Уинстон Черчилль - Саврола

• Название: Саврола
• Автор: Уинстон Черчилль
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4438-0115-5

Публицистические, исторические и политические произведения Уинстона Черчилля известны многим, но его художественная проза никогда не издавалась на русском языке. Между тем роман Черчилля «Саврола, или Революция в Лаурании» в свое время имел огромный успех и выдержал несколько изданий в Англии и Америке.

События романа разворачиваются в вымышленной стране. В этой стране единолично правит жестокий тиран, против которого восстает главный герой книги Саврола — убежденный демократ и сторонник реформ. Взбунтовавшийся народ свергает тирана, он погибает на ступенях собственного дворца. Однако победа свободы и демократии омрачена происками тайного анархистского общества, члены которого являются сторонниками насилия.

В образе главного героя романа Черчилль показал самого себя и вложил в этот персонаж многие черты своего характера и свои представления о жизни.

Интересно, что в 1953 году Черчилль удостоился Нобелевской премии именно по литературе.

---

Услышав эти слова, некоторые из собравшихся стиснули зубы и многозначительно посмотрели друг на друга. Он же, не обращая внимания на это, продолжал далее излагать свои мысли. Согласно его точке зрения, в текущий момент они должны были занять выжидательную позицию; и они могли позволить себе ждать, поскольку игра стоила свеч. Он подчеркнул, что самым ценным сокровищем в мире была свобода…

Когда он закончил выступление и сел на место, лица его слушателей стали спокойнее, на них появились черты некоторого удовлетворения. Однако дискуссия продолжалась. Было решено выделить из общественных фондов партии средства, чтобы помочь тем, кто оказался в тисках бедности после жестокого убийства их родственников. Эти меры способствовали бы росту популярности партии среди трудящихся и поддержке других стран. Депутатская группа должна была встретиться с президентом, чтобы выразить отчаяние граждан, утративших древнюю Конституцию, и передать их просьбу вернуть им право голоса. Также следовало потребовать наказания офицеров, которые стреляли в народ. Президент должен был знать, какую тревогу и негодование испытывали жители города. Саврола, Годой и Рено были избраны членами депутатской группы, в то время как Комитет реформаторов был незаметно распущен.

Море с трудом дотянул до конца заседания и пошел к Савроле. Он был удивлен тем, что его кандидатура не была предложена в качестве члена депутатской группы. Он знал своего лидера намного лучше, чем Рено, педантичный юрист, у которого было мало друзей. С самого начала он следовал за Савролой с безрассудным энтузиазмом и преданностью, а сейчас он чувствовал обиду от того, что им так пренебрегли.

— У нас был тяжелый день, — попробовал он начать разговор; и когда Саврола ничего не ответил, продолжал: — Кто же мог подумать, что они осмелятся обмануть нас?

— Это для вас был очень трудный день? — задумчиво переспросил Саврола.

— Для меня? А на что вы намекаете?

— А вы подумаете о том, кто должен ответить за сорок человеческих жизней? Стоило ли провоцировать толпу своими эмоциями: ведь ваша речь была бесполезной, какой от нее толк? В результате их кровь на ваших руках. А люди теперь слишком запуганы. И им и нашему делу нанесен огромный вред — и все это по вашей вине.

— По моей вине! Я был в ярости, из-за того, что он обманул нас; я думал только о восстании! И я никогда не представлял себе, что вы будете покорно сидеть сложа руки. Этот негодяй должен быть немедленно убит, прежде чем произойдут другие несчастья!

— Послушайте, Море, я так же молод, как и вы. У меня тоже тонкие чувства; я полон энтузиазма. И я тоже ненавижу Молару, но мы должны быть мудрее и по-философски относиться к жизни. Но тем не менее я сдерживаю себя; ведь ничего нельзя добиться, если предаваться эмоциям. А теперь обратите внимание на мои слова. Либо вы научитесь вести себя именно так, либо поступайте по-своему. Однако в этом случае я отвергну вас как политика, хотя дружеские отношения — это нечто другое.

Он сел и, не обращая больше внимания на собеседника, начал писать письмо, в то время как Море смертельно побледнел от гнева и самобичевания. После такого выговора его бросило в дрожь, и он поспешно вышел из зала.

Саврола остался. В этот вечер у него было много дел: необходимо было написать и прочитать письма, истолковать смысл основных статей, представленных в демократической прессе, а также решить многие другие вопросы. Руководство огромной партией и строгие методы конспирации требовали усилий и постоянного внимания. Он закончил говорить лишь в девять часов вечера.

— Спокойной ночи, Годой, — обратился он к мэру, — завтра у нас снова будет напряженный день. Мы должны постараться запугать диктатора. Сообщите мне, в какое время он дает аудиенцию.

У двери мэрии он вызвал экипаж, запряженный парой лошадей. Это было транспортное средство, которое продолжало использоваться как обычно, несмотря на скучный период в общественной жизни и бурные политические события. Через некоторое время он подъехал к небольшому дому, не лишенному привлекательности, учитывая, что он был состоятельным человеком. Дом был расположен в самом фешенебельном районе города. Он постучал в дверь, и ее открыла пожилая женщина. Она встретила его с радостью.

— Я ужасно переживала, когда тебя не было дома, — сказала она. — Меня испугали вся эта стрельба и шум. Теперь дни становятся прохладными, и ты должен носить пальто. Я боюсь, что завтра ты простудишься.

— Все в порядке, Беттина, — ласково сказал он. — Благодаря твоей заботе у меня крепкая грудная клетка; но я очень устал. Принеси чего-нибудь перекусить прямо ко мне в кабинет. Сегодня я не буду ужинать.

Он пошел наверх, в то время как она начала суетиться, чтобы приготовить для него самый лучший обед, какой только можно было придумать. Его апартаменты располагались на третьем этаже — спальня, ванная и кабинет. Комнаты были небольшие, но вся их обстановка была проникнута изысканностью и роскошью, которые сохраняются благодаря любви и заботе. Широкий письменный стол располагался в таком месте, где солнечный свет в любое время дня удобно падал на его рабочую поверхность не слепя глаза. В центре стола стояла большая бронзовая чернильница, оборудованная всеми необходимыми атрибутами, вплоть до лотка со стопкой промокательной бумаги. Остальную часть стола занимали подшитые документы. И хотя на полу стояла большая корзина для мусора, он был усеян обрывками бумаги. Это был письменный стол публичного человека.

Кабинет освещался электрическим светом, струившимся от торшеров. К стенам были прикреплены книжные полки, наполненные томами, которые успешно использовались.

Никого не допускали в этот Пантеон литературы, где книги тщательно прочитывались и оценивались. Это была обширная библиотека: философия Шопенгауэра отделяла Канта от Гегеля, который оттеснял мемуары Сен-Симона и новейший французский роман; «Расселас» и «Добыча» были уложены рядом; восемь солидных томов знаменитой «Истории» Гиббона, несомненно, соответствовали великолепному изданию «Декамерона», как бы продолжая его; «Происхождение видов» нашло свое место рядом с Библией с черным шрифтом; «Республика» находилась в гармонии с «Ярмаркой тщеславия» и «Историей европейской морали». Том «Очерков» Маколея лежал прямо на письменном столе; книга была открыта, и изумительный отрывок о том, как гений одного человека сделал бессмертным гений другого, был подчеркнут карандашом.

«И история, в то время как ради спасения страстных, возвышенных и смелых натур ею отмечаются многие ошибки великого человека, провозглашает, что среди выдающихся людей, чьи кости покоятся рядом с ним, едва ли кто-нибудь оставил о себе более благородную и светлую память».

Полупустая пачка сигарет лежала на маленьком столике рядом с низким кожаным креслом; тут же находилась хрустальная пепельница, периодически под завязку заполнявшаяся окурками, но сейчас девственно-чистая. Сбоку стояла инкрустированная оружейная коробка, в которой находился тяжелый армейский револьвер. В углу кабинета стояла небольшая, но изящная статуя капитолийской Венеры. Создавалось впечатление, словно целомудренность ее цвета не гармонировала с ее соблазнительными формами. Это были апартаменты философа, но не аскета-затворника, фанатически преданного науке. Это было жилище человека, которому не чуждо ничто человеческое. Он ценил все земные удовольствия и знал их подлинную цену, одновременно наслаждался ими и презирал их.

На столе все еще лежали некоторые нераскрытые документы и телеграммы, но Саврола устал; во всяком случае они могли подождать до утра. Он опустился в кресло. Да, это был длинный и унылый день. Он был молодым человеком 32 лет, но уже на него оказали влияние трудная работа и тревога. Его ранимую тонкую душу не могли не взволновать драматические события, которые он наблюдал. Подавление эмоций лишь еще больше разжигало пожар в его душе. Стоило ли совершать все это? Борьба, упорный труд, постоянная спешка, принесение в жертву многих вещей, которые делают жизнь легкой и приятной, — ради чего? Ради блага людей! Но он не мог скрыть от самого себя, что это не было конечной целью его жизни. Честолюбие было главной движущей силой, и он не мог сопротивляться этому. Ему не были чужды вдохновение художника, жизнь которого посвящена поискам красоты, или азарт спортсмена — самое острое наслаждение, исцеляющее душевные муки. Еще приятнее было бы мечтать и размышлять в уединении где-нибудь в чудесном саду вдали от людского шума. Тогда он мог бы познать все радости, дарованные искусством и интеллектом. Однако он знал, что не смог бы перенести все это. Его натура была «страстной, возвышенной и смелой». Жизнь, которую он проживал, была его единственным выбором, и он должен продолжать до конца. Часто конец очень рано приходит к таким людям, чей дух настолько истерзан, что они находят отдых только в действии, успокоение — только в опасности и лишь в смятении обретают мир.