Ульрих Бехер - Охота на сурков

• Название: Охота на сурков
• Автор: Ульрих Бехер
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1976

Во многом автобиографичный, роман «Охота на сурков» посвящён жизни австрийского писателя-антифашиста в эмиграции в Швейцарии после аншлюса Австрии в 1936 г.

---

— Ну вот, — сказал он, — во всяком случае, не повредит, если ты мельком поглядишь в зеркало, — в зеркало, где еще два года назад отражались рассерженные рожи игроков в бильярд, которых я бывало чихвостил. В последнее время бильярд перестал доставлять мне удовольствие, под бильярдом я подразумеваю не только бильярд.

Около стойки с киями висело узкое венецианское зеркало. Бросив в него взгляд, я коротко и звонко засмеялся, даже чересчур звонко. После чего вынул один из тех бумажных носовых платков, какие приобрел вместе с эфедрином, и стер следы помады с губ и подбородка.

— Помада у этой красавицы из Страны Басков, а она, похоже, с ходу бросилась тебе на лацкан смокинга, отнюдь не химическая несмываемая, — услышал я бормотанье деда (сам он называл его «пустомельством»), — я прямо обалдел от изумления, в сердечных делах ты, как видно, большой дока. Тем более что молодые испанки ужасные недотроги, черт возьми, и особенно Майтена, она ведь принадлежит к одной из самых уважаемых семей Сан-Себастьяна… если сейчас вообще… если сейчас вообще еще можно говорить о семьях…

— Стало быть, ее зовут Майтена?

— Ах так, ты даже не знаешь имен юных дев, которых изволил обольстить. Ну и ну! Вот это номер!

Я опустился в глубокое кресло и взял сигару.

— Послушай, дед, дока не я. Это ты сделал недотрогу такой податливой.

— Я-я-я?

— Ты. Что ты сказал на ушко этим испанцам? Положа руку на сердце, что ты рассказал им про меня?

— Про тебя? Ни слова. Положа руку на свою «грудную жабу».

— Разве ты не сказал, что я, как летчик, намерен прямым ходом отправиться в Испанию? Что я запишусь добровольцем в авиацию республиканцев?

— Я ведь еще не совсем спятил, Требла. Всем известно, что с твоей старой дыркой в башке нельзя летать.

— С мо-ей ста-рой дыр-кой в баш-ке нель-зя ле-тать, прелестно сформулировано. — Я непритворно развеселился, формулировка «древнего прусса» мне понравилась. — А почему же тогда сеньор Монтес Рубио, а также брат этой девицы… Гм, сперва я подумал было, что она его жена… Словом, почему же эти испанцы с такой сердечностью благодарили меня? Правда с разной степенью сердечности.

— Благодарили тебя? Скажи на милость! — Дед на секунду перестал дышать.

— А пока ты спускал этих господ в своем, прости, лифте-лилипуте, очаровательная фрейлейн Майтена Итурра-и-Аску поблагодарила меня за намерение лететь в Испанию и «помогать нашим». Прежде чем я успел торжественно заверить ее, что достоинства моей скромной персоны grandpère сильно преувеличил, девица наградила меня ярко-красным прощальным поцелуем… Не сомневаюсь, что на моем месте и ты, mon vieux[171], не стал бы парировать его выпадом шпаги… И еще она подарила мне, атеисту, этот талисман…

— Puxa![172]

Я слова вытащил невесомую цепочку и помахал золотым крестиком над прозрачной подсвеченной снизу столешницей.

— Может, ты считаешь, что это моя воровская добыча? И что я, эдакий бессовестный фокусник Казанова, на все способен?

Puxa! — Восклицание бразильцев, вырвавшееся у Куята, означало, что он не на шутку озадачен.

Проницательные слоновьи глазки деда с темными мешками под ними удивленно взирали на раскачивающийся блестящий крестик. А потом внезапно он сильно откинулся назад и засмеялся; сначала он смеялся совершенно беззвучно, даже тише, чем де Колана, только брелоки плясали на его черном жилете, но потом смех деда зазвучал громче, превратился в нечто вроде озорного ржания и наконец оборвался. Наклонившись к столу, дед сунул сигару в пепельницу.

— Валентин в эту среду бежал из Дахау. Представь себе. Из Дахау. Заглянет сегодня поздно вечером сюда.

— Знаю. Пфифф взял на себя смелость посвятить меня в эту тайну.

— Ничего, но пусть это останется entre nous[173].

— Ясно. В среду. По-моему, это просто чудо. И впрямь превосходно.

— Конечно, превосходно, — пробормотал дед.

Легкая краска, которая выступила на лице Куята, после того как он засмеялся своим все еще молодым смехом, мгновенно сменилась обычной желтизной. Даже радостная весть о том, что хоть кому-то удалось уйти из-под охраны, миновать лагерные вышки, нашпигованные пулеметами, перехитрить проклятые черные мундиры — не могла его надолго воодушевить. Сегодня даже Пфифф показался мне удрученным, — не говоря уже о сеньоре Монтесе Рубио и о Куяте; дед был явно подавлен и бледен, несмотря на желтовато-загорелый цвет лица, какой бывает у светлокожих европейцев, долго живших в тропиках; сейчас восковое лицо Куята было такого же цвета, как тусклое пламя церковных свечей.

— Entre nous, бывший депутат рейхстага Валентин Тифенбруккер нелегально переправился через Боденское озеро в Швейцарию, а сегодня ночью мы его опять тайно переправим через границу. Пфифф отвезет Валентина на один из частных аэродромов в Нойенбургских горах, где я арендовал «физелер-шторх» и нанял французского пилота. Все, конечно, нелегально, — бормотал дед, — ведь если эта история откроется, швейцарская полиция арестует меня за нарушение нейтралитета. — Глаза вождя ацтеков, окруженные темными кругами, почти нежно оглядели меня. — Но мы, mon petit[174], проворачивали с тобой и не такие дела.

— Валентин летит в Испанию?

— Я доверяюсь тебе, зная, что ты человек чести. Он летит в группу войск Модесто.

— Ах, та-а-ак, — сказал я протяжно. — Ах, та-а-ак.

— Монтес Рубио, а также брат и сестра Итурра — несгибаемые республиканцы. И они умеют молчать. Я рассказал им о Валентине, о том, что сегодня вечером он зайдет ко мне ненадолго, прежде чем…

— Ах, та-а-ак. Стало быть, великолепная сеньорита Итурра-и-Аску тебя неправильно поняла, дед. Она предполагает, будто Валентин вступит в авиацию законного правительства.

— Возможно.

— И кроме того, пе-ре-пу-та-ла меня с Валентином. Все очень просто.

— Вот где, значит, собака зарыта, Требла. А я-то не сразу сообразил, в чем дело. На страницах испанской трагедии, грандиозной трагедии, судьба нацарапала крохотную комедию ошибок. — Губы деда под его «беличьими хвостами» сложились в чуть заметную усмешку. — C’est la guerre[175]. Война наколдовала тебе этот поцелуй. Поцелуй несовершеннолетней красавицы из Страны Басков…

— Война наколдовывает множество поцелуев. — Я опустил цепочку, и она с легким звоном упала на освещенный янтарь стола. — Цепочка принадлежит Валентину. Пожалуйста, передай ее по назначению. Хорошо?

— Лучше… если ты передашь сам.

— Вместе с поцелуем Майтены?.. Этого ты от меня не можешь требовать.

Дедова усмешка стала заметней.

— А потом я все равно не смогу дождаться Валентина. Ксана…

Его усмешку как рукой сняло. Дед воздел свои большие руки, словно заклиная меня, и отрывисто забормотал:

— Ты должен подождать его!.. Я ведь это нарочно подстроил… Я так хочу… э-э, потому прошу тебя… в общих интересах. Сделай одолжение!

— С огромным удовольствием. Но Ксана, знаешь ли, недавно перенесла бронхит. Она еще не совсем поправилась. Мы обязательно хотим попасть сегодня в Энгадин, потому И…

— Почему? Завтра в этом чертовом стойле, в этой спиритической клетке… я хочу сказать в Павлиньем замке… будет полно народа, забодай их чертяка, — заворчал дедушка, — но сегодня пять постелей еще свободны. И зачем, Требла, и зачем только ты взял с собой Роксану? Я тебе коротко и ясно протелеграфировал: приезжай один.

— Я… я не хотел оставлять ее в горах в полном одиночестве. И прежде всего потому, что получил телеграмму из Словении, сегодня, незадолго до того, как поехал к тебе на чужой, взятой взаймы машине. Телеграмма подписана другом Джаксы. Как ты считаешь, что должен означать этот текст?.. «НАШУ СТАРУЮ ЛЮБИМУЮ ЦИРКОВУЮ ЛОШАДЬ НЕДЕЛЮ НАЗАД РЕКВИЗИРОВАЛИ ТЧК ПЫТАЕМСЯ ВЕРНУТЬ ТЧК СПЕШНОЕ ПИСЬМО СЛЕДУЕТ ТЧК» Я предполагаю, что эта телеграмма связана с твоей.

Дед тяжело вздохнул. Две телеграммы. Телеграфный аппарат у меня во лбу начал выстукивать морзянку, на сей раз, как мне показалось, особенно внятно.

— Конечно, дедушка, это может означать, что они и впрямь реквизировали старого липицанца, Джаксу Седьмого, но зачем им понадобилась эта древняя кляча? Разве она годится для вермахта? В телеграмме может подразумеваться и нечто другое.

Пушистые кончики усов Куята зашевелились; потом он заговорил, сохраняя угрожающую неподвижность маски ацтека:

— Да, там под-ра-зу-ме-вает-ся другое. Они реквизировали обоих. Рек-ви-зи-ро-ва-ли. Джаксу и Джаксу. Но, пожалуйста, не теряй самообладания и наберись терпения, скоро ты все узнаешь. — Он нажал на пружинку, и крышка его массивных часов отскочила. — Нет еще и половины одиннадцатого. Не задавай вопросов, пощади меня эти несколько минут. Обещай. Я знаю об этом уже несколько дней. Ты сказал Ксане о телеграмме из Словении?