Анатоль Франс - 8. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма

• Название: 8. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма
• Автор: Анатоль Франс
• Издательство: Государственное издательство ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1960

В восьмой том собрания сочинений вошли критические статьи на писанные в годы работы ведущим литературным критиком парижской газеты «Время» («Le Temps»), где он вел собственную рубрику Литературная жизнь (Critique littéraire), эссе из сборника Латинский гений (Le Génie latin, 1913), публицистика, речи, письма.

---

«Кому же принадлежали эти фарфоровые часы[557], которые отстают и бьют тринадцать ударов среди гирлянд и божков? Подумай: ведь они некогда приехали сюда из Саксонии, совершив долгий путь в дилижансах».

Эта ясная греза полна очарования, и она открывает нам истинную природу г-на Малларме: он склонен к ясным, определенным мечтаньям. Но еще лучше обратить ваше внимание на следующий маленький шедевр; законченностью отделки он напоминает стихотворения в прозе Бодлера и вместе с тем очень характерен для г-на Малларме эллиптическим изложением мысли, сжатостью образов и плавным ритмом.

ОСЕННЯЯ ЖАЛОБА

С тех пор как Мария покинула меня, переселившись на другую звезду (на Орион? на Альтаир? или на тебя, зеленая Венера?) — мне всегда по душе было уединение. Сколько долгих дней провел я в одиночестве со своим котом! Говоря «одиночество», я подразумеваю отсутствие материального существа, кот же мой — спутник мистический, дух. Итак, я вполне могу сказать, что провел долгие дни в одиночестве со своим котом и в одиночестве с каким-нибудь из последних писателей эпохи упадка Рима; ибо с тех пор как белое создание перестало существовать, мне странно, необычайно полюбилось все, что выражается словом: крушение. Так, любимое мое время года — это последние, истомленные дни лета, на самом пороге осени, а любимое время дня, время моих прогулок, — это час, когда солнце отдыхает, прежде чем исчезнуть, когда его медно-желтые лучи ложатся на серые стены, а медно-красные — на стекла окон. Так же и в литературе мой ум ищет услады в умирающей поэзии последних дней Рима, но тех дней, когда еще не чувствуется ни малейших признаков обновляющего приближения варваров и не слышится лепета детской латыни первых христианских писаний.

Итак, я читал одно из этих драгоценных стихотворений (густые румяна которых пленяют меня больше, чем свежий румянец юности) и погружал руку в мех чистого животного, как вдруг у меня под окном томно и грустно запела шарманка. Она играла в большой тополевой аллее, листья которой казались мне угрюмыми даже летом, с тех пор как Мария прошла здесь, сопутствуемая свечами, в последний раз. Шарманка — инструмент грустящих; и в самом деле — рояль сверкает, скрипка пронизывает раненую душу светом, шарманка же, заигравшая в сумерках воспоминаний, погрузила меня в глубокие грезы. Вот она залепетала какую-то простенькую веселую мелодию, радующую сердца пригородных обывателей, мелодию старомодную, избитую. Почему же этот убогий напев так глубоко западает мне в душу и трогает до слез, словно романтическая баллада? Я не спеша упивался им и даже не бросил из окна монетки, — так я боялся пошевелиться и увидеть, что шарманка поет сама по себе.

Поэт ли, прозаик ли — и всегда поэт, — Стефан Малларме, как вы теперь убедились, может быть понят и вне того кружка, где его считают боговдохновенным и где ему внимают как мудрецу. Он оказал огромное влияние на молодое поколение поэтов. Господа Вьеле-Грифен, Шарль Морис, Дюжарден, Мокель, Ретте считают его непревзойденным мастером, а один из них сказал: «В искусстве он — наша живая совесть».

Нам, не принадлежащим к числу тех, кто вхож в это святилище и кто набожно поклоняется кумиру, хотелось бы, чтобы творчество мастера и его учение были не так зашифрованы и сокровенны. Но как не уважать эту душу — гордую и нежную, непреклонную и благожелательную? Как не поддаться прелести этого таланта, который сквозь сумрак излучает сияние, составляющее достоинство алмазов и драгоценных камней, и сверкает лучами, пронзающими сердце?

ПУБЛИЦИСТИКА. РЕЧИ. ПИСЬМА[558]

Речь в защиту подполковника Пикара[559]

3 декабря 1889 г.

Граждане!

Мы собрались здесь, чтобы защищать справедливость, мы собрались здесь, чтобы потребовать полного восстановления законности. Мы собрались здесь, чтобы не допустить новых беззаконий, еще более чудовищных, чем прежние.

Какую силу противопоставляем мы нашим противникам? Какие средства используем для достижения своей цели? Силу мысли, могущество разума.

Мысль подобна легкому дуновению, но дуновение это опрокидывает все. Разум, даже если его притесняют и пренебрегают им, в конечном счете всегда одерживает верх, ибо жить без него невозможно.

Разум окажется на нашей стороне, — ибо он уже на нашей стороне.

После того как один военный суд осудил невинного человека, а другой военный суд оправдал преступника, тем самым осудив невинного вторично, нельзя допустить, чтобы третий военный суд подтвердил два незаконных приговора третьим, еще более незаконным, и наказал человека, виновного в героической любви к истине и в беззаветном служении справедливости.

Подполковник Пикар пожертвовал всем, чтобы удовлетворить требованию возмущенной совести; в этом состоит его преступление. Оно снискало ему уважение Франции и всего мира. Свет уже брезжит. Победа Пикара явится торжеством света.

Однако если мы уверены в конечном торжестве того дела, которому мы здесь служим, у нас вместе с тем достаточно оснований тревожиться за последствия безрассудных действий, которые влекут наших противников в бездну. Мы страшимся последней несправедливости или роковой ошибки. Нам страшно не за полковника Пикара, величие которого в этих испытаниях лишь растет; нам страшно за его судей, за родину, за человечество. Мы вправе опасаться всего; для этого у нас довольно причин. Разве в течение последней недели обвинители Пикара не дали нам нового разительного примера извращения истины? Разве мы не слышали, как генерал Мерсье назвал пустыми ухищрениями негодующие протесты французской мысли, восставшей против лжи и несправедливости?

Этому бывшему министру, отвергнутому своими же коллегами, со всех сторон кричат: «На вас падает серьезное подозрение в том, что вы пошли на гнусный подлог[560], чтобы отдать под суд ни в чем не повинного человека, в том, что вы инспирировали его осуждение, не предоставив ему защиты, в том наконец, что вы совершили должностное преступление». И что же этот субъект нашелся сказать в ответ? Что все это пустые ухищрения! Он не оправдывается, не просит прощения, не возмущается, не молчит. Боясь отрицать и боясь признаться, он пытается нас запугать и угрожает нам мнимыми опасностями. А уж если эти опасности действительно существуют, то они являются делом его собственных рук и делом рук ему подобных.

Граждане!

Такому затмению умов, примеров которого можно было бы привести еще очень много, мы должны противопоставить рассудок, непоколебимый рассудок. Скажем врагам истины, являющимся в то же время врагами армии и отечества, скажем им: перестаньте поддерживать это непрочное здание лжи, которое грозит обрушиться на ваши головы. Преследование Пикара настолько чудовищно, что даже оправдание его не могло бы в полной мере восстановить справедливость. Довольно! Положите конец лжи и безрассудству! Прислушайтесь! Поймите! Внемлите предостережению первых вспышек молнии, разрывающей тучи, и поберегитесь надвигающейся грозы.

А вы, граждане, пришедшие сюда, чтобы защищать право, вы должны говорить только на языке разума и справедливости. Но пусть голос ваш прозвучит как раскат грома.

Речь на празднике народного университета «РАБОЧИЕ ВЕЧЕРА»[561]

1900 г.

Граждане!

Осознав, что невежество ведет к самой унизительной зависимости, вы пожелали от него освободиться. Понимая, что когда человек ничего не знает, он ничего и не может, и что необразованность подобна мрачной тюрьме, вы решили эту тюрьму разрушить. Вы попытались сделать это самостоятельно, своими собственными силами, без посторонней помощи и поддержки. Ваши усилия увенчались успехом. В течение четырех лет упорной работы, по мере того как расширялись ваши познания, вам пришлось также расширять и свою учебную аудиторию, ибо за это время к вам примкнуло немало новых товарищей. Начатое вами дело живет и разрастается. Вы дали ему простое и вместе с тем самое прекрасное наименование, назвав свои вечера: «Самообразование после работы».

Название это прекрасно, ибо прекрасно то, что за ним скрывается. Самообразование после работы: в этом сказываются непреклонность вашей воли, замечательные качества вашего ума и сердца. Учиться, в общем, не такое уж трудное дело, когда для этого имеется достаточно свободного времени; учение становится поистине увлекательным, когда это единственное наше занятие. Но чтобы сесть за книгу после напряженного и утомительного трудового дня, — для этого требуется большое усилие и выдержка.

Вы, граждане, сделали это усилие, у вас хватило выдержки, причем вы взялись за учение умело и энергично. Метод, которому вы следовали, превосходен. Не имея иной помощи, кроме той, какую могут оказать книги, вы прежде всего познакомились с положением нашей планеты во вселенной и бросили взгляд на другие миры, рассеянные в беспредельном пространстве. Разорвав пелену теологических представлений о небе, вы разрушили вместе с тем и былые суеверия. Употребив год на знакомство с истинным положением Земли среди других миров, вы в течение года изучали ее строение. Вы увидели, что жизнь, подобно античной Венере, возникла из горячей пены древнейших морей. В ту пору жизнь на земле была представлена простейшими организмами, постепенное изменение которых привело к современной фауне и флоре. Вы проследили, звено за звеном, всю цепь этого развития — от моллюсков и рыб до высших млекопитающих и человека. И в этой области вы отказались от теологических представлений, основанных на нелепых выдумках, и пришли к научному пониманию вопроса о происхождении человека. Вы видели, до чего слабым был род человеческий на заре своего существования, и вы восхищались долгими и настойчивыми усилиями, которые понадобились нашему столь немощному когда-то племени, чтобы создать мысль, искусство, красоту. Взгляд, брошенный в далекое прошлое, помог вам лучше понять, какую работу нам еще предстоит совершить, чтобы окончательно выйти из былого варварства и на смену звериному царству войны установить на земле человеческое царство, царство справедливости и мира.