веня вспомнил свою школьную поездку на целину и почувствовал, что, если он останется дома, он сам себе великодушно простит поступок с украденной водой. Имел ли он право простить себе? Вене казалось, что он не имел такого права.