Анатоль Франс - 8. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма

• Название: 8. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма
• Автор: Анатоль Франс
• Издательство: Государственное издательство ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1960

В восьмой том собрания сочинений вошли критические статьи на писанные в годы работы ведущим литературным критиком парижской газеты «Время» («Le Temps»), где он вел собственную рубрику Литературная жизнь (Critique littéraire), эссе из сборника Латинский гений (Le Génie latin, 1913), публицистика, речи, письма.

---

Вы — по крайней мере те, что собрались здесь, — счастливей многих своих соотечественников: когда вы думаете о петербургских мучениках, угрызения совести не примешиваются к вашей скорби. Вы не из тех, кто с наглым бесстыдством и плохо замаскированной хитростью создал чудовищный союз деспота с Республикой[699], кто скрыл под блестящей оболочкой патриотизма доходные финансовые операции и кто подбивал мелких держателей на покупку царского займа с таким яростным упорством, что мы вправе сказать, что это наша мелкая буржуазия оплатила маньчжурскую войну и бойню, учиненную в Петербурге и в Риге. Нет, вы не кричали: «Да здравствует царь!» — и не устремлялись под копыта лошадей, которые везли по нашим улицам и бульварам московского медведя и служившего ему вожаком елисейского индюка[700].

Как своевременно, граждане, раздался ваш крик возмущения, загладивший вчерашний позор! И какое облегчение для общественной совести видеть, как французские рабочие протягивают русскому пролетариату руки, никогда не аплодировавшие его убийцам!

Граждане, вот уже пять дней царское правительство избивает рабочих и сажает в тюрьмы интеллигенцию, действующую заодно с рабочими. Мы видим, что революция продолжает наступать и уже не остановится. К несчастью, ничто не предвещает того, что она будет быстрой и бескровной. Великолепное и страшное зрелище! Студенческая молодежь вместе с профессорами присоединяется к пролетариату, чтобы разделить с ним победу или смерть; встают, содрогаясь от гнева, народы-страдальцы, истекающие кровью под кнутом палача; необъятное пустынное пространство Российской империи оглашается криком, вырывающимся из груди угнетенных, могучим вздохом, идущим из глубины славянского сердца, столь нежного и столь мужественного. Царизму нанесен смертельный удар. Увы! Кто знает, сколько еще человеческих жизней растерзает он в яростной своей агонии! Поэтому с таким скорбным сочувствием, с такой мучительной тревогой приносим мы русским революционерам дань уважения и клятву верности.

Но, граждане, осудить царизм и оплакать его жертвы — это еще не все. Если русские, которые своим мужественным спокойствием, своим изумительным прямодушием, своей истинной добротой заслужили лучшие условия жизни и счастливейший жребий, все еще подчинены власти, чью тупую жестокость и опустошительную алчность ничто не в силах превзойти, — если нигде в мире нет такого гнусного правительства, как в царской России, то народам, которые считают себя свободными, и, конечно, не без оснований, как, например, французский народ, завоевавший некоторые политические свободы и даже некоторые социальные права, — всем этим народам, или почти всем, угрожает по крайней мере частичный и временный возврат угнетения и насилия, с наибольшей полнотой воплощенных в царизме. Я не хочу преувеличивать. По сравнению с царской Россией, Франция — свободна, Европа — свободна. Но отсюда еще не следует, что европейский пролетариат в какой бы то ни было степени гарантирован от вылазок варварской, безрассудной реакции. Если в России — царизм, то в Англии, в Германии, в Соединенных Штатах Америки — империализм, в Бельгии — клерикализм, в Италии — реакция, во Франции — национализм.

Эти смертоносные силы нависли над всеми королевствами, над всеми империями, над всеми республиками. Они угрожают нашей стране, как и многим другим. Нам не следует обольщаться. К чему мы пришли по прошествии ста с лишним лет, после того как было пролито столько крови? Слова не должны обманывать нас, название «Республика» не должно вводить нас в заблуждение. Разве первый президент Республики, этот кровожадный старец[701], не бросил разгромленные под Метцем и Седаном войска на Париж, где они перебили тридцать тысяч безоружных пролетариев? Разве буржуазная Республика, столь жестокая к рабочим, которые возлюбили ее до того, что отдали за нее жизнь, — разве она не расстреляла четырнадцать лет назад фурмийских забастовщиков?[702] Разве ее министры, все эти Ферри, Дюпюи, Мелины, больше заботятся о пролетариате, чем министры монархии и империи в Англии или в Германии?

Взгляните на наших министров, на руководителей нашей государственной политики. Неспособные сломить мощь военной касты, храбрые на словах, они прикрывают болтовней свое бессилие. К их груди приставлена генеральская сабля, гражданским правительством командует высший военный совет. Вожди армии безбоязненно призывают к мятежу. Сегодня некий генерал оскорблен тем, что его приняли за республиканца[703]; завтра некий лейтенант грубо провоцирует редакторов социалистических газет и народных депутатов; послезавтра некий штаб-офицер на заседании военного суда оплакивает то время, когда на улицах Парижа, после расправы, учиненной в мае 1871 года, прохожие расступались перед офицерами — победителями Коммуны. Все говорит за то, что вот-вот вспыхнет военно-националистский мятеж. И вряд ли, граждане, можно предотвратить опасность, доверив портфель военного министра биржевому маклеру[704]. Нет! Пока наша демократия не уничтожит монархические по происхождению и по духу военные учреждения, до тех пор угроза будет висеть над французским пролетариатом.

Вы знаете, граждане, что в деле защиты своих интересов, в деле своего освобождения пролетариат может положиться только на себя. В борьбе против всяческого угнетения, в борьбе против царизма, против империализма, против национализма — пролетарии всего мира должны сплотиться тесней. Все должны сплотиться в борьбе против всемирного триумвирата: попа, солдафона и финансиста.

Полюбуйтесь на наших националистов. Они — католики, милитаристы и капиталисты и в силу этого — интернационалисты в кубе. Интернационалисты по своей религии, глава которой — Рим; интернационалисты — благодаря капиталам, у которых нет родины; интернационалисты — в силу братства по оружию, братства, объединяющего генералов всех армий мира: русские Стессели и японские Ноги[705], которых император Вильгельм, чтобы утвердить гегемонию Германии над вооруженным миром, украшает своими черными орлами, протягивают друг другу руки над грудами солдатских тел. Вот кто у нас беспрестанно провозглашает священный культ отечества! Но кому не понятно, что под именами национализма и патриотизма скрывается всемирная коалиция сил реакции и угнетения, интернационал насилия и рабства! И вот этому интернационалу, граждане, мы должны противопоставить интернационал пролетариев, интернационал свободы, гармоничного труда и мира.

Возвращаясь к тому, что нас заставило здесь собраться, я предлагаю послать братский привет русским революционерам.

Выступление на университетском митинге в защиту русского народа[706]

3 февраля 1905 г.

Товарищи!

Почему митинги следуют за митингами, почему свободные люди находят нужным собираться, почему на эти собрания стекаются все, кто трудится и кто мыслит в нашей стране? Что вызвало благородную речь, которую вы только что выслушали? Откуда это волнение, откуда этот трепет негодования? Почему в Германии, в Италии, в Соединенных Штатах Америки ученые и мыслители содрогаются вместе с нами при известии о преступлении, совершенном за границей, вдали от нас?

Потому что иноземных преступлений отныне не существует, потому что далеких преступлений отныне не существует, потому что люди стали ближе друг к другу, потому что цивилизация и наука уничтожили интеллектуальную и моральную разобщенность.

Потому что, вопреки чудовищным вооружениям, несмотря на старинные предрассудки и исконный эгоизм богатых людей, несмотря на остатки варварства, драпирующегося ныне в тогу воинственности и национализма, народы чувствуют, что они стали ближе друг к другу, и желают жить в мире. Потому что мировая солидарность вот-вот родится, или, вернее, возродится, ибо вы узнаёте в ней ту любовь к людям, которую проповедовал Рим, языческий Рим, научивший нас всему; потому что широкое и постоянное движение объединяет и вновь связывает рабочих всего мира; потому что великое слово социалистического учения облетело народы: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Объединение трудящихся — залог мира во всем мире».

Благое слово! Мощное слово! Ибо знайте, товарищи: в этот час на обломках рухнувшего аристократического строя и вымирающих каст, на руинах капиталистического общества поднимается мирный труженик-пролетариат, и завтра он станет хозяином целого мира.

Знамение новых времен мы видим в том, товарищи, что свист пуль, которые сразили на берегу Невы русских рабочих, услышали все. Знамение новых времен мы видим в том, что этот вопль всеобщего негодования, направленного против царя, который… Впрочем, стоит ли говорить об этом ничтожестве? К чему клеймить его? В тот кровавый день царь убил царя.

Царь умер. И это лишь призрак его, ненавистный и жалкий призрак, там, в Царскосельском дворце, стены которого дышат злодейством и ужасом, с цинической наглостью «простил» убитым по его приказу рабочим их «преступление», которое заключалось в том, что они обратились к нему за помощью, как к родному отцу. Не будем больше говорить о последнем Романове: участь его решена. Великих князей, его вдохновителей и соучастников, еще более виновных, чем он, мы предоставим судить народу, который они безжалостно обманули, ограбили, унизили, истерзали. Пусть судит их Россия! Великие князья больше не приедут веселиться в Париж. Не будем говорить о великих князьях.