Герман Воук - Марджори

• Название: Марджори
• Автор: Герман Воук
• Издательство: Континент-Пресс
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7523-0032-0

Америка, 30-е годы XX столетия. Молодая еврейская девушка, выросшая в крепкой, среднего достатка семье, вступает во взрослую жизнь и, конечно, питает самые радужные надежды. Она и не подозревает, с какими проблемами столкнется, стремясь добиться намеченной цели. Становление характера, выбор друзей и подруг, трения в семье заставляют Марджори серьезно задуматься о смысле жизни и об отношении к ней

---

Но там был Эрман собственной персоной, он выходил из конторы! Худющий, золотоволосый, длинноногий, в черном свитере, который казался его должностной принадлежностью, он, по крайней мере, среди всех прелестей «Южного ветра» сохранил свой первоначальный блеск. Он заметил Мардж и направился к ней.

— Привет, Марджори. Добралась наконец-то?

— Примерно полчаса назад, Ноэль.

— Хорошо. Добро пожаловать.

— Спасибо. — Ее лицо застыло в улыбке. — Как насчет шоу в этот уик-энд? Я не могу чем-нибудь помочь?

— Нет, все устроено. Так, чепуха для разминки, старое ревю — здесь не будет и двух сотен посетителей. Есть еще сигарета? — Но когда она протянула ему пачку, он отказался. — Боже милостивый, и ты тоже? Ты и Уолли. У младшего поколения определенно дурные вкусы. — Он показал на книгу. — Что ты читаешь?

Она сразу протянула ему «Республику» Платона, радуясь возможности загладить свою ужасную ошибку — покупку любимых сигарет Уолли.

Она в самом деле читала «Республику». Вскоре после того, как Билли Эйрманн сообщил ей, что его брат интересуется философией, она обнаружила, что берет в библиотеке книги по философии. Ей казалось совершенно естественным делать это, абсолютно так же, как, когда ее кумиром был Джордж Дробес, выбрать биологию своим главным предметом в колледже. Теперь биология была для нее смертельно скучной, а Платон и Джон Дьюи стали необыкновенно интересны и удивительно легки для чтения.

Эрман наморщил нос и посмотрел на книгу и на нее.

— Чем это ты занимаешься, готовишься к следующему семестру?

— Нет, я просто читаю.

— Просто читаешь Платона?

— Верно.

— Ты сошла с ума! Почему бы тебе не приняться за приличный детектив?

— Я бы не прочь. Да только мне кажется, что я уже все их прочитала.

Он потер локоть, улыбнувшись ей с оттенком интереса.

— Ты видела недавно моего брата Билли?

— Я не вижусь с твоим братом Билли! — Это прозвучало слишком резко, но его добродушный тон ударил по ее нервам. — Я хочу сказать, что несколько лет назад, когда я была первокурсницей, мы были в одной компании. Вот и все.

Он провел согнутым пальцем по губе, внимательно глядя на нее.

— Может быть, мы используем тебя в шоу, если так. Пойдем-ка.

Большинство состоящих в штате лагеря были все те же люди. Карлос Рингель, растолстевший, с лицом, похожим на тесто, вперевалку ходил по сцене, покрикивая на кого-то за кулисами, и этот кто-то кричал на него в ответ. Актеры сидели тут и там прямо на полу зала, одетые в свитера и брюки, некоторые девушки вязали. Пара, исполнявшая дикарский танец в прошлом году, теперь топталась около пианино, танцуя индийский танец. Пианист был тот же самый, казалось, он жевал ту же сигару и так же нуждался в бритве. Ноэль представил ее всем под именем Марджори Моргенштерн, и у нее не хватило храбрости поправить его. Потом он подвел ее к пухлому человечку с крошечными подвижными ручками, которого звали Падлс Подел, — комик, обменивавшийся с Машей жуткими грубыми шутками в баре год назад. Падлс отвел Марджори на заднее крыльцо здания и научил ее пародийному скетчу под названием «Пятьдесят фунтов штукатурки».

— Это такая история про гостиницу, — сказал он, показывая ей сцену с тысячей едва уловимых движений рук, — просто говори, что взбредет в голову. «У нас медовый месяц, видите — тра-ля-ля — разве это не чудесная свадьба, тарам-парам, наконец-то мы сможем побыть одни, тра-ля-ля»…

Соль шутки заключалась в последних двух строчках. Молодожены возмущенно выбегали на сцену, вероятно, из номера для молодоженов, чтобы пожаловаться портье.

— Что случилось с этим отелем? — должна была сказать Марджори. — Потолок в нашем номере обвалился. Только что пятьдесят фунтов штукатурки упали мне на грудь.

После чего Падлс говорит:

— Черт подери, точно, а если б он обвалился на две минуты раньше, он сломал бы мне спину.

Когда Шутка была произнесена, Марджори покраснела до ушей и разразилась хохотом. Комик замолчал и уставился на нее.

— Ты что, смеешься над шуткой?

Они сыграли скетч на танцевальной площадке для Ноэля, который сгорбился на складном стуле.

— Пожалуй, она справится, — сказал Падлс Ноэлю. — Как ты думаешь?

Ноэль кивнул.

— Марджори, «Пятидесяти фунтам штукатурки» далековато до «Кандиды», но никто не может сказать, что ты не на своем месте. Попробуйте на сцене, Падлс.

Уолли Ронкен появился в общем зале как раз к началу номера и уселся на корточки около стула Ноэля. Почти сразу он принялся что-то серьезно говорить Ноэлю, который выслушал, пожал плечами и поднял руки.

— Остановитесь-ка… Марджи, ты возражаешь против того, чтобы участвовать в этом номере?

— Возражаю? Почему? Нет.

— Не в том дело, Ноэль, — сказал Уолли. — Это не смешно, когда она там, вот в чем дело. Она выглядит слишком хорошенькой на сцене, слишком естественной.

Падлс подошел к рампе.

— Это и меня беспокоит, Ноэль. Мы всегда использовали стриптизерш в этом номере. Марджи похожа на младшую сестренку или что-то в этом роде. Это убивает шутку.

Сверкая глазами на Уолли, Марджори воскликнула:

— Слушайте, я с восторгом сделаю это, пожалуйста, давайте продолжать!

Ноэль покачал головой, зевая.

— Сегодня я не слишком сообразителен. Спасибо, Уолли. Ты выходишь из игры, Марджи, извини. Для этой бессмертной сцены мы подыщем кого-нибудь другого.

Она прошествовала со сцены и вон из общего зала, униженная, рассерженная. Когда Уолли попытался заговорить с ней, она резко оборвала его.

Было всего четыре часа, еще два часа до ужина, и делать ей было нечего. Она пошла в контору, надеясь пригодиться там. Но там она обнаружила жуткий хаос: нагроможденная мебель, разбросанная бумага, грязная одежда, банки с краской и стремянки. Контору перекрашивали в зеленый цвет, от которого пахло рыбой. Грич носился туда-сюда без пиджака, его лицо было измазано зеленой краской, он то хватался за телефон, то орал на маляров. Когда он увидел Мардж, то завопил:

— Убирайтесь, убирайтесь, на вас нет времени, вы здесь не нужны! Выметайтесь! Зайдите в воскресенье! Не приходите больше сюда!

Марджори побрела по извилистой дорожке за столовую к теннисным кортам, думая о том, что ее первый день в лагере не мог бы быть хуже, даже если бы ее мать собственноручно подстроила каждую деталь. Она была лишь помехой в пейзаже; больше того, она была Марджори Моргенштерн — заклейменная, получившая ярлык навсегда, и все за несколько секунд. Ее раздражение и злость сосредоточились на Уолли Ронкене, она чувствовала себя способной не разговаривать с ним все лето. Она закурила еще одну сигарету, но та напомнила ей о Уолли, и в любом случае вкус у нее был ужасный. Мардж выбросила ее после одной затяжки.

В этот миг она увидела дядю.

Он нес ведро с мусором, спускаясь по деревянным ступенькам с заднего крыльца кухни. Она немедленно узнала его, хотя на нем была униформа столовой: небольшой белый колпак, белая рубашка, штаны и удивительно грязный фартук. В мире не могло быть двоих людей с таким пузом; кроме того, когда она замерла в изумлении, глядя, как он вываливает мусор, она еле-еле расслышала, как он напевает песню, под которую они танцевали с ножкой индейки в руке.

— Дядя! Дядя, Бог ты мой, здравствуй! — Она побежала к нему через маргаритки и высокую траву. — Что такое ты здесь делаешь, дядя?

— Хавайя, Моджери! Погоди, я к тебе подойду! Здесь не самый приятный запах. Погоди, я уже иду.

Она остановилась на полдороге. Он приближался, широко улыбаясь, вытирая красное лицо носовым платком.

— Удивилась, а?

— Удивилась? Да я ошарашена…

— Моджери, будем держать это в секрете, а? Маленький секрет для Моджери и дяди. Лучше мы не будем говорить твоей маме, а то она станет поднимать большой шум. Я скажу тебе, милая, на площадке для гольфа было слишком одиноко. Здесь веселее, славные малые, полно еды — работа тяжелая, да что такое работа? Я заработаю кучу денег, не как на площадке…

— Площадке для гольфа? — сказала она, все меньше и меньше что-либо понимая. — При чем тут какие-то площадки для гольфа? Почему ты здесь?

Дядя улыбнулся жалобно, открывая черный проем в зубах.

— Ты пришла, чтобы найти меня у площадок для гольфа, нет? Твоя мама думает, я все еще там. Мы не будем говорить ей ничего другого, зачем она должна знать, что я мою посуду?

После того как Марджори задала ему не один вопрос, наружу выплыло, что миссис Моргенштерн устроила дядю смотрителем в «Южный ветер» примерно за неделю до отъезда Марджори. Это объяснило ее внезапное загадочное добродушие. В конце концов, ей удалось засунуть в Содом хоть какого-нибудь соглядатая при своей дочери. Грич взял дядю без жалованья (и миссис Моргенштерн должна была оплатить и проезд до лагеря) кем-то вроде дворника и смотрителя за площадками для гольфа. Но потом уволились двое посудомойщиков. Грич предложил заняться ему кухонной работой за двадцать пять долларов в неделю, и он с радостью согласился.