Питер Страуб - Дети Эдгара По

• Название: Дети Эдгара По
• Автор: Питер Страуб
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-63826-0

Несравненный мастер «хоррора», обладатель множества престижнейших наград, Питер Страуб собрал под обложкой этой книги поистине уникальную коллекцию! Каждая из двадцати пяти историй, вошедших в настоящий сборник, оказала существенное влияние на развитие жанра.

В наше время сложился стереотип — жанр «хоррора» предполагает море крови, «расчлененку» и животный ужас обреченных жертв. Но рассказы Стивена Кинга, Нила Геймана, Джона Краули, Джо Хилла по духу ближе к выразительным «мрачным историям» Эдгара Аллана По, чем к некоторым «шедеврам» современных мастеров жанра.

Итак, добро пожаловать в удивительный мир «настоящей литературы ужаса», от прочтения которой захватывает дух!

---

Дэн Чаон

Дэн Чаон — признанный автор книг рассказов «Концы сходятся» и «В числе пропавших», второй из которых награждён Национальной литературной премией, включён Американской ассоциацией библиотекарей, газетами «Chicago Tribune», «Boston Globe» и «Entertainment Weekly» в десятку лучших книг года, отмечен «New York Times» как произведение, заслуживающее внимания. Чаона публиковали многие журналы, его рассказы включали в антологии, награждали премиями Пушкарт и О’Генри. Чаон преподаёт в колледже Оберлин и живёт в Кливленд-хайтс, штат Огайо, с женой и двумя сыновьями.

Пчёлы

Сын Джина, Фрэнки, кричит по ночам. Кричит часто, два или три раза в неделю, в разное время: в полночь, в три, в пять утра. Вот опять пронзительный бессмысленный вой вырывает Джина из беспамятства, словно острые зубы. Джин не знает звука ужаснее: так кричит ребёнок, гибнущий страшной смертью — он падает с крыши, попал рукою в шестерни, его разрывают клыки хищника. Сколько бы раз Джин его ни слышал, всё равно он вскакивает с постели, страшные образы роятся у него в голове, он каждый раз бежит, врывается в спальню сына и видит: Фрэнки сидит в постели, глаза зажмурены, овал рта открыт, словно он поёт рождественские гимны. Каждый раз Фрэнки словно в трансе, и, сфотографируй его кто в эту минуту, на снимке он выглядел бы так, словно ждёт мороженого, а не жутко вопит.

— Фрэнки! — кричит Джин и резко бьёт в ладоши перед лицом ребёнка. Обычно это срабатывает. Визг тут же обрывается, Фрэнки открывает глаза, глядит на Джина, сонно моргая, а потом утыкается в подушку и, потёршись об неё щекой, затихает. Он спит крепко, он всегда спит очень крепко, но Джин уже который месяц подряд невольно наклоняется и прижимает ухо к груди ребёнка — убедиться, что он ещё дышит и сердце по-прежнему бьётся. Оно всегда бьётся.

Никаких объяснений не найти. Утром мальчик ничего не помнит, а когда во время ночного приступа его всё же удаётся разбудить, он просто злится и хочет спать. Однажды жена Джина, Карен, схватила его за плечи и трясла до тех пор, пока он не открыл глаза и не уставился на неё мутным взглядом.

— Милый? — сказала она. — Милый? Тебе что, плохой сон приснился?

Но Фрэнки только промычал «Нет», озадаченный и недовольный тем, что его разбудили, и ничего больше.

Никакой закономерности тоже не заметно. Припадки случаются в любой день недели, в любой час ночи. Не похоже, что это как-то связано с едой или дневными занятиями Фрэнки, да и психологического дискомфорта, насколько можно судить, он тоже не испытывает. Днём он всегда выглядит нормальным, счастливым ребёнком.

Его несколько раз водили к педиатру, но врач ничего толкового сказать не может. Физически с мальчиком всё в порядке, утверждает доктор Банерджи. По её словам, такое не редкость для детей той же возрастной группы — Фрэнки пять лет, — и обычно все нарушения проходят сами собой.

— Он ведь не испытывал никаких эмоциональных травм? — спрашивает доктор. — Дома всё в порядке?

— Да, да, — лепечут они в унисон, качают головами, а доктор Банерджи пожимает плечами.

— Родители, — говорит она. — Вероятно, беспокоиться не о чем. — И она одаряет их мимолётной улыбкой. — Как бы ни было трудно, у меня один совет — терпите.

Но ведь доктор не слышала этих криков. По утрам после «кошмаров», как их называет Карен, Джин чувствует себя обессиленным, нервным. Он работает водителем в службе доставки, и целый день, пока он петляет по улицам в фургоне, его преследует слабое, едва различимое жужжание, будто заряд статического электричества неотступно следует по пятам. Он останавливается у обочины и слушает. Тени летней листвы дрожат, перешёптываясь, на ветровом стекле, невдалеке на шоссе рычат, прибавляя газ, автомобили. С верхушек деревьев доносится похожий на свист скороварки трепетный голос цикад.

Что-то дурное уже давно разыскивает его, думает он, и вот, наконец, подобралось совсем близко.

Когда вечером он возвращается с работы, всё хорошо. Они живут в старом доме в пригороде Кливленда и иногда после обеда вместе копаются в огородике на заднем дворе — помидоры, цукини, фасоль, огурцы, — а Фрэнки тут же в грязи возится с лего. А то идут прогуляться по району, и Фрэнки катит впереди на велике, с которого только недавно сняли тренировочные колёса. Они забираются на диван и вместе смотрят мультфильмы, или играют в настольные игры, или рисуют цветными карандашами. Уложив Фрэнки спать, Карен устраивается с книгами за кухонным столом — она учится на медсестру, — а Джин сидит на крыльце, пролистывая журнал или роман и покуривая сигареты, которые он обещал Карен бросить, как только ему стукнет тридцать пять. Сейчас ему тридцать четыре, а Карен двадцать семь, и он всё чаще сознаёт, что не такую жизнь заслужил. Ему невероятно повезло. Счастливчик, как говорит его любимая кассирша в супермаркете. «Счастливого вам дня», — говорит она, когда Джин даёт деньги, а она вручает чек, словно окропляя своим повседневным, неброским блаженством. Джин вспоминает, как много лет назад старая сиделка в больнице держала его за руку и говорила, что молится за него.

Сидя на крыльце в садовом кресле и затягиваясь сигаретой, он думает о той сиделке, хотя ему этого вовсе не хочется. Он вспоминает, как она наклонялась и причёсывала ему волосы, а он, с головы до ног закованный в гипсовый панцирь, обливаясь потом от ломки и белой горячки, мог только смотреть на неё в ответ.

Тогда он был совсем другим человеком. Пьяницей, чудовищем. В девятнадцать он женился на девушке, которую обрюхатил, и принялся медленно, планомерно разрушать все три жизни. Когда он сбежал от жены и сына, бросив их в Небраске, ему было двадцать четыре, и он был опасен для себя и для окружающих. Он оказал им услугу, бросив их, думает Джин, однако до сих пор чувствует вину, вспоминая об этом. Годы спустя, уже бросив пить, он пытался найти их. Он хотел сказать, что был не прав, что будет давать деньги на содержание сына, хотел просить прощения. Но их нигде не было. Мэнди больше не жила в том городке, где они встретились и поженились, — уехала, не оставив адреса. Её родители умерли. Никто, похоже, не знал, куда она девалась.

Карен знает не всё. К его радости, она не проявляла интереса к его прошлому, хотя и знала, что он пил и прошёл через тяжёлые времена. Знала она, и что он был женат, хотя и без подробностей — она не подозревала, что у него был другой сын и что однажды ночью он бросил семью, даже не собрав пожитки, просто прыгнул в машину, зажал между коленями фляжку со спиртным и погнал на восток, чем скорее, тем лучше. Она не знала, каким он был дурным человеком.

Славная она женщина, его Карен. Ну, может, чуть замкнутая. И, по правде говоря, ему было стыдно — и страшно — представить, как бы она отреагировала на всю правду о его прошлом. Он сомневался, что она смогла бы ему доверять, расскажи он всё, и, чем больше они узнавали друг друга, тем меньше ему хотелось её в это посвящать. Он убежал от прежнего себя, думал он, и, когда Карен забеременела — незадолго до свадьбы, — он сказал себе, что это его шанс начать всё с начала и теперь уж не оплошать. Они вместе купили дом, и вот уже осенью Фрэнки пойдёт в детский сад. Джин прошёл полный круг, дошёл до той самой точки, в которой его прежняя жизнь с Мэнди и их сыном, Ди Джеем, рухнула окончательно. Карен подходит к двери, заговаривает с ним через сетку, и он поднимает голову.

— По-моему, пора в постель, милый, — говорит Карен, и он стряхивает все мысли, все воспоминания. Он улыбается.

Странный у него ход мыслей в последнее время. Многие недели регулярных ночных побудок достают его, и после каждого припадка Фрэнки он долго не может уснуть. Когда Карен будит его по утрам, он часто бывает заторможенным, вялым — как с похмелья. Он не слышит будильника. Выползая из постели, он обнаруживает, что ему всё труднее сдерживать раздражение. Он чувствует, как гнев змеёй сворачивается у него в груди.

Он больше не такой человек, он давно стал другим. И всё же не может не волноваться. Говорят, есть вторая волна тяги к спиртному, которая приходит после нескольких лет спокойного плавания; пять или семь лет пройдёт, и она вдруг нахлынет неведомо откуда. Он подумывает, не посещать ли снова собрания анонимных алкоголиков, на которых не был уже давно — с тех самых пор, как повстречал Карен.

Нет, его не бьёт дрожь, когда он проходит мимо винного магазина, и он спокойно может просидеть вечер с приятелями, не беря в рот ничего, кроме содовой и безалкогольного пива. Дело не в этом. Проблемы начинаются ночью, когда он спит.

Ему начал сниться его первый сын. Ди Джей. Может, это как-то связано с беспокойством за Фрэнки, но вот уже несколько ночей подряд он видит Ди Джея, которому около пяти лет. Во сне Джин пьян и играет с Ди Джеем в прятки во дворе кливлендского дома, где живёт сейчас. Тут растёт старая плакучая ива, и Джин видит, как мальчик появляется из-за её толстого ствола и весело бежит через лужайку, никого не боясь, совсем как Фрэнки. Ди Джей оглядывается через плечо и смеётся, а Джин, спотыкаясь, бредёт за ним, добродушный — наверное, не меньше шести банок пива усидел, — туповатый бухой папашка. Ощущение так реально, что, проснувшись, он всё ещё чувствует опьянение. Проходит несколько минут, прежде чем удаётся его стряхнуть.