Феликс Медведев - Сильные женщины. Их боялись мужчины

• Название: Сильные женщины. Их боялись мужчины
• Автор: Феликс Медведев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-6995-1072-6

Книга известного журналиста и писателя Феликса Медведева — о знаменитых женщинах, звездах кино и сцены, женах и музах не менее знаменитых мужчин, подругах, любовницах…. Среди героинь — Галина Вишневская, Элина Быстрицкая, Мирей Матье, Катрин Денев, Майя Плисецкая, Людмила Гурченко, Елена Образцова, Алла Демидова, Тамара Гвердцители, Ольга Кабо, Алла Пугачева, Анастасия Волочкова… Многие из них считают свои судьбы удавшимися, счастливыми, некоторые полагают, что в их жизни было не так много хорошего, не хватало любви и заботы. Но всех объединяет стремление чувствовать себя в этом мире, в своей профессии, в отношениях с «сильной половиной» самодостаточными и уверенными. Хотя книга складывалась в течение нескольких лет, она современна, ведь судьбам, историям жизни талантливых, ярких героинь, поведанным ими самими, будут сопереживать и сегодня, и завтра.

---

— Это Левицкий — «Екатерина Вторая». Это Елизавета, очень известный портрет, может быть, рисовал Антропов. Но под вопросом. Это Петр I Моора, царь позировал художнику. Представляете? Ведь монархов чаще всего рисовали по памяти. Это портрет государя Николая II работы Серова, жаль, что руки как бы не дописаны, но в этой незавершенности своя прелесть. А этот фарфор императорского завода, редкий, в особенности статуэтки. Мебель собиралась по разным странам: Аргентина, США, Англия. В основном на аукционах.

— Какие красивые шторы! — Из Зимнего дворца! Редчайшие! Дорожу ими очень. Раз в три года своими руками стираю, никому не доверяю эту прелесть. Там, наверху, Репин. Это Иванов — этюды к «Явлению Христа народу». Правда, потрясающие?! Это Боровиковский, женский портрет, рядом мадам Бестужева. А это, взгляните, Алексеев. Ну, Венецианова вы, конечно, узнали. Это…

Это ее русский дом, здесь все из России. Когда Брежнев лишил гражданства знаменитых музыкантов, они стали искать постоянный приют. До этого ничего не покупали, жилье снимали.

— А это «палех» заказной?

— Да, сделано еще в России. Подарок Славы. Я — в разных ролях. Художнику дали мои фотографии, имени моего не сказали, чтобы не портить ему карьеры. Как нас тогда называли в газетах: «идейные перерожденцы», антисоветчики, предатели родины?.. О лишении нас гражданства мы узнали в Париже, сидя у телевизора. Шаляпина, кстати, о подобной новости предварительно известили.

Чувство, которое я испытала в тот день, это чувство унижения, глубочайшего оскорбления человеческого достоинства. Люди, стоявшие тогда у власти, позволившие себе так поступить с нами, были просто аморальны, ничтожны, нравственно ущербны. Родину дает нам Бог, мы принадлежим к русской культуре, мы русские люди по крови, по традициям, истории. Мы принадлежим народу, так же, как народ принадлежит нам. Отнять все это или подарить — просто невозможно. Но вы знаете, я не испытала ощущения, что у меня отняли родину. Это ощущение не пришло ко мне и позднее. Но вот то, что меня человечески унизили, это незабываемо, непростительно. Поэтому поехать в Россию после того, как тебя вытолкнули из дома, да еще и плюнули вслед, и с большим удовольствием не однажды плевали, я не считаю для себя возможным.

Но, знаете, моя душа во мне. Свой народ я люблю, никогда от него не отрекалась и не отрекусь. Несмотря на то, что со мной так подло поступили, я была русская, русской и останусь. Да я и не хочу быть другой, я горжусь тем, что принадлежу к великому народу, с этим чувством жила, с этим чувством и буду жить столько, сколько угодно Богу…

Мне захотелось встретиться с Галиной Павловной Вишневской после того, как уже в Париже я прочитал ее книгу «Галина. История жизни». Начал читать и всю ночь напролет не сомкнул глаз, не мог отложить ее в сторону. Эта книга — одно из самых впечатляющих свидетельств современника о нашем времени. Рассказанная просто, безыскусно, искренне, честно, история жизни и творчества выдающейся певицы современности потрясает. Прочитав книгу, я пришел к Галине Вишневской уже не только как к великой актрисе, а как к человеку уникальной трагической судьбы…

— Мне давно хотелось рассказать о том, что произошло со мной, о моей жизни. И вдруг как-то разом, было это году в восьмидесятом, стали все говорить: «Ты должна написать книгу. В твоей жизни столько интересного!» И я решилась: найду-ка я человека, который написал бы книгу за меня. От моего имени. Мне и в голову не приходило, что сама смогу это сделать. Я писем-то писать не терпела. Договорилась с одной эмигранткой. Но когда она сделала первые страницы, где каждая фраза, сказанная как-то не так, не по-моему, меня безумно раздражала, мы обе поняли, что у нас ничего из совместной работы не получится. Но что же делать с наговоренным уже материалом? Я сидела перед пустым белым листом бумаги и думала. С чего начинать? Как начинать? Ручка словно обжигала. Несколько дней просидела как в забытьи, прежде чем вывела первые строчки. О самом начале: «Яркий солнечный день… Я бегу по зеленому изумрудному лугу — мне неполных четыре года — и с размаха вслед за мальчишками прыгаю с крутого берега в речку… В памяти навсегда остался мутно-зеленый цвет воды, я стою на дне, сжимая и разжимая ладошки вытянутых на поверхность рук, вероятно, чтобы ухватиться за что-то… Мои руки увидели с берега взрослые и вытащили меня. Я, наверное, не успела испугаться, но помню, что отлупила меня мать как следует. А я ревела и не понимала, почему меня ругают, а мальчишек — нет. Почему им можно нырять, а мне нельзя? Как это так — я не умею плавать? Раз они умеют — значит, и я умею! Вероятно, тогда я впервые пыталась отстаивать свое человеческое достоинство и право на свободу действий… И пошло, и пошло… Первой читательницей стала Таня Максимова, моя подруга, жена писателя Владимира Максимова. Она залпом прочитала от руки написанные страницы. «Только не останавливайся, пиши!» — сказала она уверенно. «А потом, — спрашиваю, — что делать будем?» — «А потом возьмешь машинистку, она тебе все перепечатает, ты пройдешься по тексту и многое увидишь по-другому». Слава о моих литературных опытах еще не знал. Таня не сдержала слова и показала написанное своему мужу. Я сгорала от стыда. И вдруг Владимир Емельянович, прославленный писатель, редактор журнала «Континент», прочитавший горы рукописей, мне звонит: «Начал читать и не мог оторваться…» Эти слова были мне подарком и поддержкой. Так родилась книга.

Книга Галины Вишневской впервые вышла в Америке на английском языке в 1984 году. Потом сразу же в Англии и во Франции. Четвертое издание вышло по-русски. Сейчас книгу перевели на пятнадцать языков. Она получила несколько литературных премий. Стала бестселлером.

— Книгу я писала не для советского читателя. Мне и в голову не приходило, что при моей жизни она будет опубликована в России. Поэтому я писала с расчетом, и это чувствуется в книге, на западного читателя. И если «Галину…» будут издавать в России, то переделывать ее я не буду, пусть все остается так, как было. Я не хочу подделывать ее под советского читателя.

Когда писала, держала себя в узде. Вы думаете, я обо всем написала? Нет, далеко не обо всем. Я пришла в театр в 1952 году, кто был перед нами? Козловский, Лемешев, Максакова, Давыдова, Шпиллер, Ханаев, Пирогов, Рейзен, Михайлов… Боже мой, кого там только не было! Мы, молодые, от них многое взяли, и прежде всего честное отношение к искусству.

Когда же нас постепенно стали гнуть, как меня, кто-то уволился, кто-то уехал, кто-то на пенсию ушел. Вот я здесь и оказалась. Театр обезглавлен, убрали режиссера, Бориса Покровского, просто выжили его из театра. А кто его выжил? Да середняк воинствующий. Выжить такого режиссера, уникальную личность, единственную сегодня в мировом оперном искусстве!.. Выставили. Я не знаю такого, как Покровский, и чтобы так с ним рассчитаться и как ненужного отбросить от театра?! Вот вам и результат! Что еще нужно? Рождественский не работает, в таких условиях такому большому артисту, как он, работать невозможно. Светланов? Тоже не могут наладить с ним отношения. Вероятно, создают условия такие. Я пишу о Светланове в своей книге, мы начинали вместе. Были у него разные периоды. Большой мастер с богатейшим жизненным опытом, он мог бы принести огромную пользу театру. Ростропович? Вот такие люди могут спасти искусство, без них ничего не получится: на пустом месте плоды не растут.

— Какой, по-вашему, театральный коллектив является сегодня ведущим в мире?

— Коллектива я не вижу. Нигде. Разница лишь в подборе солистов, где-то более удачный подбор, где-то менее удачный. Где-то звезд больше, где-то меньше. Кстати, звезды не всегда ярко блестят. Вы, наверное, это тоже понимаете? Так вот, театра-ансамбля я не вижу. Не знаю такого. В том смысле, в каком мы понимали в свое время ансамбль. Как мы понимали ансамбль Большого театра? В слиянии, в порыве… Сегодня нет выдающихся солистов-личностей. Голоса есть, но личностей единицы.

— Вы тесно общаетесь с мировой культурой. Какие имена, по-вашему, символизируют уровень нынешнего музыкального искусства?

— По-настоящему крупных — не так уж много. Певцы Доминго, Паваротти, дирижеры Джулини, Караян, недавно, к сожалению, умерший… Знаете, если же сравнивать советское искусство, то условный мировой стандарт значительно выше. Даже сам стандарт, он другого уровня, чем в Большом театре, где нет больших личностей.

А вообще мне кажется, что мир сейчас переживает не то чтобы застой в искусстве, и особенно в оперном искусстве, нет, но все как будто ждут каких-то внутренних потрясений. Что-то должно произойти, чтобы все сдвинулось.

Здесь, на Западе, у искусства совсем иные возможности. Хотя бы потому, что артисты могут зарабатывать большие деньги, они свободны во всем. И они знают: пока молод, надо зарабатывать себе на жизнь.