Иван Скачков - Солдатом быть не просто

• Название: Солдатом быть не просто
• Автор: Иван Скачков
• Издательство: Главное политическое управление Советской Армии и Военно-Морского флота
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1975

---

А по шоссе приближалась колонна бронемашин.

— Приготовить гранаты!

Головная машина проскочила мимо затаившегося взвода. Еще одна… И тут слева на шоссе начали рваться мины. Колонна остановилась. По задним машинам, с которых начали соскакивать солдаты, сверху ударили пулеметы и автоматы. Не дав «противнику» опомниться, Гончар поднял взвод в атаку. Под прикрытием пулеметов солдаты быстро пробежали по склону, вырвались на шоссе, а навстречу им спешили другие взводы роты.

Бой закончился быстро. Но сейчас Максим больше радовался не этому выигрышу, а тому, как были возбуждены его солдаты. «Здорово получилось!.. Вот это ударили!» — кричал Березкин.

Прислушиваясь к возбужденным голосам, Максим смотрел на капитана Корнеева. Тот стоял на шоссе за головной машиной, и вряд ли кто мог подумать, что боем с танками руководит сильно уставший человек. Капитан выглядел бодрым и свежим.

Корнеев доложил по радио обстановку на шоссе и получил приказ: роте немедленно прибыть к реке.

— По машинам!

Тем временем главные силы батальона с трудом удерживали в других местах захваченный рубеж. Корнеев решил контратаковать прямо на машинах. Боясь оказаться зажатым с двух сторон, «противник» сопротивлялся недолго, начал отходить. Комбат сразу поставил ротам задачу на его преследование.

Наступило затишье.

Вскоре Максим уловил гул танковых двигателей. Он нарастал, приближаясь, становился сильнее. На лесной дороге показался головной танк. Не снижая скорости, он проскочил по бетонному мосту и устремился дальше по шоссе, обгоняя роту Корнеева…

Максим во весь рост стоял рядом с Березкиным в бронетранспортере, смотрел через стекла противогаза на проносившуюся рядом стальную лавину. Вскоре танки вытянулись до темневшего вдали леса, рассекая оборону, заполнили долину грозным гулом вширь и ввысь, до холодной синевы ночного неба.

Солдатом быть не просто

1

Неподалеку от казарм учебного центра, меж стволов деревьев, поблескивает гладь лесного озера.

У той стороны запруды, где вода с шумом прорывается через металлическую решетку и бежит дальше извилистым ручьем, сидят три солдата. Один из них снял сапоги, опустил ноги в воду.

— Благодать!.. Холодная только, будто из родника.

— Много хочешь, Чайка, видно, забыл, что сентябрь уже хвост показал, — ответил сидевший справа плотный ефрейтор с крупными чертами простого лица.

— Забыть не забыл, Федя, а время в самом деле бежит галопом. Через месячишко тебе увольняться. Уедешь и нас забудешь.

— Что ты сказал? — Федор откинул Чайку на спину, навалился на него большим телом. — Повтори-ка свои зловредные слова.

— Кончай, Федя! — кричит Чайка и так бьет ногами по воде, что брызги обдают спину Федора, вода стекает по его шее на лицо Чайки. — Ой, отказываюсь от своих слов!

Федор отпустил Чайку, сел, вытирая шею носовым платком.

— Ну и здоров же ты… Зачем тебе столько силы?! Уступи мне немного.

— Сам добывай. Я тоже был не лучше тебя, когда пришел в армию. Рост большой, а мышцы слабые, и ключицы так выпирали, что на каждую свободно укладывал по кирпичу — не падали. Мышцы, Николка, наращивай спортом, от него и аппетит подскочит. И не кури. — Федор вырвал изо рта Чайки дымящуюся сигарету, кинул в воду. Тут же поднялся, некоторое время смотрел на торопливые струи ручья, потом бросил взгляд на часы и сказал: — Обувайся, через полчаса собрание.

Они шли к казарме, сохраняя свой обычный «боевой порядок», к которому давно привыкли: справа — механик-водитель Федор Ярославцев, слева — заряжающий Рукас Юцис, оба высокие, стройные, а в центре — маленький, верткий наводчик Николай Чайка. Юцис шагает степенно, говорит мало, зато Чайка то и дело рассыпает скороговорку, часто при этом забегая вперед, или тормошит друзей за рукава. В таком же порядке они стоят в строю, сидят на собраниях и ходят по городу, бывая в увольнении. Так же расположены их кровати — на флангах спят Ярославцев и Юцис, а между ними Чайка. Они настолько привыкли к такому порядку, что Чайка как-то заметил:

— Когда я оказываюсь с краю, чувствую себя неудобно, говорю нескладно и вроде бы теряю равновесие.

Танкисты собирались в Ленинской комнате на комсомольское собрание. Сегодня начиналась сдача Ленинского зачета.

После слова секретаря и выбора президиума первым назвали Федора. Он подошел к столу и неожиданно для всех вынул из кармана футляр, а из него — маленький портрет Ленина в коричневой, местами потрескавшейся тонкой рамке, поставил его на край стола президиума и заговорил:

— Этому портрету больше полувека. Дома он всегда стоит у нас на комоде, а когда мужчины уходят в армию, они берут его с собой. Мой отец служил с ним в армии, а дед в Отечественную войну все четыре года прошагал с ним до самого Кенигсберга. Вернулся с войны — опять поставил портрет на место, а когда я уходил в армию, передал его мне на два года… Лет десять назад я все приставал к деду заменить рамочку, а он — нет и нет. Как-то подвел меня к стене, где у нас издавна висит много фотокарточек, показал на красноармейца в буденовке, сидевшего с большой группой бойцов — среди них был и мой дед, — рассказал: «Вот он, Федя, в двадцатом году на съезд комсомола ездил от нашего полка. Ленина там видел. После, как вернулся в полк, все о Ленине рассказывал, ходил по ротам и рассказывал. Хорошо так, по-простому; грамота у него была маленькая, а слушали, скажу тебе, дай бог иному нонешнему оратору. Вот и портрет Ленина он тогда привез из Москвы». Я спросил: «Привез и тебе подарил?» — «Нет, не дарил он… Гражданская война к тому времени закончилась, только банды гуляли местами. В бою с теми бандами он и погиб. Пулеметчик был, скажу тебе, первой руки, много бандитов успокоил. Ну а портрет, стало быть, ко мне перешел. Рамочка давно пообтерлась, а менять не надо, пусть напоминает те лихие годы». Вручая мне портрет, дед просил беречь его пуще глаза…

— И больше ничего не сказал? — спросил сидевший в президиуме командир взвода лейтенант Чибисов.

— Не сказал. Остальное я сам понял без слов. — И Федор начал рассказывать, как он выполняет свои обязательства в соревновании.

Слушая Ярославцева, лейтенант Чибисов рассматривал простенький, хорошо сохранившийся под стеклом портрет. «Сколько дорог ты прошагал, сколько за эти полвека прошумело событий!» Он хорошо понимал деда Ярославцева, видел, что тот сумел передать внуку свои чувства. От сердца к сердцу, от поколения к поколению…

В этот вечер сумел отчитаться только первый экипаж. Когда Юцис, закончив свое выступление, отвечал на вопросы, в коридоре вдруг резко прозвучали три звонка. Все вскочили, бросились к выходу: тревога!

2

Бой начнется на рассвете. Как только передовые подразделения овладеют противоположным берегом реки, танки переправятся туда под водой.

К полуночи взвод подготовил машины к переправе. Лейтенант Чибисов последний раз обошел свои экипажи. У первого танка его встретил Юцис:

— Товарищ лейтенант, ложитесь на двигатель, я там хвои настелил.

Двигатель уже остыл. Справа от Чибисова лежит Чайка, слева — Юцис. Ярославцев устроился внизу, у правой гусеницы.

Юцис быстро уснул, а Чайка, больше всех уставший за день, все еще не мог успокоиться: свесив голову с брони, торопливо рассказывал Федору о полученном из дома письме.

— Спи, Николка, завтра расскажешь.

— Сплю, уже сплю… Ответь только на вопрос: тот портрет при тебе?

— В нагрудном кармане. Когда объявили тревогу, не успел положить его в тумбочку.

— Еще вопрос: почему только к концу службы показал портрет?

— А зачет-то был не простой, а Ленинский… Ну, спи…

Уставшее тело просит отдыха, но рассказ Чайки о домашних делах вернул Федора в село Порошино. В мыслях оно сейчас стоит перед ним на волжском яру, с крутыми тропинками к каменистому берегу, дальними рощами и, конечно, дорогой к своему дому. На прошлой неделе он получил письмо от матери. Спрашивает, надумал ли поступать в институт. Еще до армии, когда он закончил среднюю школу, настаивала: «Иди, Федюша, учиться на инженера или агронома». А его притягивал к себе автомобиль, хотелось быстрее сесть за руль, самостоятельно водить машину. Любовь к ней перешла от отца и деда. Отец издавна работает в колхозе шофером, а дед в прошлую войну все четыре года водил грузовик на фронте, подвозил боеприпасы, горючее. Федор пошел на курсы шоферов и перед призывом в армию успел полгода поработать в колхозе. Мать долго не могла смириться с его решением. Федор случайно услышал, как она жаловалась соседке: «Мой-то старшенький с причудой. Уж так мне хотелось, чтобы он в институте учился. Ведь в твоей семье, Настя, двое с высшим образованием, а в моей пока ни одного». Соседка спросила: «А мужики ваши как рассудили об этом?» — «За него стоят, и отец, и дед. — Мать безнадежно махнула рукой. — Молодец, говорят, Федор, нашей линии держись. Ишь, как рассудили! Им линия спонадобилась, а мне обидно, что Федюшка не послушался. Выучись, говорю ему, на инженера, а после обнимайся со своей машиной сколько хочешь. А он свое тянет: „Это, мама, от меня не уйдет“».