Анатоль Франс - 8. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма

• Название: 8. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма
• Автор: Анатоль Франс
• Издательство: Государственное издательство ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1960

В восьмой том собрания сочинений вошли критические статьи на писанные в годы работы ведущим литературным критиком парижской газеты «Время» («Le Temps»), где он вел собственную рубрику Литературная жизнь (Critique littéraire), эссе из сборника Латинский гений (Le Génie latin, 1913), публицистика, речи, письма.

---

Знамение новых времен мы видим в том, товарищи, что свист пуль, которые сразили на берегу Невы русских рабочих, услышали все. Знамение новых времен мы видим в том, что этот вопль всеобщего негодования, направленного против царя, который… Впрочем, стоит ли говорить об этом ничтожестве? К чему клеймить его? В тот кровавый день царь убил царя.

Царь умер. И это лишь призрак его, ненавистный и жалкий призрак, там, в Царскосельском дворце, стены которого дышат злодейством и ужасом, с цинической наглостью «простил» убитым по его приказу рабочим их «преступление», которое заключалось в том, что они обратились к нему за помощью, как к родному отцу. Не будем больше говорить о последнем Романове: участь его решена. Великих князей, его вдохновителей и соучастников, еще более виновных, чем он, мы предоставим судить народу, который они безжалостно обманули, ограбили, унизили, истерзали. Пусть судит их Россия! Великие князья больше не приедут веселиться в Париж. Не будем говорить о великих князьях.

«Вы слишком поздно смолкли, — указывают нам. — Вы слишком много говорили. Ваш крик возмущения слишком явно угрожает существованию союза, драгоценного для нас союза».

На это мы ответим. На это нам есть что ответить. Союз… Если речь идет о том, чтобы вступить в союз с мужественным, храбрым, великодушным русским народом, — с каким восторгом мы раскроем ему объятия, с какой готовностью мы предложим ему дружбу! С какой радостью вошли бы мы вместе с ним в братство объединенных народов! Наше же республиканское правительство, в котором так сильны монархические традиции, не предлагает нам союза с Россией, — нет, оно навязало нам союз с царем. Но каковы последствия этого союза, столь шумного и вместе с тем столь таинственного, с самого начала преследовавшего интересы реакционной буржуазии; ратифицированного модницами, которые на улице Мира бросали с балконов цветы кронштадтским офицерам; позднее превознесенного, наперекор здравому смыслу и собственному достоинству, тщеславным и глупым главой нашего государства[707]; использованного без зазрения совести алчными финансистами, которые, не задумываясь, рискнули положить французские сбережения в дырявые кассы грабительской империи, — каковы последствия этого союза? Ужасная война на Дальнем Востоке, война, которую мы в своем безумии подготовили совместно с царской Россией, моля судьбу только о том, чтобы наш союзник и друг не потянул нас за собой в Маньчжурию и не заставил разделить с ним страшные бедствия.

Нет, не чванливым министрам давать нам уроки дипломатии и патриотизма! Французский народ не намерен объединяться с царем против какого бы то ни было народа ни на Западе, ни на Востоке. Французский народ — друг всех народов, будь то народ Англии или Германии, России или Японии. Революционная Франция, социалистическая Франция, новая Франция может сказать о себе словами благородной героини Софокла[708]: «Я призвана разделить любовь, но не злобу».

Союз Франции с царем встревожил весь мир, воспламенил Дальний Восток, повлек за собой ужасающие разрушения. Нам же он ничего не принес, кроме опасности царизма. Царизм — это эпидемия. В своем поступательном движении он напоминает средневековую чуму, катившуюся, подобно черному солнцу, с Востока на Запад. Мы видели, как, перекинувшись из России, зараза царизма передалась если не всей Германии, то во всяком случае императору Вильгельму и помещикам с берегов Шпрее. Затем она добралась и до Франции. У нас в стране она приняла, быть может, более мягкую, но зато крайне упорную и назойливую форму — форму национализма. Он немало способствовал той реакционной лихорадке, приступ которой мы наблюдаем сейчас, — последствия его могут быть серьезны.

У меня нет никакого желания подробно останавливаться на наших политических и парламентских недугах. Я хочу закончить свою краткую речь замечаниями более общего, высшего порядка, замечаниями, которые должны больше прийтись по душе этой юной и отзывчивой аудитории.

Юноши и девушки, учащаяся молодежь, товарищи! Скоро вы смените нас и займете наше место в жизни и в обществе. Вы будете счастливей нас и сделаете больше, чем мы. Но по крайней мере одному мы научили вас, и я умоляю не забыть этого урока. Я с гордостью заявляю, что мы показали вам великолепный пример, приняв участие в деле, которое оказалось для Франции более почетным, чем победа, и которое тоже явилось победой, победой справедливости. (Ибо мы чувствуем себя победителями при виде стольких перебежчиков, стремящихся вступить в наши ряды.) Защищая невинного страдальца против всех сил власти и общественного мнения, мы научили вас не подчинять их доводам доводы своего разума. Мы научили вас не подавлять в себе голоса совести. Мы научили вас, — я призываю в свидетели господина Пенлеве и ваших любимых учителей, которые сидят рядом с ним, — мы научили вас не сгибаться перед могущественным преступлением. Мы научили вас провозглашать истину так, чтобы голос ее звучал сильнее бряцания сабель и рева толпы. Мы научили вас, как должны поступать мужественные люди, когда судьи безмолвствуют, а министры лгут. И в этом, несмотря на наши слабости, на наши заблуждения и ошибки, мы оказались хорошими учителями.

Но вы не нуждаетесь в моих наставлениях; ведь вы сами позвали нас сюда, и все вы, ученики и учителя, крепко спаяны общностью мыслей и чувств. Есть великая мудрость в том, чтобы сохранить склонность к мечтанию. Мечты придают миру интерес и смысл. Мечты, если они последовательны и разумны, становятся еще прекраснее, когда они создают реальный мир по своему образу и подобию. Вот почему, покидая вас, я бережно унесу с собой мечту о том, что вы и после нас будете трудиться над объединением народов и над устройством мирной жизни на земном шаре, наконец изученном и вымеренном людьми.

Письмо к господину Вердену[709]

25 февраля 1905 г.

Милостивый государь, Я с волнением прочел вашу книгу под заглавием «Те, кого презирают». Это задушевное и вместе с тем патетическое повествование о судьбах евреев в России поражает всеми свойствами, присущими жизненной правде.

Вы — писатель могучего дарования, потому что вы писатель искренний.

Вы подняли серьезный вопрос. Выведя на страницах книги представителей угнетенного народа, вы открыли одну из причин возникновения язвы, разъедающей угнетателей, вы показали Россию, стонущую под гнетом религиозного и социального террора.

Вы подтвердили глубокую истину, заключающуюся в том, что общество, построенное на несправедливости, неизбежно становится жертвой этой несправедливости.

Действие развертывается в книге с эпической широтой, от чудовищных еврейских погромов, организованных во многих местах царской империи, до Маньчжурской войны, во время которой не только закатилась звезда царизма, но и рухнула старая воинствующая политика Европы, еще по-прежнему феодальной.

И этот роман, богатый исследованиями о политической и социальной жизни, все же остается настоящим романом, он захватывает, волнует, и я не мог читать его без слез.

Он написан общедоступным языком и, несомненно, тронет все сердца. Ведь, несмотря на то, что это умная книга, чувства занимают в ней первое место.

Значительные, разнообразные, грандиозные события, лежащие в основе книги, постоянно преломляются сквозь призму личной, семейной драмы.

Вы дали нам почувствовать, Жорж Верден, все возмущение, всю боль поруганного и истерзанного человека. Ваша книга показывает жизнь такой, какова она есть!

И наконец, ваш роман прекрасен в своей правдивости еще и потому, что в нем изображена с прелестной сдержанностью любовь — любовь целомудренная, спокойная, чистая и глубокая, пример которой постоянно дают в своей тяжелой трудовой жизни неимущие студенты и студентки России.

Анатоль Франс.

Речь на митинге протеста против нового царского займа[710]

18 марта 1905 г.

Граждане!

Начиная с 22 января 1905 года, этой зловещей даты, события в России неуклонно шли к своей роковой развязке. В Маньчжурии произошли бедствия, которых надо было ожидать с самого начала. Главнокомандующий Куропаткин потерпел целый ряд поражений, которые он, в бытность свою военным министром, несомненно, сам же и подготовил. После этого царь поручил другому вояке[711] дальнейшую организацию катастрофы. В это время во всей России на протесты интеллигенции, на справедливые и выстраданные требования рабочих, на смелый ропот угнетенных народностей — на все это полиция, единственный орган власти в Российской империи, который еще держится на ногах, всюду исподтишка отвечала насилием.

Поражение — на внешнем фронте. Внутри — революция. Подобно алоэ, царизм распустился махровым цветом, и теперь ему остается только умереть.