Вячеслав Бондаренко - Герои Первой мировой

• Название: Герои Первой мировой
• Автор: Вячеслав Бондаренко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03657-4

Нет в нашей стране более замалчиваемой, более оболганной, более проклятой и забытой войны, чем Первая мировая (1914—1918). Горька судьба ее героев. В силу исторических обстоятельств они не дождались ни юбилейных медалей, ни пенсий, ни музеев, ни вечных огней, ни цветов в день Победы…

Эта книга — скромная дань уважения тем, кто не вернулся с кровавых полей Галиции, Волыни, Польши, Литвы, Латвии, Белоруссии, над кем навсегда сомкнулись холодные воды Балтики или Черного моря.

Вниманию читателя представлены двенадцать очерков — кратких биографий людей, которые навсегда вписали свои имена в историю Первой мировой войны. Это выдающийся полководец и командир боевого корабля, сын великого князя и простой донской казак, первый в России летчик-истребитель и сестра милосердия, военный священник и лихой гусарский офицер… Жизнеописание каждого героя прослеживается в тесной взаимосвязи с судьбой России, отчего по прочтении складывается целостное представление о великой и трагичной эпохе.

Книга снабжена приложениями, из которых читатель узнает много полезного об организации и структуре Русской Императорской армии, воинских званиях и наградах.

---

Стоит заметить, что Крючков, хотя и стал самым первым кавалером Георгиевского креста за всю историю этой награды, получил крест с номером 5501. Это объясняется тем, что заранее отчеканенные Георгиевские кресты (такое название официально было присвоено этой награде в 1913 году) были разосланы на фронты большими партиями. Северо-Западный фронт, на котором действовала 1-я армия, как раз и получил партию крестов, номера которых начинались с цифры 5501. Что касается Георгиевского креста 4-й степени № 1, то он еще до войны был оставлен «на усмотрение Его Императорского Величества». И Николай II лично вручил его только 20 сентября 1914 года рядовому 41-го пехотного Селенгинского полка Петру Черному-Ковальчуку, захватившему в бою австрийское знамя.

(Здесь уместно будет напомнить о том, что Георгиевский крест — награда исключительно для нижних чинов. Но русские журналисты 1914-го, не искушенные в военных тонкостях, зачастую «награждали» Крючкова офицерским орденом Святого Георгия. Так, во втором выпуске московского иллюстрированного альманаха «Великая война в образах и картинах» говорилось: «Вызывает всеобщий энтузиазм громкий подвиг казака Крючкова, открывшего длинный ряд случаев награждения нижних чинов орденом Святого Георгия за выдающиеся подвиги личной храбрости». Да и на цветных плакатах рядом с портретом Крючкова часто помещалось изображение именно ордена Святого Георгия, а не Георгиевского креста.)

В конце августа 1914 года подвиг Крючкова быстро получил широчайшую известность в России. Имя героя было увековечено в песнях, его биография была растиражирована в виде небольших брошюр — их известно как минимум 20 (и не только на русском, существовало даже эстонское издание). Поэт, работавший под псевдонимом Дэг, посвятил казаку поэму «Подвиг казака Крючкова», вышедшую в Петрограде отдельным изданием. Портреты героя печатались на обложках журналов, в цирках ставились конные представления «Подвиг Козьмы Крючкова», во всех музыкальных магазинах появились граммофонные пластинки с «Вальсом Козьмы Крючкова», кондитерская фабрика А.И. Колесникова выпустила конфеты «Геройские» с портретом казака на обертке, а ростовская папиросная фабрика Кушнарева начала продажу папирос «Донской казак Козьма Крючков». Широко были распространены лубочные картинки, на которых Козьма изображался в виде сказочного богатыря, наколовшего на свою пику не меньше десятка врагов. Рядом обычно помещались стихи наподобие этих:

Храбрый наш казак Крючков
Ловит на поле врагов,
Много ль, мало ль — не считает,
Их повсюду подцепляет.
Как догонит — не милует,
Сзади, спереди шпигует
По возможности елику —
Сколько влезет их на пику.

Существовала и такая поэтическая версия боя 30 июля:

Четыре русских казака,
А немцев было тридцать два.
И вот один казак Крючков
Вдруг в кучу врезался врагов.
Три остальных за ним спешат
И немцев вкруг себя крошат.
И вот чрез несколько минут
Настал для немцев уж капут.
Хоть и залит Крючков весь кровью,
Но не моргнет он даже бровью.
Он смело вкруг себя рубил,
Одиннадцать врагов убил
И получил шестнадцать ран,
Без помощи доехал в стан.
За храбрость стал казак донской
Теперь известен как герой.

Подвиг донца задорно воспевался и в частушках:

Ай да ловко! Это дело!
Немцам здорово влетело!
Вся Германия в конфузе
От геройской битвы Кузи.

Первого георгиевского кавалера буквально заваливали дорогими подарками и знакомые, и незнакомые люди. Так, дирекция Русско-Азиатского банка преподнесла ему золотую казачью саблю, сотрудники газет «Новое время» и «Вечернее время» — шашку с гравировкой «Удальцу Козьме Крючкову», общественность Петрограда и Москвы — шашки в золотой оправе, ростовчане — большую золотую чашу, городской голова Одессы — серебряный ларец… Подарки присылали и родителям героя. Отец Козьмы с недоумением рассказывал: «Кувшины разные позолоченные, стоят в горнице на полочке, красуются. Чего с ними делать, не знаем. Стоят!»

Популярность героя была такой, что в России появились «лжекозьмы Крючковы». Об одном таком самозванце, выдававшем себя за настоящего Крючкова в декабре 1914 года, рассказывал в своих воспоминаниях генерал И.И. Золотарев.

После излечения Козьма Фирсович вернулся в родной полк и принял активное участие в боях в Восточной Пруссии. Так, 31 октября 1914 года он «в бою под деревнями Зееберг и Аннберг под сильным ружейным и артиллерийским огнем противника был послан снять пулеметы с позиции, которая сильно обстреливалась противником, благодаря чему пулеметы были вовремя сняты, а еще ранее им же установлена связь с начальником дивизии» (за этот подвиг Крючков 8 февраля 1916 года приказом № 64 по 3-му армейскому корпусу был удостоен Георгиевского креста 3-й степени № 92481). Но вскоре его по настоянию начальства перевели в штаб 3-й кавалерийской дивизии, на должность начальника казачьего конвоя. Впоследствии с «легкой» руки М.А. Шолохова широко распространилась легенда о том, что Крючкову роль «свадебного генерала» льстила, что его в надежде на близкое знакомство осаждали «влиятельные дамы», и т. п. На эту злобную выдумку можно сказать одно: в реальности шумиха вокруг собственного имени Крючкову категорически не нравилась. Так, когда служивший при штабе 3-й кавалерийской дивизии П.А. Аккерман попытался расспросить Крючкова о его подвиге, он заметил, что казаку «или надоело, или, по скромности, неприятно распространяться о своем геройстве. Достаточно поузнав его за время совместного пребывания в нашем штабе, — я склонен думать, что причиной была его скромность». О том, что донской герой был вовсе не склонен щеголять своей известностью, свидетельствует и более поздний случай, описанный в воспоминаниях Н.Н. Каледина: «В 1917 году 3-й Донской казачий полк стоял на отдыхе недалеко от Одессы. Для надобностей полка было отправлено несколько подвод в Одесское интендантство. За старшего ехал К. Крючков. В Одессе, в интендантстве Крючкова разыскал какой-то господин и представился ему как директор Одесского городского театра. Этот директор, в присутствии казаков, высказал свое желание представить Крючкова Одесской публике, в городском театре, и само собой разумеется, за денежное вознаграждение. Крючков весьма терпеливо выслушал этого предприимчивого директора и под улыбки присутствующих казаков ответил ему так: “Прошу вас, господин хороший, убирайтесь отсюда подобру-поздорову и в другой раз с подобными предложениями ко мне не обращайтесь, а то вам весьма не поздоровится. Я вам не медведь, чтобы меня всякий желающий выводил на показ публике”».

Что же касается «влиятельных дам», которые осаждали Козьму Фирсовича в надежде на близкое знакомство, то они действительно были. Вот только реакция Крючкова на таких поклонниц была достойной уважения. Интересную зарисовку оставила знаменитая певица Н.В. Плевицкая, в январе 1915 года работавшая сестрой милосердия в госпитале: «На дворе мы увидели, между прочим, чубатого, с тонким, красивым лицом казака, который учился ездить на велосипеде. Он не обращал на нас внимания, а упрямо одолевал стального коня. Впрочем, этот конь то и дело сбрасывал казака в снег… Так мы увидели Крючкова, портретами которого уже пестрили все журналы. Княгиня казака сфотографировала. Он позировал неохотно. Генерал Леонтович заметил, что Крючков “не очень дисциплинирован”. Когда Крючков хочет идти в разведку, а генерал не разрешает, он упрямо трясет чубом, повторяя: “А почему, а почему?”». Добавим, что когда с Крючковым захотела сфотографироваться сама Плевицкая, чья известность тогда уже была очень велика, он наотрез отказался, заявив, что женат и не может фотографироваться с другими женщинами. Автор статьи «Кузьма Крючков», опубликованной в газете «Донские областные ведомости» в № 31 от 8 февраля 1915 года, также свидетельствовал о том, что реакция казака на осаждавших его поклонниц была весьма неодобрительной: «Между прочим, пришлось видеть и то, с каким совершенно искренним удивлением реагирует он на внимание, которое ему уделяют общество и печать. Его привели почти в детский восторг подарки Петрограда и Донского банка — шашки, оправленные в серебро, и кованый пояс — от Нижегородской ярмарки. И озадачили письма петроградских дам, нашедших необходимым выразить признательность казаку Кузьме Крючкову.

— Чего это оне? — сказал как-то раз казак. — Ведь у меня женка осталась на родине и двое детей: один — четырех, другой — трех лет».

Конечно, у шумихи, окружавшей имя Крючкова — а он враз удостоился почестей, которых до него не получал ни один рядовой солдат русской армии, даже самый заслуженный, — была и оборотная сторона. Несведущие в тонкостях военной службы журналисты зачастую сочиняли «по мотивам» боя 30 июля 1914 года такие небылицы, что реальная драматическая картина неравной схватки становилась каким-то полуанекдотом-полубылиной, а сам национальный герой № 1 превращался в пропагандистский трафарет, очень далекий от прототипа, — этакий типичный «воин из народа», простой, скромный, но при этом обладающий богатырской силой и храбростью. Неудивительно, что в таком изложении подвиг Крючкова воспринимался с изрядной долей скептицизма и иронии, как некая фронтовая байка, не имеющая отношения к настоящей войне. Знаменитым стало высказывание Максима Горького: «Подвиги Козьмы Крючкова больше от надуманности, чем от действительности». Именно в таком лубочном, гротескном, разменянном на конфетные обертки виде герой, к сожалению, и запомнился многим современникам: «На календарях, папиросных коробках, открытках, на бонбоньерках храбрый казак Кузьма Крючков бесконечно варьирует свой подвиг. Выпустив чуб из-под сбитой набекрень фуражки, он расправляется с разъездом, с эскадроном, с целой армией немцев…» (Л. Кассиль. «Кондуит и Швамбрания»); «Уже давно я хранил в своем волшебном ящике множество бумажек от конфет, — портреты генералов — Рузский, Брусилов, Иванов, Алексеев, Козьма Крючков, повторенные тысячей конфетных зеркал, — все это не имело для меня никакого значения…» (В. Шаламов. «Берданка»).