Барбара Картленд - Честь и бесчестье

• Название: Честь и бесчестье
• Автор: Барбара Картленд
• Издательство: ACT
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7841-0771-2

Тяжкая болезнь отца молоденькой Шимоны и острая нужда в деньгах заставляют хрупкую красавицу принять предложение скандально знаменитого своим беспутством герцога Рейвенстоуна. Шимоне предстоит сыграть роль родственницы герцога. Но ни наивная девушка, ни опытный Рейвенстоун еще не подозревают, каков будет результат этого маскарада…

---

Шимона снизу заглянула в глаза герцога, и на этот раз их взгляды встретились.

В тот же миг обоих захватила таинственная, магическая сила. Казалось, будто по мановению волшебной палочки они вдруг стали единым целым. Даже если бы они поцеловались в это мгновение, их близость не стала бы большей.

— Позвольте мне… остаться с вами… — умоляющим тоном произнесла Шимона.

На секунду ей показалось, что сейчас герцог обнимет ее.

Однако он не двигался, только черты его лица стали вдруг жестче, а глаза, те самые любимые глаза, в которых Шимона надеялась однажды снова увидеть огонь, так поразивший ее в первую встречу, потемнели.

И вдруг она услышала его голос. Вначале он показался ей совсем чужим. Она никогда раньше не слышала, чтобы герцог так говорил — как будто что-то душило его и мешало выражаться связно.

— Я люблю вас! Видит Бог, люблю всем сердцем, но, увы, не могу просить вас стать моей женой!..

Глава 7

На мгновение воцарилась тишина. Затем Шимона потупила глаза и сказала:

— Ну конечно… я понимаю… Вы ведь не можете жениться… на дочери актера… но…

— О Господи, да дело вовсе не в этом! — нетерпеливо перебил ее герцог. — Неужели вы и вправду подумали, что я…

Он запнулся и продолжал уже более спокойным тоном:

— Нет на свете мужчины, который не был бы в высшей степени счастлив, имей он право назвать себя вашим мужем.

Шимона взглянула на герцога, и в ее взгляде он прочитал искреннее удивление.

— Я сейчас вам все объясню, — сказал он, — только прошу вас — сядьте на стул. Пока вы так близко, я не в силах вымолвить ни слова.

Смущенная, но покорная, Шимона поднялась с коврика и направилась к стулу, стоявшему возле камина напротив кресла герцога. Сев, она устремила на него свой взгляд и стиснула руки, лежавшие на коленях.

Однако герцог отвел глаза и, глядя немигающим взглядом на огонь, начал так:

— Я собираюсь рассказать вам о себе, но не затем, чтобы оправдать собственное поведение и образ жизни, а просто мне необходимо разъяснить вам истинную причину только что сказанных слов.

Шимона молча ждала. После некоторой паузы герцог произнес:

— Вряд ли вам случалось слышать о моем отце… Он был известен под именем Герцога-Молельщика. Это был лицемерный, недалекий человек, настоящий фанатик по отношению ко всему, что он считал греховным.

Снова наступило молчание. Казалось, герцог подыскивает нужные слова. Наконец он продолжил:

— Невозможно описать словами мою жизнь с таким отцом, особенно после того, как умерла моя мать. Сейчас, мысленно возвращаясь к той поре, я прихожу к выводу, что у него, вероятно, были вконец расстроены нервы, а возможно, он даже был настоящим сумасшедшим.

В голосе герцога зазвучали циничные нотки:

— Если кто и мог отвратить ребенка от религии, то это, несомненно, такой человек, как мой отец. По утрам вся наша семья вместе со слугами собиралась на молитву, и длилась она невероятно долго. То же самое повторялось по вечерам. Все, что есть в жизни веселого, увлекательного, интересного, безжалостно изгонялось, а любые развлечения были строго запрещены.

— А почему он был таким? — тихо спросила Шимона.

— Бог его знает! — ответил герцог. — Я же знаю только одно: с тех пор как умерла моя мать — мне было тогда всего семь лет, — я жил как в аду…

Шимона издала сочувственный вздох, и герцог продолжил свой рассказ:

— Отец был преисполнен решимости сделать из меня точное подобие себя самого, а потому я был лишен не только общества своих сверстников, но и заботливой опеки няни или гувернантки. Вместо этого меня целиком и полностью поручили заботам домашних учителей.

— Но вы были тогда слишком малы! — пробормотала Шимона.

— Разумеется! — воскликнул герцог. — К тому же эти учителя были в основном немолодые ученые мужи, которые понятия не имели о том, как смотреть за ребенком, а уж тем более — как развивать его умственные способности.

— Это было очень жестоко!

— Истинную глубину этой жестокости я понял только тогда, когда мне не разрешили посещать школу.

— Вы учились дома?

— Да. Мои суровые наставники всегда были рядом. Уроки продолжались с раннего утра до поздней ночи. Иногда мне разрешали ездить верхом, но не играть.

— Наверное, это было невыносимо! Вы, должно быть, чувствовали себя очень одиноким…

— Да, пожалуй, от одиночества я страдал больше всего, — подумав, согласился с Шимоной герцог. — Мне было не с кем поговорить. У меня не было ни одного друга…

— И долго это продолжалось?

— Пока мне не исполнилось восемнадцать.

— Боже мой! Этого просто не может быть!

— И тем не менее было именно так! — с горечью подтвердил герцог. — Можете себе представить, что, когда умер мой отец, я почувствовал себя так, словно вышел из тюрьмы. — Он издал короткий смешок. — Подобно узнику, долгие годы проведшему в мрачной темнице, я совершенно не знал той жизни, в которой внезапно очутился. Все казалось мне таким странным…

— И что же случилось потом?..

— Неужели вы не можете догадаться? — насмешливо спросил герцог. — Разумеется, первым делом я отправился в Лондон. Ведь теперь я никому не был обязан отчетом! И конечно, общество приняло с распростертыми объятиями богатого молодого герцога!..

— Наверное, это было… приятно, — тихо заметила Шимона.

— Это было подобно выходу из тьмы на свет! Но к несчастью, у меня не было никаких нравственных принципов, моральных стандартов, чтобы я мог правильно оценивать людей, встреченных мною в свете. Меня снедало единственное чувство — жгучее желание скорее восполнить все то, что я, как мне казалось, упустил в этой жизни…

— Я вас понимаю…

— Мне хотелось всего запрещенного для меня в течение долгих лет — завести собственных лошадей, охотиться, боксировать — словом, заниматься тем, что для любого молодого человека моего возраста было вполне привычным.

Герцог цинично усмехнулся и добавил:

— Кроме того, меня, естественно, интересовали и женщины!

Шимона стиснула руки, почувствовав внезапный укол ревности, поразивший ее сердце подобно лезвию острого кинжала.

— Мой отец считал женщин порождением дьявола, — продолжал герцог, — поэтому для меня они обладали неизъяснимым очарованием. Меня влекло к ним как магнитом.

Глядя на прекрасное лицо своего собеседника, Шимона невольно подумала о женщинах, наверняка находивших его не менее привлекательным, чем он их.

— И снова я пустился во все тяжкие, — нарушил молчание герцог. — Моя жизнь в свете началась знакомством с весьма порочными друзьями принца Уэльского, встреченными мной в Карлтон-Хаусе. Они-то и подняли для меня завесу над сомнительными удовольствиями, которым сами предавались.

В голосе герцога слышалась неподдельная горечь. Он продолжал свой рассказ:

— Сами можете себе представить, что случилось потом. Я вел себя словно маленький мальчик, оказавшийся в лавке со сластями. Жадно погружаясь в пучину греховных наслаждений, я вскоре заслужил тот титул, который вам наверняка известен.

Губы герцога тронула кривая усмешка.

— Его Бесчестье!.. Да, я гордился своим прозвищем! Во всяком случае, мне оно казалось гораздо более почетным, чем титул Герцога-Молельщика…

Выпалив эту тираду, герцог глубоко вздохнул.

— А потом я встретил вас… Когда вы впервые переступили порог моей комнаты в Рейвенстоун-Хаусе, я понял, что вы — та самая женщина, которую я давно и безнадежно мечтал найти!

— Я… со мной тоже что-то произошло, когда мы… встретились впервые, — сбивчиво произнесла Шимона.

— Мы сразу ощутили, — сказал герцог, — некую невидимую связь между нами. И слова оказались не нужны…

Он обернулся к ней, и в его глазах Шимона прочла боль и муку.

— Когда я поцеловал вас, я понял, что на свете все-таки существует Бог, и поверил в Него.

Шимона вздрогнула — такой отклик нашли слова герцога в ее сердце. Затем он поднялся с места и резко сказал:

— Вы для меня являетесь истинным воплощением всего чистого и светлого, но именно поэтому я и не могу позволить себе увлечь вас за собой в бездну. Для этого во мне осталось достаточно порядочности!

Глубоко вздохнув, герцог проникновенно добавил:

— Я буду любить вас всю жизнь… и ради этой любви я завтра же отошлю вас к родственникам вашей матери. Там вам будет хорошо и спокойно. И кто знает — возможно, в один прекрасный день вы встретите мужчину, достойного вас!..

Шимона словно оцепенела.

Теперь, когда герцог окончил свой рассказ, многое из того, что раньше было для нее загадкой, стало ясным.

Ей тоже, как и ему, была ведома жизнь без друзей-сверстников. Его одиночество было знакомо и понятно Шимоне.

Правда, узилище герцога было жестоким и страшным. Ее собственное затворничество было вполне комфортабельным, и жила она среди любящих ее людей. Но все же вынужденная отгороженность от мира оставила на них обоих свою неизгладимую печать.