Майк Джемпсон - Уклоны мистера Пукса-младшего

• Название: Уклоны мистера Пукса-младшего
• Автор: Майк Джемпсон
• Издательство: Юношеский сектор издательства «Пролетарий»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1927

Мало кто осознает истинную роль случайностей в нашей жизни. А между тем случайности эти определяют многое, если не всё.

Именно такие на первый взгляд ничтожные и не связанные между собою события: любовные томления серого кота, ошибка Гринвичской обсерватории, насморк констэбля Берриса и излишнее усердие каирских чиновников — привели к тому, что ошеломленный Джемс Пукс-младший, председатель юношеского отдела лондонской «Лиги ненависти к большевикам» и единственный наследник миллионера Пукса-старшего, вместо отдыха в уютном египетском санатории вдруг оказался на судне, везущем его в страшную Советскую Россию, навстречу неизвестности…

---

Беррис, покусывая усы, возвращается в управление. Как бы связать эту девчонку с похищением Пукса? Ах, если бы была хотя бы одна улика! Мэри в Лондоне — тысячи, но нужно найти что-нибудь такое, что связало бы именно эту Мэри, именно Мэри Клевлэнд с исчезновением Пукса.

Автор вынужден просить читателя — честное слово, в последний раз — пожаловать в Каир. Нити романа — не по вине автора — разбросались по всему восточному полушарию. Автор обязан связать нити воедино, а без участия читателя он этого сделать не может.

Поэтому — пожалуйте в Каир.

Инспектор Уинклоу улетел. Маленькая точка в небе скоро скрылась за горизонтом.

Сюзанна Смозерс осталась на аэродроме.

Тем не менее мысли обоих почти совпадают.

Оба теперь одинаково не верили в то, что Джемс вернулся в Лондон. Сюзанна была убеждена, что Джемс действительно в России, что он уже погиб, попав к большевикам. Инспектор же предполагал, что Джемс был вовлечен египтянкой в какую-нибудь романтическую историю и отправился в глубь страны, и что сейчас речь может итти, главным образом, о выкупе — не романтические разбойники, а обыденнейшие жулики, очевидно, решили заработать на романтических склонностях Джемса.

Телефон к услугам Сюзанны всегда. И сейчас, в минуту волнения, необходимо поговорить с Лондоном, чтобы узнать от подруги последние новости, чтобы не оторваться из-за этого пари от лондонской жизни.

— Какие новости, Кэт?

— О, Сюзанна, какая ты счастливая! Ты не в Лондоне и не должна будешь пойти в прошлогоднем платье на бал лэди Уонсберри.

— Деточка, почему в прошлогоднем?

— Понимаешь, забастовка этих портних.

— Портних?

— Ну, как их, работниц, которые служат у портних. И мы не можем шить себе платья в Англии. И, знаешь, забастовкой руководит эта — невеста Финнагана, Мэри Клевлэнд. Мне об этом вчера рассказал папочка. А Беррис — ты ведь знаешь Берриса — думал, что это она вызвала в Лондон Джемса, а мистер Пукс…

Трубка резко падает на рычаг. Мысль, мелькнувшую в это мгновение, необходимо оформить.

Да, да, да. Это, пожалуй, можно проделать. Это будет великолепным щелчком по носу этому мальчишке. Да, да. Это не только можно, но даже нужно проделать. Снова трубка у уха Сюзанны. Но сейчас разговор посерьезнее — Сюзанна вызывает к телефону Берриса.

— Я хочу знать, мистер Беррис, чего вам недостает, чтобы упрятать эту девчонку в тюрьму.

— Улик, мисс Смозерс. Нет достаточного количества улик. По английским законам…

— Плюньте на закон, Беррис, говорю вам. Мы сами себе закон.

— Но, мисс Смозерс…

— Мистер Беррис, я завтра буду в Лондоне. И тогда я вам покажу, где находятся улики, опутывающие эту Мэри с ног до головы.

Мимолетная мысль претворяется в определенный план. Сюзанна делает все, чтобы поспеть на утро в Лондон — чековая книжка иногда оказывается сильнее даже расписаний воздушных сообщений.

Перед самым отъездом Сюзанна посылает инспектор Уинклоу странную телеграмму:

МОЛЧИТЕ СУТКИ МОЛЧАНИЕ БУДЕТ ОПЛАЧЕНО ПОДРОБНЫЕ ИНСТРУКЦИИ ЗАВТРА СМОЗЕРС

Следующий день был полон тревоги для всех свободных от дежурства констэблей Лондона: фотографии Джемса, розданные им управлением, должны были быть путеводной звездой каждому из них.

Весь день только-что прилетевшая Сюзанна провела в волнении. Нервы напряглись, как струна, сердце жаждало выигрыша пари, ликвидации забастовки и мести. Весь день констэбли метались по огромному городу. Каждый притон, каждый подозрительный уголок был обследован. Джемса нигде не было.

К пяти часам дня похудевший Беррис высказал робкое предположение: — может-быть, Пукса нужно искать не только в Лондоне; мог же он уехать вместе с Мэри из города.

В пять часов дня Сюзанна обозвала Берриса идиотом:

— Если эта девчонка здесь, значит и Джемс должен быть здесь. Понимаете, должен быть.

Ну, как мог Беррис спорить?

— Мисс Смозерс, они сегодня устраивают митинг. Поедем, может-быть? Может-быть, мы найдем там что-нибудь.

Вы не слышали никогда, читатель, как говорит Мэри Клевлэнд? Умножьте классовую ненависть на голод, на злобу, на отчаяние, возведите это в степень желания победить, и вы поймете, что каждое слово, швыряемое председательницей стачечного комитета в толпу, — бомба, снаряд, взрывающие основы основ.

— Товарки! Вы знаете, как мы живем. Вы знаете, что мы высчитываем каждый пенни[53]. Что каждый кусок хлеба смочен нашим потом. Но и тот хлеб, который едят они, важные господа, носящие наряды, сделанные нашими руками, тоже пахнет нашим потом. Мы имеем больше прав на эту еду, чем они. Они не работают, а живут сладко. Мы работаем и голодаем. Это справедливо?

И в этот момент, такой напряженный и острый, Сюзанна Смозерс решилась:

— Да!

Тысячи голов повернулись в сторону автомобиля. Тысячи рук сильнее сжались в кулаки.

— Да, справедливо!

Мэри не смутилась ни на мгновенье. Сюзанна забыла приличия, осторожность — все, все. Вон репортеры уже пробираются сквозь толпу к ней. Завтра она снова будет описана во всех газетах — цель оправдывает средства.

— Женщины! Не верьте этой агитаторше. Мир устроен так, что в нем есть покупатели и продавцы. И не вы измените этот порядок. Покоритесь судьбе: неужели вы думаете, что устрашите своих хозяев тем, что будете голодать? Голод приближается к вам. Каждый день, в который вы ничего не зарабатываете, приближает вас к голодной смерти. А хозяева не худеют даже от вашей жалкой попытки. Они найдут тысячи других работниц. Женщины! Не слушайте агитаторов. Становитесь на работу. Вы не можете требовать, вы должны просить.

Голос Мэри врывается в напряженную тишину площади:

— Товарки! Спросите ее, кто шил ей платье…

Тишина шевелится:

— Слушайте! Слушайте!

— Спросите ее, сколько она тратит на платья. Отбросьте цену материи и цену нашего труда. Сколько остается в кармане наших хозяев? А они не теряют от каждого дня забастовки?

Толпа тесно обступает автомобиль; тишины уж нет — море бурлит, волнуется, грозит залить островок, на котором стоит Сюзанна.

— Эй, ты, кукла, расскажи нам правду; скажи, почему ты защищаешь хозяев!

Беррис не выдерживает: всем телом наваливается он на грушу автомобиля — гудки заглушают, по крайней мере, ругань. Резкий свист раздается в ответ. Толпа хохочет. Автомобиль трогается. Репортеры бегут вслед, на ходу щелкая фотоаппаратами.

Сюзанна рвет в бешенстве перчатки. Да, завтра ее имя появится в газете, но в каком виде, боже мой!

Сюзанна рвет в бешенстве перчатки. Мэри должна быть наказана не только за то, что она невеста Томми. Нет, Мэри нужно наказать и за то, что она — Мэри.

Глава тринадцатая, возвращающая читателя на несколько дней назад.

Дорогой сэр!

Позвольте мне и дальше придерживаться строго-официального тона в этом письме, которое является моим последним к вам письмом.

Прошу вас, отец, не удивляйтесь. Водопад событий, обрушившийся на меня за последние недели, превратил меня в другого человека. Отныне и навеки я уже не Джемс Пукс, ваш сын, буржуа, председатель юношеского отдела «Лиги ненависти к большевикам». Отныне я — почти муж самой очаровательной женщины в мире, советский гражданин Тама-Рой, индусский коммунист. Мои мозги, сэр, вывернулись наизнанку.

Отец, когда я выезжал из Лондона, я был еще вашим сыном и сыном родной страны. Но, отец, если родина поворачивается к вам спиной, если слуги вашей родины награждают вас тычками и ударами, — вы имеете все основания отказаться от своей страны.

Я выехал из Лондона, отец, еще немного угнетенный смертью дорогого Чарли, нездоровьем матери, ошеломленный вашими подвигами на бирже. Морской воздух не принес мне успокоения, — морская болезнь скрутила меня самым жестоким образом.

Я не суеверен, отец, но даже сейчас, находясь в стране, свободной от предрассудков, я подозреваю, что высшая сила вмешалась в мою жизнь в тот момент, когда я сошел на берег в Каире.

Эта высшая сила заставила меня не поехать немедленно в санаторий, а остановиться у прекрасной, но негодной женщины, у туземной красавицы Заары. Выйдя от нее на прогулку, я попал в демонстрацию против британского владычества в Египте, и какой-то негодяй наклеил мне на спину революционное воззвание. Я этого не заметил. Получасом позже я ввязался в драку, во время которой у меня похитили бумажник с деньгами, паспортом и бумагами.

В полицейском участке, куда я кинулся, увидев пропажу, меня приняли за индусского коммуниста Тамма-Роя, и на следующее утро я был выслан на судне «Мария» в СССР, как политический преступник.

Всю дорогу я ожидал смерти, отец. Я был убежден, что большевики расстреляют меня в тот момент, когда я сойду на советский берег. Но этого не случилось. Случилось худшее: ко мне отнеслись, как ко всем прибывшим политическим эмигрантам. Меня приютили, накормили и, главное, честно и открыто показали мне все недостатки и достоинства советской страны.