Герман Воук - Марджори

• Название: Марджори
• Автор: Герман Воук
• Издательство: Континент-Пресс
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7523-0032-0

Америка, 30-е годы XX столетия. Молодая еврейская девушка, выросшая в крепкой, среднего достатка семье, вступает во взрослую жизнь и, конечно, питает самые радужные надежды. Она и не подозревает, с какими проблемами столкнется, стремясь добиться намеченной цели. Становление характера, выбор друзей и подруг, трения в семье заставляют Марджори серьезно задуматься о смысле жизни и об отношении к ней

---

— Ну, у него есть определенные возможности.

— Правда? Это ваше честное мнение?

— Марджори, Гай Фламм очень умный человек. Он с театром работает очень давно. Если ему нравится сценарий, значит, в этом что-то есть.

— Но вам понравилось?

— Ну, откровенно говоря, он немного странный при первом чтении, и, конечно, я только просмотрела его.

— Дора, разве это не абсолютная и безнадежная чепуха?

Учительница музыки выглядела оскорбленной.

— Марджори, первая вещь, которую ты должна будешь усвоить в театре, не делать поспешных суждений. Это коммерческая комедия. Такие пьесы очень часто полны скрытого значения. Вспомни «Ирландскую розу» Эби. Ты не понимаешь их, и я не понимаю, а Гай Фламм видит. Скажи мне, он еще помнит меня вообще?

— О да! Отзывался очень хорошо о вас.

Учительница музыки вспыхнула и потянулась за очками на столе.

— Мы хорошо провели время этим летом, когда ставили «Время цвести». Да. Какую роль он предлагает тебе?

— Кларисы.

— Да? Это лучшая роль.

— Я никакого смысла не могу в ней найти. Это просто слова. В ней нет никакого характера. Она не говорит, как реальный человек. Она просто результат какого-то глупого печатания на машинке в течение некоторого времени. Извините, Дора, но такое впечатление она на меня производит.

Мисс Кимбл надела очки и с ними вместе стала строгой и авторитетной классной дамой.

— Я думаю, у тебя отсутствует чувство пропорции, может, совсем немножко, Марджори. А что ты ожидала? Прошел всего один день, как ты окончила колледж. Ты думала, что театральная гильдия тебе предложит роль Джульетты или Кандиды?

— Нет, но…

— Гай Фламм предлагает тебе возможность играть. Выйти на сцену Бродвея, ради Бога! Ты должна встать на колени, чтобы отблагодарить его. И передо мной, хотя это не имеет никакого значения. Если бы он дал тебе просто пройтись, просто две строки в роли служанки в ужасной пьесе…

— Дора, я очень благодарна вам, это не то, чтобы…

— Тебе подвалила самая фантастическая удача, о какой я когда-либо слышала. Хватайся за нее, дурочка. Ты призвана быть актрисой. Сделай что-нибудь из Кларисы, даже если она просто много слов, напечатанных на машинке. Выходи на сцену.

Марджори взяла со стола сценарий.

— Ну, вы определенно вернули меня к жизни.

Мисс Кимбл подбежала к ней, крепко обнимая и распространяя аромат хвойного мыла.

— Марджори, нет. Не принимай это так близко к сердцу или, наоборот, принимай. Это была просто ободряющая беседа, но я имела это в виду. Дорогая, это шанс, разве ты не видишь, это твоя звезда.

Марджори пошла домой и читала рукопись пьесы весь день и весь вечер. Она выключила светильник в полночь и беспокойно металась во сне, а в ее мозгу крутились разрозненные бесцветные строки роли Кларисы.

Толстая секретарша Фламма, все так же попивавшая кофе и жевавшая сдобную булочку, поздоровалась с Марджори на следующее утро с удивительно приятной улыбочкой, и сразу предложила ей войти в кабинет.

На столе перед Фламмом лежала другая красная папка с рукописью. Он все так же тер глаз, который выглядел еще хуже. На этот раз на нем были голубая рубашка в клеточку, голубой галстук-бабочка и голубой пиджак спортивного покроя.

— Ни слова, — сказал он, когда Марджори хотела поздороваться. — Снимите пальто. Забудьте о том, что на свете когда-то жила Марджори Моргенштерн. Вы — Клариса Тэлли. — Она села на стул, сжимая рукопись. — Один вопрос: вам понятна пьеса?

— Я… да, мистер Фламм.

— Какой эпитет, по-вашему, лучше всего подходит для нее — сентиментальная, романтическая, вульгарная, слабая, веселая?

— Ну… веселая и несколько вульгарная.

Глаза Фламма увеличились, как у лангусты, и он улыбнулся. Затем, посерьезнев, он развернул рукопись.

— Акт второй, страница сорок первая, — сказал он. — Начали.

Чтение сцены, в которой была занята Клариса, потребовало двадцати минут. Когда оно завершилось, Марджори была вся в поту. Она не могла бы сказать, хорошо ли читала эти бредовые фразы или плохо. Она пыталась отразить в своем голосе и на своем лице невинность и притворный шарм.

Фламм неторопливо закрыл рукопись, повернулся к ней спиной и выглянул в окно. Прошло три-четыре минуты. Он резко, как и вчера, развернулся, все его лицо засветилось.

— Простите, я должен бы отправить вас домой, дать вам возможность покорпеть несколько дней — вот так, между нами говоря. После восьмимесячных поисков я нашел то, что нужно. Вы — Клариса! Ей-богу! Начинаем репетиции через неделю, считая с понедельника. Первая постановка — в Нью-Хэйвене 15 марта.

Марджори не выдержала и расплакалась. Он стоял над ней, похлопывая ее по плечу. Она вымолвила:

— Простите, глупо…

— Вовсе нет, Марджори. У меня такое ощущение, будто я сам реву. — Он дал ей сигарету, и она успокоилась. Он немного потолковал об удивительно волнующих деталях: костюмах, графике репетиций, гостиничных номерах в Нью-Хэйвене. Она с трудом следила за его речью, настолько была ошеломлена от восторга. Она сказала:

— Да, да, мистер Фламм, — и продолжала кивать, бессвязно размышляя о том, как она объявит эту новость своим родителям и Ноэлю.

Минут через десять или около того Фламм каким-то образом перешел на тему о своем брате, горном инженере в Колорадо, для которого он подписал вексель в связи с приобретением горного оборудования. История была крайне запутанная, но итог сводился к тому, что ему пришлось заплатить десять тысяч долларов, которые брат, безусловно, вернет через шесть месяцев, поскольку контракт заключен с «Анаконда Коппер», являющейся более надежным контрагентом, чем даже правительство США.

— А пока, конечно, это дьявольская забота, — сказал Фламм. — По сути, это единственная загвоздка во всем деле. Получается так, что деньги на Бродвее оказываются самым сложным делом за всю мою жизнь. Да, Кауфману и Харту тяжеловато собрать деньжат на свою новую пьесу. Если бы я знал… Ну ладно, нам просто нужно как-то выкрутиться.

Он помедлил, и, не зная, что сказать, она бодро кивнула. Он еще поговорил о подготовке спектакля в Нью-Хэйвене. Затем сказал:

— Конечно, если вы знаете кого-нибудь, у кого найдется десять тысяч для вложения в настоящую комедию и кто хочет, чтобы вы сделали карьеру — вы ведь знаете, что гвоздь сезона легко окупается в соотношении тысяча центов на доллар, а теперь, когда я заполучил свою Кларису, я уверен, что у нас будет гвоздь сезона…

— Право, мистер Фламм, я не знаю ни души с такими деньгами. Десять тысяч! Если бы я только знала кого-нибудь.

— Ну, обычно в театре мы, конечно, собираем такие суммы по частям, пять тысяч здесь, пять тысяч там.

Она отрицательно покачала головой, улыбаясь. Он сказал:

— Ну, как это ни глупо звучит, в данный момент от этого может зависеть, начнем мы репетиции или нет. По существу, я с радостью подыскал бы любого инвестора с персональной гарантией на случай ущерба, подписанной моим братом. Вот насколько я уверен в этой пьесе. Но, понимаете ли, через шесть месяцев моя труппа может развалиться, вы можете заболеть, я могу заболеть… — Он потер глаз.

— Мне очень жаль, если бы я только знала кого-нибудь… Боже…

— Ну, по существу, план, который я продумал, — это четыре равных доли, каждая по две тысячи пятьсот… Подумайте, может, например, ваш отец, я уверен, что он страстно желает увидеть, как вы начинаете карьеру в такой роли, как роль Кларисы… в конце концов, будучи коммерсантом-импортером, он, вероятно, никогда не потеряет двух тысяч пятисот долларов, а кроме того, какое наслаждение посмотреть репетиции, и все…

При словах «ваш отец» Марджори почувствовала прилив тошноты. Пристально глядя на Фламма и качая головой, она положила рукопись на его стол.

— Ну ладно, а как насчет хотя бы тысячи долларов? Наверняка тысяча долларов для импортера…

— Мистер Фламм, — хрипло проговорила она, — мой отец ненавидит театр. Он не верит в театр. Он не вложит деньги в вашу постановку. Мне очень жаль. Это невозможно.

Он потер глаз. С его лица сбежало дружеское участие и возбуждение. Он сказал устало и сухо:

— Ну, Марджори, как я говорил, вы талантливая девушка, но будем смотреть правде в глаза, вы абсолютный новичок. Если мне приходится ставить на кон свою репутацию, взяв новичка, то, по-моему, попросить у своего отца пятьсот или тысячу долларов, чтобы он проявил доверие к вам, это не так уж много.

В каком-то тумане она надевала пальто.

— До свидания, мистер Фламм. — Ее рука уже была на ручке двери.

Он сказал:

— Я имею в виду, что за пятьсот или тысячу я не могу дать вам роль Кларисы, но роль горничной была бы вашей. Ну ладно, до свидания. Как я говорил, у вас есть талант, хотя и сыроватый…

Оцепеневшая, несчастная, она поехала домой на метро. Она лежала на кровати ничком, не обращая внимания на то, что мнет свое красное платье, когда зазвонил телефон.