Алексей Макеев - Отложенное самоубийство

• Название: Отложенное самоубийство
• Автор: Алексей Макеев
• Жанр: Детектив
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-68496-0

Небольшой городок Байрон в Баварии. Здесь нашли пристанище русские немцы, эмигрировавшие из Казахстана. Здесь же доживает свой век смертельно больной писатель герр Росс. Он подавлен, измучен и жалок. Мысли о смерти завладели его разумом, и сопротивляться им становится труднее день ото дня. Очередным тоскливым пасмурным утром Росс решает покончить с собой. И вот совпадение, этим же утром он получает письмо от Алоиса Кальта — кровожадного маньяка по прозвищу Баварский монстр. Кальт пишет, что он никого не убивал, что его подставили, и просит Росса о встрече. В писателе вдруг оживает любопытство. Он решает отложить самоубийство и встретиться с маньяком…

---

«Халло! — Халло! Халло! — Халло!»

На обе стороны. Это соседи. Слева русаки — бывшие москвичи, тощий Гена и толстая Люся, справа поляки. Как зовут поляков, я не знаю. Федя жмет нам руки и сразу находит всем работу. Женщины выкладывают мясо, сосиски, багеты, бананы на решетку. Решетку — в камин. Мужчины ставят посреди веранды стол, раскладывают подушки на пластиковые стулья. Кот лежит в корзине и контролирует процесс. Дождя нет, но не жарко. Над садами парят облака — словно вырезаны из белой бумаги и наклеены на синее небо.

Сижу на легком белом стуле. Не мешаю. Теплый ветерок. На солнышке даже припекает. Аппетитно пахнет жареным мясом. Эх, хорошо в стране баварской жить! Соседи-поляки уже поели и сейчас вдвоем лежат на лежаках, задрав ноги выше головы. Следят остановившимися глазами, как флюгер в виде колеса всех цветов радуги плавно вращается. Медитируют на флюгер. Гены и Люси на участке больше не видно — ушли в домик. У них, кстати, самый ухоженный участок: маленький бассейн, выложенный декоративным камнем, аккуратно подстриженная лужайка, кукольные домики-скворечники, дорожки из плитки, яркие цветочные клумбы… Образцово-показательный сад.

— Ну, все! Давайте садиться! — потирает руки Федя. Он вообще-то не Федя — Фридрих Шернер. Просто в том казахстанском селе, где он родился и вырос, в соседнем доме жила семья по фамилии Фридрих. Чтобы не путать этих самых Фридрихов с Федей, его все стали называть Федей. И он привык. Теперь Фридрихом его называют только в официальных случаях. Официальный Фридрих. Ему не идет. Федя — он и в Африке Федя! Даже Шернер.

Пока Марина и Катя накрывают стол, я от нечего делать заглядываю в теплицу к Дженнифер.

— Халло!

— Халло!

Дженнифер закончила прополку и стягивает желтые клеенчатые перчатки, чтобы пожать мне руку. Застенчиво улыбается. Она вообще такая. Несмотря на свои весомые тридцать пять, все еще скромная и негромкая. Папина дочка. Ее отец, насколько я знаю, решает кроссворды в доме для престарелых. Всю жизнь он держал какой-то маленький бизнес. Заработал достаточно: большой дом в Нашем Городке, этот сад. Когда пришла пора уходить на покой, отец Дженнифер не стал чахнуть над златом, а по-простецки продал бизнес, все нажитое оставил единственной дочери и поселился в комфортабельном доме для престарелых. Меню, как в ресторане, никакой поп-музыки, парк, розы, пруд с лебедями. Мать Дженнифер давно умерла.

— Как дела, как папа?

— Все нормально, — кивает Дженнифер. — Мы с Федей работаем. Несса в третьем классе. Учится хорошо, занимается плаванием. В воскресенье повезу ее в бассейн. Отца навещаем раз в месяц. Регулярно. Он чувствует себя неплохо. Гуляет, играет в шахматы с другими старичками. Дружит с одной бабушкой.

— О’кей, я рад.

Ясно. Жизнь не хуже и не лучше любой другой.

Дженнифер обводит рукой грядки и хмурится:

— Никак не пойму, почему одна грядка дает в два раза больше помидоров, чем другие. Вроде обрабатываю их одинаково, а урожай разный. И постоянно так. Уже много лет.

— Ну, причин может быть множество, — делаю я умное лицо. — Разная земля, солнце падает иначе, подкормка…

— Эй, где вы там? Вадим! Дженни! Идите за стол!

Все, кроме меня и Дженнифер, уже за столом: Федя, Марина, Катя, Саша. Саша на разливе. Кому вино, кому коньяк, кому пиво. Кот в своей корзине сосредоточенно занимается толстым ломтем мяса. Ему первый кусок. Королевская десятина. Следом за повелителем «Иди, жри!» мы тоже пробуем горячее, хорошо прожаренное мясо. Полусырое мясо с кровью никто из нас не любит. Мы же не коты.

Выпили по первой, за Маринино путешествие, чтобы количество посадок равнялось количеству взлетов. Саша наливает по второй. Пьем. Федя рассказывает, как прошлым летом крыл шифером крышу домика. Продолжил крышу и сделал навес над верандой, но превысил установленную норму. Соседские поляки только посмеялись: «Делай, мы никому не скажем. У нас самих крыша больше положенного». А вот наша русачка Люся не поленилась сообщить в правление садоводства. Пришла строгая комиссия с рулеткой, сделала замеры и выдала Феде предписание — лишнюю часть навеса убрать. Иначе неподъемный штраф. Пришлось ему тогда повозиться.

Только закончил свой грустный рассказ — Люся! Толстуха легка на помине. Отправила своего приторного Гену домой, а сама — к нам. С дозой домашнего салата в обмен на гриль.

Составляем вместе два стула. Дженнифер, не вредничая, накладывает Люсе полную тарелку мяса и сосисок. Саша в самую большую рюмку наливает коньяк. С горкой. Люся может и не такую порцию осилить. Люси же очень много. Женщина в теле. В теле бегемота примерно. Баланс между живым весом и здравым смыслом безнадежно нарушен. Люся заполняет собой все окружающее пространство так, что никому другому места уже не остается. Если ее пустить в Китай, то, как мне кажется, китайцы встали бы друг на друга и выключили солнце, чтобы больше никогда не видеть большую Люсю. Не понимаю я Гену. С помощью какого вуду она смогла его очаровать? Видимо, в тот злосчастный момент у него началось кислородное голодание мозга. Видения, типа, мусульманского рая. Стройная гурия Люся в прозрачных шальварах, с кувшином шербета. Впрочем, это мое субъективное мнение. О вкусах спорят.

Люся неловко ерзает на двух стульях, опрокидывает в себя коньяк и со смаком принимается за мясо. Дженнифер озабоченно смотрит на Люсину тарелку. Угощения может оказаться маловато.

Тем временем Люся, зажевав «Шантре» огромным куском говядины, переходит к интеллигентному разговору.

— Блиндерский поезд! — кричит она, заставляя всех вздрогнуть от неожиданности. — Завтра же в Германии праздник — День урожая. Работать нельзя, шуметь нельзя, ничего нельзя!

— Что поделаешь, — кротко замечает Федя. — Октябрь здесь вообще такой месяц — праздничный. Приходится приспосабливаться. Значит, завтра будем отдыхать.

— А помните, как в Казахстане все праздники, дни рождения по-немецки отмечали? — обращается Люся к казахстанцам. — Зато в Германии стали все даты отмечать по-русски. На «грюсс готт!» отвечаем «Воистину воскрес!». От, блиндерский поезд!

Казахстанцы хохочут. Люся поворачивается ко мне и персонально заявляет:

— Все равно, Вадим, нас из Германии теперь палкой не выгонишь! Я хоть и критикую конструктивно, но Германии благодарна за то, что она нас приняла. Наша родина Казахстан, но наш дом теперь здесь — в Байроне.

— Как ваши мальчики? — спрашивает толстуху Дженнифер, подкладывая ей на тарелку еще мяса.

— Оба сына служат в Бундесвере. На контракте, — объясняет Люся мне и Марине с Катей. И по-немецки Дженнифер: — Наши мальчики сейчас в Афганистане. Воюют вместе с американцами. Слава богу, пока все тьфу-тьфу-тьфу! — стучит она по дереву.

Выпиваем за наших сыновей, которые выполняют свой солдатский долг далеко от Баварии.

— А что у тебя с рукой? — обращает внимание Федя на синяки и ссадины, покрывающие Люсину правую руку, исцарапанную от плеча до запястья.

— А, фигня-война! Упала вместе с велосипедом. Это с моим-то весом! Шлепнулась, как говно! — пренебрежительно взмахивает этой рукой Люся.

Да, тонкая ирония и искрометный юмор ей, похоже, незнакомы. «Упала с велосипеда, как говно!»

За кустами, огораживающими территорию садоводства, раздается громкий протяжный сигнал. Катин кот встревоженно выглядывает из корзины. Но это не к нему. Я вопросительно смотрю на Федю.

— Мороженое привезли. Сюда, в сады, каждый день в определенный час приползает какая-то калоша с мороженым. Можно себе и детям набрать. Сейчас Несса с Лукасом махом прилетят.

И точно. Через полсекунды на веранде возникают наши чумазики. Из их русско-немецкого гвалта можно различить только: «айс, айс!» и «мама, дай денег!».

Мамаши выдают своим настырным отпрыскам по евро, и Лукас с Ванессой убегают.

— А как дела у твоей дочери? — опять интересуется Федя у Люси.

Полное лицо соседки принимает печальное выражение.

— У Сабинки-то? С пузом ходит. Уже год с негром живет. Нашла же себе радость! Блиндерский поезд! И спрашивает меня: «Мама, а ты будешь мою чурочку любить?» А куда же я денусь? Внучка ведь, хоть и черненькая. Придется и зятька африканского привечать. — Она замахивает еще «Шантре», с яростью откусывает сразу полсосиски и, смачно жуя, рычит: — Да чтоб он сдох, сволочуга!

Глава 5

Первый разговор с Алоисом Кальтом

Воскресенье. Рано. Вчера Марина с детьми улетела из Франкфурта в Астану. В четверг она съездила в казахстанское консульство за визами и в субботу утром уехала с детьми в аэропорт на такси. Поэтому сегодня я просыпаюсь совсем один в уголке просторной кровати. Колокола настойчиво напоминают, что пора вставать. Сонно смотрю на себя в зеркала могучего шкафа. Из-под одеяла видна небритая физиономия. Доброе утро, небритая физиономия! Рольставни поднять!