Алексей Волынец - Жданов

• Название: Жданов
• Автор: Алексей Волынец
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03633-8

Андрей Александрович Жданов по праву является самой загадочной политической фигурой эпохи Сталина. С 1948 года не появилось ни одного полноценного исследования его биографии на русском языке. Родившийся в семье православных богословов, он стал ведущим идеологом сталинизма. Во время индустриализации строил Горьковский автозавод и первые тяжёлые танки. В 1941 году создавал Ленинградское народное ополчение и ледовую Дорогу жизни, но некоторые и ныне считают его виновником ужасов блокады. Он публично критиковал Ахматову, Зощенко, Трумэна и Тито. Учил писателей соцреализму, философов философии и композиторов музыке. Дружил со Сталиным и враждовал с Маленковым и Берией. Обстоятельства его смерти до сих пор вызывают вопросы у историков. Члены сталинского политбюро считали его «мягкотелым», но и ныне он остаётся пугающим жупелом для части российской интеллигенции и всех националистов Прибалтики и Финляндии. «Ждановщину» разоблачали западные советологи во время холодной войны, Горбачёв в годы перестройки, и она до сих пор разоблачается в либеральной публицистике.

Так кто же такой А. А. Жданов? Данная книга впервые в современной России на основе массы архивных документов пытается всесторонне рассказать об этой непростой личности.

---

После революции эта искренняя неприязнь к столичной «салонности» с её «аристократическими» замашками, особенно остро воспринимавшимися разночинной интеллигенцией полуфеодальной империи, трансформировалась в решительное неприятие тех, кто был чужд будням строительства нового общества. Ведь это новое общество строилось во многом потом и кровью той самой провинциальной интеллигенции, некогда ушедшей «в социализм». Накануне великой войны сюда примешивался ещё один немаловажный момент — осознание того, что в период тяжёлых испытаний уж точно не нужны будут рефлексирующие неврастеники и сторонние созерцатели. Нужны будут люди, способные своё творчество сделать средством достижения победы, мобилизовать во имя высокой цели человеческие характеры и чувства.

Докладная записка Крупина Жданову по форме — пусть и спорная, но самая настоящая литературная рецензия с обильным цитированием стихотворений Ахматовой: «Переиздаётся то, что было написано ею, главным образом, до революции. Есть десяток стихов (а в сборнике их больше двухсот), помеченных 1921 — 1940 годами, но это также старые "напевы".

Стихотворений с революционной и советской тематикой, о людях социализма в сборнике нет. Всё это прошло мимо Ахматовой и "не заслужило" её внимания.

Издатели не разобрались в стихах Ахматовой, которая сама в 1940 году дала такое замечание о своих стихах:

"…В стихах всё быть должно некстати,
Не так, как у людей.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда…"

Два источника рождают стихотворный сор Ахматовой и им посвящена её "поэзия": бог и "свободная" любовь, а "художественные" образы для этого заимствуются из церковной литературы»{325}.

С церковной-то литературой товарищ Жданов был знаком не понаслышке… Разгромная «рецензия» Крупина писалась явно в спешке, и, похоже, чиновный автор перепечатывал отрывки из Ахматовой по памяти, так как допустил в цитировании мелкие ошибки. От рецензии докладная записка управделами ЦК отличалась лишь последней безапелляционно-начальственной фразой: «Необходимо изъять из распространения стихотворения Ахматовой».

Ситуация вокруг Ахматовой усугублялась тем, что она была ленинградской поэтессой и, помимо Ленинградского отделения издательства «Советский писатель», её стихи в том же году активно публиковали литературные журналы города на Неве — «Ленинград», «Звезда», «Литературный современник». И товарищ Жданов, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома, особенно остро воспринял это, с его точки зрения, форменное безобразие, написав на первом листе рецензии-докладной раздражённую резолюцию: «Просто позор… Как этот Ахматовский "блуд с молитвой во славу Божию" мог появиться в свет? Кто его продвинул?»{326}

Современные ценители и исследователи творчества и судьбы поэтессы не сомневаются, что не раз потом звучавшая в разных вариациях фраза товарища Жданова про ахматовский «блуд с молитвой на устах» является плагиатом из статей 1920-х годов крупнейшего ленинградского литературоведа Бориса Эйхенбаума[10]. Однако высказывание о «блуде» секретаря ЦК может быть куда более личным.

Никто из исследователей ранее не обратил внимания, что у Жданова и Ахматовой давно, едва ли не с начала века, были общие знакомые. Волей судьбы одна из лучших художниц Серебряного века О.Л. Делла-Вос-Кардовская была другом семьи и столичной поэтессы Ахматовой, и провинциального интеллигента Ивана Жданова, родного дяди нашего героя. В Переславле-Залесском большой дом четы художников Кардовских соседствовал с домом учителя Жданова, а в Царском Селе, петербургском дачном пригороде, Кардовским принадлежала половина дома, хозяевами второй половины которого была семья тверских дворян Гумилёвых. В 1909 году Кардовская напишет портрет Николая Гумилёва, в 1914 году — портрет Анны Ахматовой, в 1923 году — портрет Ивана Жданова. При всей женской дружбе с Ахматовой, Кардовская явно сочувствовала семейной драме Николая Степановича. И, судя подошедшим до нас мемуарам о семействе Кардовских[11], более чем вероятно, что именно Ольга Людвиговна стала источником слухов, впрочем, вполне небеспочвенных, о весьма вольной личной жизни Анны Андреевны… Для круга общения провинциальных интеллигентов в переславской усадьбе Кардовских такие «римские» нравы петербургской богемы были весьма шокирующими. Теперь вспомним: Андрей Жданов и до революции, и в 1920—1930-е годы не раз гостил в семье дяди в Переславле. И он сам, и его интеллигентные родственники уж точно любили поболтать «о вечном», о литературе. Так что такие соседские сплетни о «блуде» знаменитой поэтессы Ахматовой Андрей Жданов вполне мог получить практически из первых рук…

Всё семейство Ждановых, с их священническими корнями и «народническим» мировоззрением, отличалось весьма строгими взглядами на мораль в отношениях полов. А наш герой к тому же всю жизнь любил одну-единственную женщину, свою жену. Так что Жданов вполне искренне презирал «блудницу» Ахматову, и отношение к ней как к человеку полностью совпадало со столь же презрительным мнением о её творчестве.

В сентябре 1940 года Жданов оставляет пост начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) — накануне войны он всё глубже погружается в сложнейшие вопросы подготовки армии и военной промышленности. Все «литературные» и прочие «культурные» вопросы были лишь малой частью занимавших его проблем.

Отладив за полтора года функционирование «идеологического монстра», агитпропа, Жданов передал его 32-летнему Георгию Александрову, бывшему тамбовскому беспризорнику, благодаря советской власти и комсомолу закончившему в начале 1930-х Московский институт истории и философии[12]. Он был штатным философом и редактором Отдела пропаганды ЦК, только что защитившим диссертацию об Аристотеле. Однако, оставив пост начальника агитпропа, Жданов лишь расширил свои функции и своё влияние в государственном аппарате — политбюро поручило ему «наблюдать» за деятельностью Управления пропаганды и агитации. А человек из его команды, Пётр Поспелов, в те же дни стал главным редактором газеты «Правда».

Выполняя указания Жданова, новый начальник Управления пропаганды и агитации Александров подготовил для заседания Секретариата ЦК ВКП(б) проект постановления «Об издании сборника стихов Ахматовой» из двух пунктов. В первом «за беспечность и легкомысленное отношение к своим обязанностям» объявлялся выговор директору издательства «Советский писатель» и директору его Ленинградского отделения, а также политредактору Главлита[13]. Вторым пунктом предлагалось «внести в ЦК ВКП(б) предложения об усилении политического контроля за выпускаемой в стране литературой». В таком виде постановление было представлено секретарям ЦК Жданову и Андрееву. Резолюция первого гласила: «За. Жданов». Но председатель Комиссии партийного контроля прореагировал жёстче: «По-моему, это решение недостаточно. Андреев». Вероятно, этот ныне абсолютно забытый человек с примечательно безликим именем Андрей Андреевич Андреев вспомнил, что дочь петербургского чиновника Аня Горенко писала богемные стихи как раз в то время, когда он, сын нищего смоленского крестьянина, работал посудомойкой в московском трактире.

В итоге в УПА дополнили проект постановления: «Отметить, что работники издательства… политредактор Главлита… допустили грубую ошибку, издав сборник идеологически вредных, религиозно-мистических стихов Ахматовой»{327}. Андреев вписал карандашом ещё один, очень короткий последний пункт: «Книгу стихов Ахматовой изъять». В 1914 году, когда у «царскосельской весёлой грешницы» вышла первая большая книга стихов о салонных томлениях изысканной барышни, подросток Андрей Андреев вкалывал на петербургской обувной фабрике «Скороход».

«Перо задело о верх экипажа. / Я поглядела в глаза его. / Томилось сердце, не зная даже…»{328} — не зная, даже не задумываясь о тех миллионах полуголодных, остававшихся за бортом того экипажа. Позже Жданов совершенно справедливо в глазах большинства людей своего поколения назовёт эти стихи Ахматовой «поэзией десяти тысяч верхних старой дворянской России».

Впрочем, не стоит думать, что тут была какая-то вражда к стихам и поэтам или повышенное внимание конкретно к Ахматовой — данному постановлению оргбюро от 29 октября 1940 года предшествует постановление политбюро о проведении вечера, посвященного памяти Адама Мицкевича. Сама поэтесса отнюдь не была «запрещена» — в следующем году журнал «Ленинград» опубликует цикл её стихотворений. Изъять же в ноябре вышедший весной сборник Ахматовой просто не успели, так как его быстро раскупили обитатели столиц, Москвы и Ленинграда. Видимо, ещё и поэтому сообразительный товарищ Жданов не спешил включать пункт об «изъятии» в проект постановления.