Александр Колмогоров - Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой

• Название: Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой
• Автор: Александр Колмогоров
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7784-0421-2

В книге правнука ныне забытой русской писательницы Н. А. Лухмановой (1841–1907) и праправнука главного сибирского кожевенника Ф. С. Колмогорова (1824–1893) представлена увлекательная история семейных хроник, уходящих корнями в XI–XVI века.

Рассказы о бурной, почти авантюрной жизни «неистовой Надежды», приведшей ее на русско-японскую войну, о судьбах ее незаконнорожденных детей, а затем и внуков, среди которых немало людей известных и чрезвычайно интересных, их дневники, письма, стихи, воспоминания — все это читается на одном дыхании. На страницах книги читатель найдет и малоизвестные факты биографии музы Н. Гумилева — Татьяны Адамович, а также ее брата — поэта Георгия Адамовича.

Впервые представлены не публиковавшиеся ранее материалы из центральных и региональных архивов, музеев, семейного архива автора и других источников.

---

Дорогая Изабелла Аркадьевна! Не откажите в удовольствии видеть Вас у меня в воскресенье 11 ноября вечером (и не только). Надо серьёзно поговорить о Вашей пьесе и о содействии в спектакле. Будут В. А. Колышко и другие. Примите мой сердечный привет…[480]

В этой же квартире находили кров и пищу и люди далёкие от искусства. Из объявления Лухмановой в газете «Биржевые новости» от 24 октября 1902 года: «Принимаются всякие пожертвования на Адмиралтейской набережной 10, в квартире 17, где я приютила женщину, не имеющую угла. Портниха А. Д. М-ва, пьяный муж ударил ножом. Пролежала 3 месяца в Елизаветинской больнице, болеет и бедствует, дошла до полной нищеты. Прошу помочь».

К 1902 году относится знакомство писательницы с одиозной, а ныне прочно забытой политической фигурой в рабочем движении начала XX века — священником Георгием Гапоном, будущим председателем печально известного (по событиям кровавого воскресенья 9 января 1905 года) «Собрания русских фабрично-заводских рабочих С.-Петербурга».

Общаясь в редакции одной из газет с тогда ещё 24-летним студентом Петербургской духовной академии и в значительной мере содействуя упрочению его карьеры в официальных кругах, Надежда Александровна с проницательностью цыганки и едкостью публицистки предостерегала пастыря:

…Вы ведёте себя бестактно, отец Георгий. Светские дамы ухаживают за Вами только потому, что в их романах не было попа, а сами по себе вы никому не интересны. Из всех нас — здесь вы самый младший и наименее образованный человек и имеете значение только как священник.

Если вы не дорожите этим званием и роняете его, подчиняясь очарованию дамских улыбок так же, как роняете себя в глазах моей прислуги, угощаясь в постные дни бифштексом, а вместо чаю — пивом, то, как быстро вы возвеличены, так же быстро можете и пасть в сферах, куда вы проникли. Гапон краснел и ёжился…[481]

На 1902–03 годы приходится пик лекторской активности стареющей публицистки, ещё принимаемой аудиторией, но уже и осыпаемой многочисленными нападками, обвинениями и издёвками со стороны своей же пишущей братии:

…Воспользовавшись кратковременным пребыванием в Москве г-жи Лухмановой, мы поспешили проинтервьюировать уважаемую писательницу, тонкого знатока женского вопроса, покрытую неувядаемой славой переводчицы и популяризатора «Ночи» г-жи де-Монтесон.

Когда мы переступили через порог её кабинета, убранного чрезвычайно изящно и украшенного большими поясными портретами Марии Стюарт[482] и мадам Анго,[483] г-жа Лухманова дописывала последние строчки своей новой работы «Ах, вы, охальники», посвящённой мужчинам… Прощаясь, мы рекомендовали почтенной защитнице женского обаяния новый, поразительный по части фривольности и смелости в обнажении dessous[484] французский фарс для благосклонного перевода и поспешили откланяться.

Пэк[485]

Её «Девочкам» юные гимназистки поголовно предпочитали теперь «Записки институтки» 27-летней бывшей «павлушки» Лидии Чарской. Общественное мнение и его социальные акценты стремительно менялись в преддверии Русско-японской войны и первой русской революции, хотя её лекции (в пользу различных благотворительных обществ и приютов) по-прежнему находили своих слушателей в Москве, Курске, Харькове, Киеве, Севастополе, Одессе, Варшаве, Житомире, Вильно, Н.-Новгороде, в Соляном городке Петербурга[486].

В материальном плане подобные мероприятия, несмотря на хлопоты с разъездами, являлись приличным источником дохода и приносили лекторше от 100 до 160 рублей за выступление (судя по денежным отчётам их устроителей). Но сбережений, даже на «чёрный день», у Надежды Александровны так и не появилось. А обратиться к бывшим мужьям — генералу Адамовичу, надворному советнику Колмогорову, коллежскому секретарю Гейслеру — ей не позволяла её женская гордость. Оставались без ответа и униженные послания к недавнему покровителю…

Из писем к А. С. Суворину от 5 и 7 марта 1902 года:

«Многоуважаемый Алексей Сергеевич!

3 марта я вернулась из Варшавы, где 6 недель пролежала в больнице Красного Креста (тиф) с осложнениями. Слабость, ехать и работать не могу. У меня свидетельство о перенесении тяжёлой болезни. Хочу обратиться в литературный фонд за помощью. Но пока всё это будет оформлено…, а я в тяжёлом положении. Всё, что было заработано за декабрь-январь месяцы, съела болезнь. Я платила по 4 рубля за больницу и за 2 месяца не оплачена квартира. У меня ни гроша. Не знаю, как и жить.

Прошу лично Вас о помощи, хотя мне стыдно и больно и хочется разорвать письмо. А потом подумаю о Вашей действительной доброте и возникает надежда, что Вы не пошлёте меня к чёрту, а наоборот.

С искренним уважением Н. Лухманова.

…Я не могу поверить, чтобы Вы не захотели даже ответить на моё первое письмо. Как бы Вы ни были озлоблены на людей, но если обращается за помощью женщина, в которой Вы признавали прежде ум и талант, обращается по праву бедняка-рабочего к такому же, но теперь разбогатевшему человеку, — не может быть, чтобы не нашлось у Вас желания помочь. Неужели это стыдно просить о помощи? Ведь я-то верю в Вашу доброту!..[487]

Лето 1902 года привнесло свой „жар“ в личную жизнь Марии Адамович. С открытием в сентябре 1900 года в Императорском Новороссийском университете (в Одессе) 11 — го по счёту в России медицинского факультета ряд приват-доцентов Военно-медицинской академии изъявили желание внести посильную лепту в становление медицинского образования и научно-клиническую деятельность юга Новороссии (Украины). Среди добровольцев оказался и доктор медицины В. Н. Массен, кавалер российских орденов Св. Станислава и Св. Анны третьих и вторых степеней, Высочайшее назначение которого на должность экстраординарного профессора нового факультета состоялось 13 июня 1902 года.

Окрылённый оценкой своих заслуг и перспективами, 42-летний профессор прибыл в Одессу с гражданской женой. „Молодые“ обосновались на Херсонской улице,[488] и в декабре Мария оказалась беременной… Их желанный первенец — дочь Елизавета — появилась на свет 16 августа 1903 года, незадолго до дня их официальной свадьбы.

Из письма В. Н. Массен к Б. В. Адамовичу в Варшаву от 14 февраля 1903 года:

Дорогой брат мой Боря!

Спасибо за добрые слова, обращённые ко мне в письме твоём к Марусе от 1 февраля. Я с величайшей радостью протягиваю тебе взаимно руку и прошу считать меня близким и навсегда сердечно преданным. От души благодарю за отклик на приглашение к нашей свадьбе. Рады, что ты будешь рядом с нами в наш знаменательный и счастливый день. Предполагаем свадьбу на моей даче в Сочи (Катково-Леонтьевские участки № 6, 13–14) в конце лета.

Теперь я вдали от дома, вблизи румынской границы. Сижу у одной сельской дамы, собирающейся стать матерью. Прими мою записочку как отклик сердца, как искренний знак моей дружбы. Тв. В. Массен»[489].

Но счастье молодой семьи оказалось таким коротким…

В Москве организатором общения писательницы с аудиторией Исторического музея на тему «О недочётах жизни современной женщины», переполненной и светскими дамами, и обитательницами знаменитой «Ляпинки»,[490] являлся сам профессор Московского университета, историк В. И. Герье[491].

Реплики же недоброжелателей (с некоторых пор и В. В. Розанова)[492] в печати[493] с обвинениями в отсутствии новизны, свежести мысли, пережёвывании старых газетных статей и собственных размышлений Надежда Александровна публично парировала достойной отповедью в одной из газет: «…Новым может быть только изобретение, открытие или… повторение всеми забытого. Если бы Христос пришёл опять на землю, то и он не сказал бы ничего нового людям, а велел бы хранить свои старые заветы…»

По сей видимости, её творчество не прошло мимо внимания упоминаемого нами выше взыскательнейшего А. П. Чехова. Известен его автограф в записной книжке от сентября 1903 года после общения на своей даче в Ялте с литератором и сотрудником «Нового Времени» Л. Л. Толстым (сыном Л. Н. Толстого): «Своими рассуждениями о Сгриндберге[494] и вообще о литературе Лев Львович очень напоминает Лухманову»[495].

Между тем созидательный процесс не покидал Надежду Александровну. В печати появились её новые комедии — «Новая женщина»[496], «Охотник за белой дичью»[497], «Красавица Фраскита»[498], «Коррехибор»[499], шутка «Я хочу знать»[500]. Были написаны: «Папский пояс» (фарс); «Пью-Пью» (Девушка и солдат) переделка с французского; «Тайная связь» (комедия); «Знаменитый профессор химии»; «Маленький лорд» и другие.

В зимний сезон 1902/1903 годов на столичной сцене шла её «Ночь госпожи де Монтесон»[501]. Вышел и очередной сборник рассказов «Не сказки» для детей[502].