Алексей Макеев - Отложенное самоубийство

• Название: Отложенное самоубийство
• Автор: Алексей Макеев
• Жанр: Детектив
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-68496-0

Небольшой городок Байрон в Баварии. Здесь нашли пристанище русские немцы, эмигрировавшие из Казахстана. Здесь же доживает свой век смертельно больной писатель герр Росс. Он подавлен, измучен и жалок. Мысли о смерти завладели его разумом, и сопротивляться им становится труднее день ото дня. Очередным тоскливым пасмурным утром Росс решает покончить с собой. И вот совпадение, этим же утром он получает письмо от Алоиса Кальта — кровожадного маньяка по прозвищу Баварский монстр. Кальт пишет, что он никого не убивал, что его подставили, и просит Росса о встрече. В писателе вдруг оживает любопытство. Он решает отложить самоубийство и встретиться с маньяком…

---

За завтраком с музыкальным радиосопровождением напоминаю себе: «В два у меня поездка к Алоису Кальту на женщине с кошачьим голосом. На Лане». Звучит, конечно, двусмысленно. Но я не виноват. Виноват богатый русский язык. Хочешь точнее выразить смутную мысль, а часто получается пошлость. И почему «завтрак»? Он же сегодня. Значит — «сегодник»!

Заканчиваю скромный «сегодник», изначально состоявший из яичницы с колбасой. Вполне нордично. Теперь от него остались только крошки. С чашкой кофе в руках подхожу к окну. Никаких черных «Мерседесов». По крайней мере, отсюда не видно.

Формирую в уме план до обеда: не забыть провести сеансы связи с отцом, братом и Мариной. Нужно узнать, как она долетела. Что там с Наташей? И какая у них погода? Потом обед — точно по расписанию и без особых выкрутасов — перцы, фаршированные мясным фаршем, и сметана. Марина наворотила для меня целую кастрюлю. Хватит надолго. После обеда у меня Алоис Кальт. Визит к старому маньяку. И зачем он мне нужен? Хороший маньяк — мертвый маньяк. Но это мое субъективное мнение. Вечером, если останется время, прогуляться в Ведьмин лес, поискать место для своей смерти.

Перед отъездом Марина надавала мне множество заданий. В том числе и вывезти мусор «на шрот». Старые электробатарейки, цветочные горшки с отколотыми краями, сломанные рамки для фотографий, облезлые дамские сумочки, прошлогодний школьный ранец Лукаса и тому подобная фигня. Фигню нужно цивильно отвезти на перерабатывающее предприятие. В ресайклингхоф. Но русаки говорят короче и проще: «на шрот». «Шрот» находится на окраине Нашего Городка, поэтому необходимо договориться с Федей или Дженнифер. Но это не срочно. Не пылает и не горит. Время у меня есть — целых три недели.

Еще мне нужно купить в аптеке таблетки. По свежему рецепту от фрау Половинкин. Это совсем несложно — аптека рядом с домом. В Нашем Городке все аптеки называются романтично и красиво: «Ангельская», «Лебединая»… Есть даже «Львиная». Только аптека по соседству почему-то названа по фамилии хозяина «Ратс Апотеке». По-английски «ратс» означает «крысиная». Когда я смотрю на ее витрины, мне всегда чудятся там внутри за прилавком огромные крысы. Серые, в белых халатиках, с кокетливыми шапочками на головах. Очень компетентные и услужливые. Говорящие человеческим языком. С длинными голыми крысиными хвостами. Забавно, не правда ли? Но, брр…

Сижу за компьютером. На кухне пещерно воет Фил Коллинз. Не знаю, кого куда, а меня творчество этого британского певца зовет в спелеологию. Так и представляю себе, как я, наоравшись, подобно Коллинзу, под сводами огромной пещеры погружаюсь, иссякнув, во мрак бездонного подземного озера. Все ниже, ниже, ниже… В спасительное безмолвие.

Между прочим, через месяц очередная годовщина октября. Седьмое ноября. Октябрь в ноябре. Абракадабра, но очень по-русски. Как и старый Новый год. Раньше было: торжественный голос чеканит: «Да здравствует Великая Октябрьская социалистическая революция!» Счастливый советский народ: «Уряяя!!!» Транспаранты, флажки, кумач, воздушные шары… Дома накрытый стол: селедка под шубой, оливье, сервелат, горячие пельмешки, ледяная водочка. А сейчас… Большая Люся чавкает жареное мясо под «Шантре». Эх, люди!

Вижу-вижу! Брат зашел. Моего младшего брата зовут Агафон. Это странное слово я выбрал для него сам — родители попросили придумать имя новорожденному братику. У меня тогда в детском саду был друг Агафон. Мы с ним ходили в одну группу. Крепко дружили и иногда дрались. Я и брата так же назвал, чтобы не заморачиваться. Наверное, погорячился. Ведь действительно, как корабль назовешь, так он и поплывет. Странное имя вызвало к жизни странную судьбу. Брат до сих пор живет с родителями (после смерти мамы — с отцом). В свои сорок семь лет все еще не женат, детей нет. Агафон плохо учился в школе, плохо учился в университете. Вообще везде прилежно, но плохо учился. Теперь он преподаватель этого же «универа», аспирант и в настоящее время плохо пишет диссертацию по экономике. Должен быстро придумать, как спасти мировую экономику от кризиса. Странно, что именно вечный троечник Агафон — последняя надежда человечества.

Я делаю видеозвонок брату. На экране монитора появляется Агафон. Как всегда дома — в майке-алкашке, худой, нечесаный, небритый. А ведь преподаватель вуза! Улыбается. Машет.

— Привет!

— Привет! Как дела? Как паппа мио?

— Все по-старому, — пожимает голыми плечами Агафон. — Папа убежал на прогревание. Ходит сейчас три раза в неделю в какой-то корейский медицинский салон. На бесплатные процедуры. Кореянится с корейцами. Говорит, что после их прогревания чувствует себя лучше. Как ты? Пишешь что-нибудь? Что-нибудь про маньяков?

«И этот туда же! Скоро мне маньяки совсем прохода не дадут!»

— Давай-давай пиши, попугай народ, — подбадривает брат. — Или народ попугай? Как лучше?

— Почему это наш народ попугай? — удивляюсь я. — Лучше ты быстрее говнякай свой «диссер», а я примажусь. Кандидата наук — пополам.

— У нас примазанные не предусмотрены!

— Плохо, — огорчаюсь я. — Тогда это неправильные кандидаты наук.

Агафон смеется и предлагает:

— Придется тебе меня приписывать к своим книгам.

— Мои книги могут не выдержать такой нагрузки. Хотя я тебя такого и опишу в «Моих встречах с ужасным».

— Мои встречи с ужасным?!

— Нет, мои. Книга будет называться «Мои встречи с ужасным. Монстры и другие». Вот ты и будешь в «других».

— А я чем ужасен? — с любопытством спрашивает Агафон.

— Ты будешь ужасным российским преподом, которым и являешься.

— Ну, я еще не такой ужасный, у нас полным-полно тех, кто гораздо хуже, — не соглашается брат.

Я миролюбиво предлагаю:

— Давай побережем нервы читателей, остановимся на тебе.

— Просто ты других не знаешь, — опять смеется Агафон.

— И слава богу!

— Да ты и меня, как препода, не знаешь.

— А зачем мне знать? Я же писатель, а не фотограф. Придумаю что-нибудь…

Следующая на связи Марина. Пасмурная. Глаза заплаканные.

— Как ты, солнышко? Как добрались?

— Долетели нормально. В Астане нас встретил муж Наташи. Она совсем плохая. Боли, вода в легких — не успевают откачивать.

Она начинает всхлипывать, а я вздыхаю. Слов у меня нет. Откуда тут слова…

— Как у вас с погодой?

Марина лишь безнадежно машет рукой. Ясно, с погодой тоже все хреново. В Казахстане уже вечер — разница во времени. Я прощаюсь с расстроенной супругой:

— Держитесь там. Наташе привет.

Моя жизнь идет по сформированному утром плану. Следующий пункт плана — обед. Фаршированный перец не дает преждевременно загнуться от голода. Ем, потом пью кофе. Наелся, теперь можно спокойно жить дальше. После обеда достаю из шкафа — бывшего хранилища фашистского шампанского — одежду: синие джинсы, черную футболку. Переодеваюсь, помогая сам себе. Осталось накинуть сверху осеннюю куртку, и одет вполне по-октябрьски. Лана еще не приехала, а я уже готов. Нетерпеливо поглядываю на свой толстый будильник. Стрелки как нарисованные — даже не шевелятся. Барабаню пальцами по столу. На моем тайном языке это означает: «???»

Для сравнения перевожу взгляд с будильника на продвинутые часы, висящие на стене в зале. Там стрелки вытеснены цифрами. Оцифрованное время. Правда, у меня закрадывается подозрение, что цифры меняются, а время стоит на месте. Говорят, сейчас можно все оцифровать: знания, любовь, душу. А вот интересно, можно ли оцифровать «пофиг»?

Все эти дурацкие мысли, конечно, игра мозгов на балалайке. От скуки, в ожидании Ланы. Сходить в комнату смеха, что ли? Вроде созрел.

Когда я выхожу из туалета, мой мобильник нервно бьется спиной о стол. В трубке знакомое протяжное мяуканье:

— Я здесь. Выходите.

Выхожу.

Возле церкви стоит темно-серый кроссовер «Ниссан Кашкай». Стекло водительской дверцы приспущено, и там белеет женское лицо. Легко машу рукой, давая понять лицу, что я — это я. Обхожу машину и сажусь рядом с водителем.

Лана дружелюбно смотрит. Ждет каких-то моих слов. Она — высокая, насколько я могу судить сидя, стройная брюнетка. Не Дюймовочка. Ничего общего с Эрнестасом. Никакой прибалтийской бесцветности. Совсем наоборот! Тонкий аромат парфюма. Пухлые улыбчивые губы. Прямой аккуратный нос. Густые волосы средней длины, уложенные в изящную прическу. На пальцах несколько массивных витых перстней. Глаза… Глаза? Не глаза, а прямо Фестский диск какой-то! Два диска. Прочитать в этих загадочных озерах ничего нельзя. Они постоянно меняют свой цвет и выражение. Как картинки в детском калейдоскопе. То так, то этак, то вот так. В зависимости от солнечного освещения, наклона земной оси и настроения хозяйки озер. С такими глазами только в карты на деньги играть. Причем на большие деньги.

— Халлёхен!

Опять этот низкий чувственный голос! Леди-кошка. Испорченная, похотливая, развратная. Но одновременно изысканная, независимая, влекущая.