Николай Смирнов - Джек Восьмеркин американец [3-е издание, 1934 г.]

• Название: Джек Восьмеркин американец [3-е издание, 1934 г.]
• Автор: Николай Смирнов
• Издательство: ДЕТГИЗ
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1934

Третье издание, 1934 г.

Книга эта написана давно, в годы первой пятилетки, в годы создания первых колхозов, когда наша деревня узнала первые тракторы, появившиеся на освобожденных от межей полях. Механизации тогда было еще мало, она еще только начинала менять вековой уклад старой деревни.

Книга рассказывала о социалистических преобразованиях, происшедших если не сегодня, то буквально вчера. Ее читали как сводку с колхозных фронтов. Сейчас она стала историей, но тем интереснее для нашего современника читать живой рассказ о том, как, при каких обстоятельствах происходила ломка старого и становление нового, небывалого.

Книга была любима еще и потому, что написана она с большим литературным мастерством.

Автор ее, Николай Григорьевич Смирнов, владел художественной формой в совершенстве. В литературу он вошел театральным драматургом.

Книги Смирнова имели большой успех у читателей. И прежде всего это относится к удивительной повести — «Джек Восьмеркин американец». Читатель был буквально пленен ею, а случилось так потому, что он нашел здесь все то, что обычно ищет, — занимательный и правдивый сюжет, стремительный разворот событий и революционную романтику строительства новой жизни, романтику освоения новой земли.

Все приключения, которые случаются с героями повести, происходят в деревне. Писателя интересовала деревня потому, что там в те годы, тридцатые, решался один из важнейших жизненных и государственных вопросов, там шла коллективизация: разрозненные мелкие крестьянские наделы сращивались, превращались в огромные, сплошные полевые массивы, где трактору обеспечена свобода маневра.

Н. Г. Смирнов недаром отправил своего Яшку Восьмеркина в Америку и вернул его на родину знающим сельскохозяйственную технику Джеком. Джек отлично владел машинами, трактором. Писатель заставил Джека, обладавшего русским размахом и американской деловитостью, преобразовывать на новый лад русскую деревню.

---

Петр Скороходов и несколько членов «Умной инициативы» вынесли лавку и уселись тут же у избы, недалеко от машины. Пришли члены сельсовета во главе с Советкиным, красивым низкорослым мужичком.

Капралов, в качестве председателя, объявил собрание открытым и предоставил слово Николке.

Николка говорил недолго, но горячо. Он разъяснил крестьянам, какое большое значение имеет каждый лишний мешок зерна для советского государства. За хлеб дают нам буржуи машины, и это важно, потому что голыми руками работать невыгодно. Крестьянин без машины все равно что последний жук или вошь. А машинами хоть весь мир запахать можно. Вот почему «Новая Америка» сдает хлеб сверх нормы. Но этого мало. И коммуна вызывает «Умную инициативу» поддержать начинание. Ну-ка!

Николка замолчал и посмотрел на правление «Умной инициативы».

Петр Скороходов бойко вскочил на лавку, раскланялся во все стороны и ответил с усмешкой:

— Благодарим товарищей коммунаров за приглашение. Считаем, что действует «Новая Америка» похвально и правильно. Только вот ответить на ваш вызов мы не можем. Дело в следующем: хлеб-то мы уже разделили. Как будет новый урожай в будущем году, обязательно свезем подводы три, а может и четыре. А пока не взыщите, поздно приехали.

На этом и кончилась ответная речь Скороходова. Он соскочил с лавки, подошел к автомобилю и уже попросту начал расспрашивать, много ли коммуна везет хлеба на пункт.

Николке не пришлось отвечать на вопрос. Как раз в это время обоз из шести подвод подошел к дому Скороходова. На мешках, на первой телеге, сидел Яков Восьмеркин. В этот момент он был меньше всего похож на председателя коммуны. Он был занят только своей лошадью, которую подхлестывал, и дергал вожжами. Подводы остановились полукругом у автомобиля.

Петр Скороходов и чижовские мужики пошли вдоль возов, щупая каждый мешок в отдельности. Им казалось, что коммуна надувает их, и в мешках не зерно, а мякина. Но хлеб на возах был самый настоящий, и мужикам ничего не оставалось сказать. Они только кряхтели и поглаживали бороды. Ребята помоложе, наоборот, высказывали свои соображении вслух:

— Это вот да… Заработала, значит, «Америка»! Не то что мы, без прибыли, соплей накрываемся. От бедности столько хлеба не повезешь…

Яшка Восьмеркин не простил еще Скороходову весенних боев и подвохов. Он никогда не разговаривал с ним и не здоровался, — делал вид, что не замечает. Но теперь, когда Петр Павлович начал бесцеремонно ощупывать мешки на его возу, Джек не выдержал и неожиданно хлестнул лошадь. Байрон дернул, и телега осью зацепила Петра за сапог. Петр чуть не упал, покраснел от злости и начал кричать:

— Ну что ж, поезжайте дальше, товарищи! Не почему-нибудь говорю, а добра вам желаю: хлеб до темноты не успеете сдать.

Антон Козлов, горячий мужик, недавно вернувшийся в Чижи из Красной армии, вскочил на подножку автомобиля и закричал:

— Позвольте мне, граждане, слово сказать! Каждый может видеть свободно в настоящее время, какая есть суть в артели «Умная инициатива» и ее председателе. Заработать хотят и поскорей разделить. Прямо скажу: так мы социализма не достигнем. Какая наша задача по этому случаю? А вот какая. Надо нам, советским элементам сельца Чижи, соединиться в особую артельку и другую политику повести, против кулацкого духа. Название артельке дадим искреннее: «Кулацкая гибель». Вот мое предложение по случаю красного обоза.

Выступление Козлова заинтересовало крестьян победнее. Они протиснулись к автомобилю, развязали языки.

Послышались крики:

— Совершенно правильно, Козлов, говоришь! «Умная»-то она умная, только в свой карман. Поди-ка без лошади в нее запишись: нипочем! Свою артель и составим!

Тут заговорил Зерцалов, высокий черный мужик, член сельсовета, Зерцалов был солдатом в империалистическую войну и много горя хлебнул: отсидел в немецком плену три года, потом получил рану на гражданской, и рука у него не сгибалась. Мужики уважали его за строгость и рассудительность.

— Вот что, други, — начал он низким голосом. — Как я понимаю политику советской власти, Козлов абсолютно неправильно возражает. Нельзя раскол в артельное дело вносить, членов распылять. Так мы до товарности никогда не доберемся. Надо иной выход, други, придумать…

Он на минуту умолк, и Петр Скороходов воспользовался этим. Вскочил на лавку и заговорил опять:

— Всецело поддерживаю выступление товарища Зерцалова. Не нужно нам другой артели, наша никому в приеме не отказывает. Пиши заявление и входи. Такая моя точка зрения, да и город так смотрит. Вон московский товарищ может подтвердить.

Петр показал на Летнего и сел. Мужики повернулись к писателю. Очки блеснули в автомобиле. Летний медленно поднялся и, прежде чем говорить, потер себе нос, подумал, вздохнул:

— Пожалуй, что правильно говорит гражданин Скороходов, — начал он негромко.

— И на том спасибо! — насмешливо крикнул Козлов. — А еще Москва!

Крестьяне начали переглядываться, подходить поближе. Николка сощурился и посмотрел на Летнего вопрошающе.

— Сейчас поясню, — продолжал Летний. — Существует в Чижах артель, и вот председатель ее перед всеми заявляет, что отказа в приеме нет. Значит, кто хочет хозяйство коллективно вести, должен в эту артель записываться. А если кулацким духом оттуда пахнет, так ваша первая задача — этот дух выкурить.

— Правильно! — воскликнул Николка. — Здорово закручено! Подавай, Козлов, завтра заявление в артель и входи туда с товарищами. Прямая дорога тебе в правление будет. А уж мы тебе, в чем нужно, поможем.

Козлов хотел что-то сказать, но промолчал.

Сережка Маршев, курносый и взлохмаченный, восторженно крикнул:

— А ну, ребята, ради такого случая, неси по ведру зерна! Кто против кулаков, неси зерно, как один человек.

Козлов сейчас же заявил, что выделит от себя хлеба на пункт и подводу даст. Побежал закладывать лошадь. Собрание приумолкло, словно все дожидались чего-то. Скоро Козлов подкатил к обозу. В телеге его лежали пустые мешки горой и один стоял полный.

— От себя цельный мешок жертвую! — закричал Антон во все горло. — Кто следующий, подходи. Да поскорей, а то, ехать надо. Крестьяне побежали по дворам и возвращались с ведрами хлеба. Капралов тут же записывал на щепке, кто сколько дает. Когда все козловские мешки были доверху насыпаны, Николка закричал:

— Вот теперь видать, кто за советскую власть, а кто против! Поехали дальше, товарищи! Вывод ясен!

И начал трубить в гудок.

К коммунарам присоединилось десятка три чижовских крестьян, ребят и девок. Все вместе с обозом двинулись на станцию. Подводы растянулись по дороге. Николка и Летний соскочили с машины и подошли к Козлову. Начали тихо толковать, как действовать дальше. Советовали записаться в «Умную инициативу», сколотить большинство и отстранить Петра Скороходова от председательствования. Козлов сначала все возражал, говорил, что трудное это дело, а потом пообещал подобрать своих ребят и записаться в артель группой.

— Только ты, Козлов, того, — сказал Летний, — духом в левую сторону не гни. А то начнешь кур переписывать, мужиков испугаешь. Петя этим воспользуется, беда будет.

— Сам понимаю, — ответил Козлов угрюмо. — Голову ему отвертеть надо, а придется церемонию разводить. Мужики его за разные слова уважают.

Незаметно в разговорах прошли длинную дорогу до станции. Николка уже предчувствовал новые схватки, волновался, размахивал кулаками. Егор Летний советовал действовать с умом, поосторожней. Козлов больше слушал. Осенний свежий воздух бодрил, ребята запели песню. Вдали показалась станция. Здесь, у хлебного сарая, опять начался митинг. Всем хотелось поговорить, порассказать о своих мыслях. Заведующий ссыпным пунктом приветствовал новую деревню и благодарил за подачу зерна. Потом слова попросил Серега Маршев.

— Послушайте, граждане, повесть бедняка-горемыки, — начал он задушевно. — Как я бился много годов без всякого результата и как теперь работаю коллективно с дорогими товарищами…

И Маршев рассказал, как помогла коммуна ему с семьей. Он теперь не только сыт, но даже сапоги себе справил, вторые за всю жизнь. Первые истаскал еще мальчонкой.

Поговорил Маршев и о Петре Скороходове.

— Таких людей только бедняк раскусить может, для зажиточных он свой брат. Занимал я у него проса два раза под проценты, а вот теперь на пункт и ведра хлеба у него не нашлось. Для таких бедняк, как для нас овца: стриги поголей, и все тут.

— Вот именно! — закричал Козлов. — Я ж про то и говорил!

И как раз в этот момент вдали зазвенели бубенчики. Все приумолкли, повернули головы в сторону дороги. Прямо к сараю подкатила парная телега, доверху нагруженная мешками. На мешках сидел Петр Павлович Скороходов в красной рубашке. А сзади него, на двух палках, болталось полотенце с надписью: