Бела Иллеш - Карпатская рапсодия

• Название: Карпатская рапсодия
• Автор: Бела Иллеш
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1974

В романе «Карпатская рапсодия» (1937–1939) повествуется о жизни бедняков Закарпатья в составе Австро-Венгерской империи в начале XX века и о росте их классового самосознания.

---

Они быстро завоевали себе большую группу сторонников. Среди них было особенно много женщин. Теперь «пророками» стали называть этих студентов.

Если студенты мало говорили о социалистах, то тем больше и горячее нападали на них социалистические агитаторы. Местами им удавалось даже парализовать русинскую агитацию и восстановить единство русинской, венгерской и еврейской бедноты, но достигнутый ими успех оказывался очень недолговечным. После выступлений Элека Дудича за студентами пошли чуть не все русины.

Окончивший юридический факультет, сын сойвинского греко-католического попа Элек Дудич начал хождение в деревни в 1910 году. Через три-четыре месяца он был самым популярным человеком между Карпатами и Тисой. Теперь «пророком» стали называть уже его, и только его. Его боготворили не только жители русинских деревень, но и венгерские городские барышни.

«Пророк» Дудич был широкоплечим гигантом, почти двух метров ростом. Его большие, широко расставленные голубые глаза смотрели на мир мечтательно. Длинные, шелковистые белокурые волосы и золотисто-белокурая борода напоминали изображение Христа. Он ходил зимой и летом без шляпы, носил сапоги выше колен и украинскую рубашку из домотканого полотна. У него был прекрасный глубокий, как церковный орган, голос. Он говорил, широко расставляя руки, как священник, благословляющий прихожан.

«Пророк» редко выступал в деревнях. Обычно он произносил свои проповеди на лесных полянах, куда стекались большие массы народу из ближних и дальних деревень. Летом он ночевал под открытым небом, зимой — в самых нищенских русинских хижинах. Ел из общей миски вместе с беднейшими и не пил ничего, кроме чистой ключевой или речной воды. В церкви он всегда стоял среди бедноты.

Я несколько раз видел Элека Дудича в Сойве, когда он еще не был «пророком». Однажды он заговорил со мной в Будапеште. С тех пор как мы жили в Пемете, в Марамарош он не приезжал. Впрочем, зимой ни один из русинских студентов не посещал Пемете. Это время хорошо использовал Хозелиц. Когда он вернулся из тюрьмы, на завод его обратно не приняли, и таким образом, Каланча по целым дням был свободен. Чем он жил, я не знаю, но что он жил неважно, в этом сомнения не было. Остались от него одна кожа да кости… Тем не менее он целый день был на ногах и ходил из дома в дом. Разговаривал с каждым человеком наедине.

Когда пришла весна, рабочие Пемете были готовы к бою. Был даже назначен уже день — ближайший понедельник, — когда рабочие должны были послать свою делегацию к директору Кэблю. Рабочие на лесном заводе распределились по группам — десять человек в каждой. Один из десятки брал на себя ответственность за то, что во время борьбы за повышение заработной платы его группа будет изо дня в день давать меньше продукции.

«Послезавтра! Послезавтра!..»

В субботу после обеда в Пемете прибыл «пророк» Дудич. Остановился он у многодетного дровосека Даниила Простенека. Ел вместе с Простенеками из общей миски гречневую кашу и пил с ними из их единственного кувшина ключевую воду. По утрам отправляясь произносить проповеди, он сажал на плечо самого младшего из детей Простенека, четырехлетнего Михая.

Было ясное утро.

В долинах и на склонах гор снег уже растаял, держался он еще только на покрытых туманом вершинах. Из сырой черной земли подымались тяжелые, дурманящие запахи. Казалось, можно было даже слышать, как лопаются на деревьях почки. На лесных полянах показались крупные белые пятна: миллионы подснежников. Около деревьев там и сям уже начали появляться первые фиалки.

Пророк говорил на той поляне, где я когда-то встретился с медведем. Все русинские жители окрестных деревень, даже находившихся на расстоянии четырех-пяти часов ходьбы, пришли, чтобы увидеть и услышать Дудича. Они притащили даже больных — кого на руках, кого на спине.

Среди собравшихся на поляне были и такие, которые не верили в «пророка». Они пришли либо из любопытства, либо с тайной надеждой — может быть, кто-нибудь осмелится выступить против него, а тогда и они…

«Пророк», державший в руке свежую сосновую ветку, долго молча и неподвижно стоял лицом к лицу с народом. Лучи солнца окружали нимбом его золотистые волосы.

Дудич говорил полтора часа.

Сначала он нападал не на евреев и не на венгров, а критиковал тех, кто хочет связать судьбу русинского народа с судьбою евреев и венгров. Он отчитывал этих русин, как отец своих заблудших детей. Он обвинял их, но тут же и защищал:

— Потому что можно ли осуждать, можно ли считать виноватыми наших бедных, невежественных, нищих, угнетенных русинских братьев за то, что дьявольски хитрые евреи обманывают их, сбивают с правильного пути, подвергают всяким опасностям?

Тут «пророк» начал говорить о евреях. Он не говорил, а гремел.

Его лицо выражало ненависть и презрение. Движения его стали резкими, как будто он стоял лицом к лицу с врагом.

Покончив с евреями, он стал перечислять грехи венгров.

Он говорил еще долго, то гудящим, то гремящим голосом. О чем он говорил, было уже неважно. Голосом и широкими жестами он возбуждал и направлял чувства своих слушателей.

Женщины высоко поднимали детей, чтобы те могли видеть «пророка».

Кто-то глубоко вздохнул. Одна из женщин заплакала.

Когда «пророк» умолк, на поляне воцарилась мертвая тишина.

Он стоял перед своими приверженцами с опущенной головой.

Люди затаили дыхание.

— Молитесь! — приказал он.

Толпа начала тихо молиться.

Когда молитва кончилась, Дудич, пошептавшись с Простенеком, обратился к Ивану Михалко:

— Я слышал, брат, что твой сын, знаменитый медвежатник, служит евреям.

Старик не знал, радоваться ли ему чести, что «пророк» заговорил с ним, или же возмущаться обидой, нанесенной его сыну. Он покраснел, как девчонка, и ничего не ответил.

— Говорят, твой сын очень сильный человек.

— Он медвежатник! — гордо ответил Иван Михалко.

— Спроси его, решится ли он пойти со мной врукопашную?

— Пойдет! — воскликнул старик.

— Я хочу получить ответ от него самого.

— Можешь поверить мне — пойдет. Мой Григори готов помериться силами даже с чертом.

— Но я не черт, — смеясь, сказал «пророк».

— С тобой он тоже поборется. Хочешь — хоть сейчас.

— Пойдем!

За Элеком Дудичем и Иваном Михалко к кузнице двинулись сотни людей.

Кузнец-медвежатник был страшно удивлен, когда увидел, что к его дому подходит целая процессия. Впереди шел Дудич, стало быть, они подходили с враждебной целью. Несколько секунд Григори колебался — думал бежать. Но это продолжалось лишь несколько секунд. Потом он схватил молот, решив дешево не отдавать свою жизнь.

— Иван, — сказал он сыну, — ты сейчас же пойдешь к Балинтам и, что бы ни случилось, останешься у них.

Иван не ответил. Он схватил большую дубину и встал рядом с отцом.

— Ну-ка, кузнец Григори, посмотрим, заслуживаешь ли ты своей славы. Я пришел спросить тебя: посмеешь ли ты пойти со мной врукопашную? — крикнул Дудич.

— Один человек — против сотни? Это ты называешь рукопашной?

— Один против одного. Ты против меня. Наши русинские братья будут зрителями и свидетелями. Брось-ка этот молот и снимай рубашку!

Григори с большим трудом догадался, чего хотел от него «пророк». Поняв наконец, громко рассмеялся.

— Я же тебя съем! — сказал он «пророку».

— Посмотрим!.. — ответил Дудич.

Народ окружил кузницу. Многие залезли на деревья и на крышу. Уважение к «пророку» и любопытство слились у них в одно чувство. Все находили вполне естественным, что «пророк» устраивает для них «фокус», хотя никто не знал, что эти две профессии — «пророка» и фокусника — родственны между собой.

Через несколько секунд «пророк» и медвежатник, обнаженные до пояса, стояли уже лицом к лицу во дворе кузницы в центре образовавшегося вокруг них человеческого кольца. Медвежьи мускулы Михалко не были ни для кого новостью, но могучие руки «пророка» они сейчас видели впервые.

Михалко думал, что он уложит своего противника в несколько секунд, но ошибся. Дудич, правда, не был таким сильным, как Григори, но мускулы у него тоже оказались крепкими, а использовать свою силу он умел лучше медвежатника. При первом же выпаде ему удалось схватить его за талию так, что Григори только с большим напряжением всех своих сил смог освободиться из его объятий. А когда Григори пытался обнять своего противника, тот ловко ускользал из объятий его огромных рук. Когда Михалко наконец удалось поставить «пророка» на колени, Дудич с такой силой вскочил опять на ноги, что кузнец отшатнулся. Сотни зрителей смотрели на эту борьбу с благоговением, как на церковные мистерии, и следили за ней с таким же волнением, как за выступлениями шпагоглотателя.

Прошло больше получаса, пока Михалко наконец удалось уложить «пророка» на обе лопатки. Медвежатник, тяжело дыша, помог своему побежденному противнику встать.