Марина Чечнева - «Ласточки» над фронтом

• Название: «Ласточки» над фронтом
• Автор: Марина Чечнева
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: О войне
• Год: 1984

Книга очерков Героя Советского Союза, командира эскадрильи 46-го гвардейского Таманского авиаполка посвящена женщинам-летчицам этой прославленной части, двадцать три из которых удостоены высшего звания — Героя Советского Союза. Автор рассказывает также о женщинах-техниках и вооруженцах, об их героическом служении Родине в годы великой Отечественной войны, послевоенной учебе, работе и жизни.

---

— Неужели тебя не учили противозенитному маневру? — в сердцах спросила она Женю.

Та удрученно молчала.

— Здорово вас потрепали! Тридцать две пробоины, — сочувственно говорили техники, когда экипаж вернулся домой.

Немало сложных полетов выполнили позже Клопкова и Гламаздина. Трудный опыт, приобретенный над Курганской, им очень пригодился в дальнейшем. Летали, нагруженные бомбами, а иногда бомбами и листовками.

— Как будем агитировать, командир? — спрашивала Женя. — Сначала словом, а потом делом? Или наоборот?

Сентябрь 1943 года. В полку получена необычная задача — восемь экипажей направляются в район Геленджика, откуда будут летать на Новороссийск. Клопкова и Гламаздина в их числе.

Прилетели в Солнцедар — небольшой поселок на самом берегу моря. В столовой, щедро украшенной резьбой и похожей на сказочный теремок, наших девушек встретили летчики морской авиации. Не обошлось, как это всегда бывало при первых встречах, без ехидных шуток:

— Что это нам «кукурузников» прислали? Чтобы шума больше было? посверкивая глазами в сторону девичьих столов, спрашивал один летчик другого.

— Зачем прислали? — звонко переспросил кто-то из девушек. — Вам в помощь. Говорят, не справляетесь одни…

Парни прикусили языки, а после обеда любезно проводили летчиц до места отдыха.

Наступила первая боевая ночь. Над Новороссийском «ласточек» встретил яростный зенитный обстрел. А в полетах, как всегда вблизи моря, мучили постоянные наши недруги — восходящие и нисходящие потоки.

В столовой вчерашние знакомые встретили отдохнувших девушек приветливо, совсем не так, как вчера. Из их оживленного разговора развеселившиеся летчицы услышали, что девчата взлетают, «что надо», сажают самолеты «впритирочку» и техники в женском полку «правильные»…

— Кажется, нас приняли в морскую семью, — смеясь, сказала Женя.

Первые две ночи командование разрешило выполнить только по одному вылету, а в третью — сделали по два-три вылета и тем вызвали переполох в БАО. Оказалось, здесь по традиции утром за вылет к завтраку вручалась плитка шоколада. Когда на вопрос: «Сколько сделали вылетов?» — очередной экипаж ответил: «Три!», работники БАО заволновались, что у них не хватит шоколада.

Амосова, услышав об этом, подошла к официантке:

— На следующие ночи привозите по одной плитке. Иначе, когда нам дадут «максимум», мы вас разорим…

И разорили бы! Ночь с 15 на 16 сентября — ночь «максимум». Вот что вспоминает Люся Клопкова об одном из вылетов в эту ночь.

«Уже порядком устали. Летим 9-й раз. На этот раз цель — штаб в центре Новороссийска. При подходе видим наш самолет в лапах прожекторов. Его обстреливают со всех сторон, а он, пока не сбросил бомбы, не меняет курса.

— Это экипаж Смирновой, они вылетели перед нами, — сказала Женя.

— Ну, беда! И зенитки, и прожекторы, а мы еще только на подходе, говорю я и даю полностью сектор газа и отжимаю ручку, чтобы быстрее оказаться над целью и ударить по врагу, который держит наших девчат.

— Получайте, паразиты! — Женя сбросила бомбы, и вслед за этим мгновенно мы оказались в лучах прожекторов. В ответ захлопали зенитные снаряды.

Пытаюсь развернуть машину в сторону дома, но тут смолкает мотор, словно захлебнулся. Через мгновение заработал, но чувствую — недодает оборотов. Цилиндр вышел из строя? Из лап прожекторов вырвались, Высота падает.

— Надо спасательные жилеты приготовить! — говорит Женя. Посадка на воду мне совсем не улыбается.

— А может, лучше на неразминированный аэродром сядем? — предлагаю я (об этом аэродроме на Малой земле нам на днях говорила Амосова).

— Ну нет, — решительно возражает Женя, — пусть лучше нас катера выручают!

Летим над водой, так как для полета над гористым берегом нам не хватает высоты. Изредка мигаю бортовыми огнями, с катеров отвечают дружелюбным помигиванием — видят, что самолет летит слишком низко…

И все-таки тянем потихоньку к своему аэродрому. Подлетели. Разворачиваться нет возможности — придется садиться поперек старта, с прямой. И вдруг почти перед самым берегом нисходящим потоком машину бросает чуть не к самой воде, спасительный берег где-то над нами. Неужели в воду? Но чудеса не кончились — в следующий миг нас встряхнуло, подняло и я еле успела дать ногу влево, чтобы не перескочить площадку и не попасть на кустарник… „Ласточка“ остановилась, почти не сделав пробега, и мотор заглох окончательно…

К самолету подошла стройная худенькая девушка.

— Спасибо вам за Машу Смирнову, — негромко сказала она и отошла.

— Кто это? — спросила я.

— Полина Тучина, вооруженец…

Ни есть, ни спать не хотелось — сказались усталость и волнение последнего полета. Люся и Женя поднялись в гору, к колхозному винограднику. Женщины, работавшие там, угостили их виноградом. Отщипывая одну за другой янтарные ягоды, Люся огляделась вокруг — в зеленой подкове берега бухта. Под утренним солнцем вода в ней сверкала голубым перламутром. Утопающий в зелени Геленджик…

— Женя, какая красота!

Когда вернулись с виноградника, никто не спал.

— Девочки, пойдем искупаемся, может, потом спать захочется…

Быстро спустились в маленькую бухточку.

Из воды, только сначала казавшейся холодной, не хотелось выходить. Улеглись под сентябрьским солнцем на песок.

— А знаете, почему нам не спится?

— Почему?

— Да потому, что нет артобстрела!

— Правда, не слышно. Может, фрицы драпанули из Новороссийска?»

Оказалось, действительно — в этот день Новороссийск был освобожден.

* * *

Небольшой рыбачий поселок на берегу Азовского моря. Пересыпь. Все разрушено. Несколько маленьких домишек. У дороги, прямо вдоль обрывистого берега, стоят наши фанерные самолетики. На фоне безбрежного моря они кажутся игрушечными. Вдоль поселка и дальше — на запад — грейдерная дорога. По ней день и ночь идут грузовики — к фронту и обратно.

У самой дороги начинается летное поле, а заканчивается оно обрывом к морю. Сильные ветры, дожди…

Первая эскадрилья живет в самом близком к аэродрому домике. Федоровна хозяйка дома, две ее взрослые дочки и семилетний сынишка Василек ютятся на кухоньке, отдав девушкам спальню и залу (так называли здесь лучшую комнату). В этих двух комнатах для летчиц и штурманов оборудовали нары, на которых шуршат набитые камышом матрасы.

Василек смотрит на девушек влюбленными глазами и считает своим долгом провожать их вечером до аэродрома, а утром встречать после полетов. Люся после обеда в столовой собирает на столах оставшийся хлеб и несет его Федоровне.

— Да ты что, дочка, — смущается хозяйка, — у нас: рыба есть! (Ее дочери в рыбацкой бригаде колхоза).

— Рыба рыбой, а хлеб — всему голова, — возражает Люся, — я сама в тридцать третьем испытала, как без хлебушка…

Вслед за Люсей хлеб для Федоровны стала приносить и Тоня Павлова, новый Люсин штурман.

Разлуку с Женей Гламаздиной Люся очень переживала. Слетались, сдружились накрепко. Десять месяцев Клопкова на фронте. Выполнила 280 вылетов. Отмечена уже вторым орденом — Красной Звезды. И вот опять все по новой — снова учить, снова привыкать. Но приказ — закон для солдата…

Трудная осень, а затем зима выпали на нашу долю в Пересыпи. К обычным тяготам военной жизни прибавились погодные: туманы, дожди с ветрами пополам со снегом, всепроникающая промозглая сырость — и летать трудно, а когда не летаешь — на душе скверно. Хочется ежедневно, ежечасно чувствовать свою необходимость фронту. Утомляли и бытовые неурядицы, хоть мы их старались не замечать. А справляться с ними помогали дружба и ничем непобедимое чувство юмора.

Помнится, спали все на матрасах, набитых камышом, а для мягкости на каждый экипаж выдали по одному спальному мешку. В одну из особенно холодных ночей Люся и Тоня, вернувшись с аэродрома — полеты отменили из-за плохой погоды, — решили забраться в спальный мешок вдвоем, чтобы хоть как-то согреться.

«Проснулась я днем, — рассказывала Люся, — и не могу голову повернуть, будто держит кто. Стала будить Тоню.

— Павлик! Проснись, посмотри, за что-то косы мои зацепились, а я руки из мешка никак не вытащу…

— Ой, летчик! (Тоня только так ко мне обращалась). Косы твои к оконному стеклу примерзли… Полежи, а я у Федоровны воды горячей спрошу…

— Ну, что вы все возитесь, — недовольно заворчал кто-то со сна, — спать не даете!

Но когда разобрались, в чем дело, раздался такой дружный смех, что стало вовсе не до сна…»

Надо сказать, что косы, с которыми Люся не решалась расстаться, доставляли ей немало хлопот. Тупую боль в боку Клопкова чувствовала теперь постоянно — не только в полетах, но и на земле. Увидев, как Люся стирает, поставив правую ногу на скамью, и узнав, что ее постоянно донимают боли, Тоня и Женя Гламаздина стали помогать своему летчику. Быстро вымыв коротко стриженные головы, штурманы принимались за Люсины косы…