Нгуен Нгок - Страна поднимается

• Название: Страна поднимается
• Автор: Нгуен Нгок
• Издательство: Радуга
• Жанр: О войне
• Год: 1983

Эти романы, написанные один в 1955, другой в 1977 г., объединяет тема борьбы вьетнамского народа против иноземных захватчиков. Оба произведения отличает не просто показ народного героизма и самопожертвования, но и глубокое проникновение в судьбы людей, их сложные, меняющиеся в годину испытаний характеры.

---

— Скоро лишимся всего — и коров, и поля, — сказал он, протяжно вздыхая. — Пойдем с голодухи в лес копать клуб-пи май. Вряд ли достанется нам созревший рис. Хоть бы небо покарало окаяанного француза за все его злодейства!

Тут встал еще один парень.

— Нет! В этом году убегать не будем! — сказал он громким, рокочущим баском. — Будем драться! Перебьем их, иначе нам не есть своего риса. Деды наши били француза, а мы что, хуже? Вечно убегать, прятаться — нет, так нам не выжить. Погибнет все племя бана, до последнего человека. Вот что нас ждет…

Во рту у него торчала трубка. Рослый, широкий в плечах, да еще закутанный в одеяло, он заслонил весь очаг. Огонь в очаге плясал, и тень стоявшего то вырастала во всю стену, то съеживалась. Глаза его чуть выступали из орбит, от ушей к подбородку тянулась редкая борода.

Гип снова вздохнул, отвечая ему:

— Эх, брат Нуп, с французом нам не сладить. Лучше уйти в лес. Вон деды наши бились с ним — не одолели, пришлось покориться.

Нуп, выдернув трубку изо рта, повернулся к Гипу:

— Это почему же нам его не одолеть?

Взгляд сверкающих глаз Нупа буравил мрак. Гип, и без того сидевший в темном углу, отодвинулся подальше. Там, вдалеке от очага, из подпола ощутимо веяло холодом, пробиравшим и сквозь одеяло. Зип закутался поплотнее и ничего не ответил.

Ньонг, самый старший из собравшихся, подкладывая в огонь хворостины, медленно произнес:

— У француза вон повозки да птицы железные, ружья и малые, и большие. Деды наши его не осилили: пустишь во француза стрелу, а у него и кровь не течет.

Дом наполнился голосами. Один говорит: нет, француз — он такой же, как все, человек, ежели попадешь стрелою, кровь должна течь. Другие знай себе твердят: француз, мол, все равно что из камня или из дерева, это бог небесный. Ему по небу ли, по воде — всюду дорога, и от стрелы у него кровь не прольется. Вон дядюшка Клапг пробовал — стрелял. Птица французская летела тогда над самой деревней; дядюшка Кланг — за самострел и угодил прямо в брюхо: ни тебе кровинки малой, и помереть не померла.

Судили-рядили, покуда не услыхали крик черноперой птицы теобео. Гип все вздыхал и качал головой. Все приняли сторону Гипа и Ньонга. Один только Нуп им не поверил. В большой черной ладони его спряталась чашка не остывшей еще трубки. Глядя на огонь, он сказал, словно обращаясь к самому себе:

— Что ж, посмотрим…

* * *

В ту ночь Лиеу долго не спалось, и она слушала долетавшее откуда-то пение струн кэши, заунывное, точно вой ветра в родомиртовой чаще. Но нет, на кэши играл не Нуп. Его бы игру она тотчас узнала. Заслышишь ее, и неведомая сила так и тянет тебя встать, выйти в поле сажать зеленый рис, взойти на гору и выследить оленя; руки просятся сами ткать полотно, плести корзины — заплечные ли, или ручные; а сердце жаждет любви…

И Нупу не спалось. Наутро он встал пораньше, забросил за спину корзину, взял в руки тесак и сказал матери:

— Наша фляга для соли пуста. Схожу-ка я в Депо, куплю соли. Если француз нагрянет, будем есть хоть овощи с солью — все с голоду не помрем.

— Француз, сыпок, он до смерти не любит нас, людей бана. — Мать не могла отпустить его без наставленья. — Смотри, куда ни пойдешь, держи ухо востро: не слыхать ли его поблизости. Ведь он спит и видит, как бы извести паше племя под корень.

Нупу стало жаль ее. До чего же хотелось ему сказать правду: «Знаете, мама, я иду в Анкхе…» Но он подумал: «Если мать узнает правду, она начнет плакать. А я, как увижу ее слезы, не смогу и шагу ступить. Лучше уж промолчу».

Проходя мимо своего поля, он увидел, какой хороший уродился рис, и его охватила ярость:

— Небо, покарай окаянного француза! У-у, проклятый, из-за тебя мучится моя мать. Пойду разгляжу тебя получше. Нам не сегодня завтра биться смертным боем, и я увижу, как побежит твоя кровь!

II

Сип не ошибся. Француз, ударив по деревне Баланг, отворил пред собою дверь. Он заставил людей из Баланга показать дорогу в Конгхоа; сколько те ни отказывались, как ни упирались, пришлось покориться силе.

В Конгхоа француз нагрянул, когда только собрали рис и кладовые, стоявшие на сваях у каждого поля, были полны зерном до самых крыш. Поутру люди вышли в поле и вдруг слышат: палят ружья. Ну вот! Пришла беда! Француз пожаловал!.. Сперва пальба доносилась издалека, потом зазвучала близко. Приглушенная поначалу, она гремела теперь как гром. Никто не успел ни собрать добро, ни угнать свиней с буйволами, ни прихватить одежду и даже набедренные повязки. Каждая семья — от каждого, как говорится, очага — умудрилась лишь унести по корзине риса да по котлу. Бежали на гору Тьылэй. Мать Нупа тащила на спине младшего сына: и без того сгорбленная, она под пошей своей совсем согнулась. Перепугавшись вконец, она только и захватила из дому горшок с известью для бетеля.

— Эй, Нуп! — крикнула она, увидав своего первенца. — Как хорошо, что ты объявился, сынок. Захвати-ка большую корзину с рисом. Да не мешкай! Быстрее, быстрее! Уж на этот раз дом наверняка сожгут! И свиньи сгинут, и рис! О небо!..

Нуп, примчавшийся из общинного дома, держал в руке самострел, за спиной у него висел колчан со стрелами. Забросив за плечи корзину с рисом, он разом сбежал со ступенек и кинулся на поиски Сипа.

— Сип, — сказал он, найдя приятеля, — отнеси, будь другом, эту корзину в лес, чтоб мать не осталась без риса.

— А ты сам-то что? — спросил Сип.

— Я… я остаюсь, буду драться с французом.

— Нет! — воскликнул Сип. — Ты не сделаешь этого!

Нуп, подставив поближе плечо, перекинул корзину за спину Сипу. Тот глянул в потемневшие от гнева глаза Нупа и понял: всякие уговоры напрасны. Поправив корзину, Сип припустил вслед за соседями.

Мать Нупа, добежав до околицы, обернулась: сына нигде не было видно.

— Эй, Нуп! — закричала она, стеная и плача. — Нуп, где ты?..

Нуп подбежал к ней:

— Идите, идите, мама. Сип отнесет вам на гору рис. Я никуда не уйду, померяюсь силой с французом. Вы идите, а я подстрелю француза, увижу его кровь — и сразу за вами!

Мать — она с того самого дня, как Нуп вернулся из Анкхе, что ни ночь плакала украдкой, — сказала:

— О, сынок, ты, видно, совсем меня не любишь. Зачем обманул меня? Что ты делал в Анкхе? Ведь француз допускает туда только своих прихвостней, а других бросает в тюрьму. Ты-то ведь не перекинулся к французу? Зачем же ходил в Анкхе?

— Ах, мама, — нахмурился Нуп, — и вовсе-то я не перекинулся к французу. Просто хотел разглядеть его поближе. Если уж биться с ним, без этого нельзя. Все высмотрел — и большие ружья, и железных птиц, и повозки. Силища, ничего не скажешь. Но сам француз в точности такой же человек, как и мы. Никакой он не бог. Вот подстрелю его, и поглядим: покажется кровь или пет.

— О горе! — ужаснулась мать, — Да разве тебе одному такое под силу?!

— Ничего, мама. Сперва я попробую, а там за мной пойдет вся деревня…

Француз был уже совсем рядом. И Нуп взял на изготовку свой самострел. Мать взглянула на него и впервые увидела, что он выше ее на целую голову. Нет, стариковским устам не убедить молодое сердце. Вон и лоб у сына высокий и выступает вперед точь-в-точь как у отца — верный признак упрямства. Она вытерла слезы и двинулась вслед за соседями, сказав напоследок Нупу:

— Ты уж, сынок, осмотрись да прикинь все как есть.

* * *

Нуп сидел в общинном доме и ждал. Господин солнце позолотил своими лучами верхушку мангового дерева у околицы, потом, постепенно, и ствол до самых корней. Ружья почти не стреляли больше. Может, француз пошел другой дорогой? Нуп решил выйти к ручью Тхиом — поглядеть, в чем дело. Дорогой он вдруг остановился: что за мерзкий запах? Неужто тигр? Зашуршали мелкие камешки. По спине у него пробежал холодок. Нет, это не тигр. Француз! Это его запах, резкий, как у тигра, Нуп запомнил его в Анкхе. Он отступил на шаг. Ему захотелось вдруг бежать без оглядки. Огляделся: рядом ни дерева, ни куста. Кругом лишь низкий тростник. Нужны непременно привычные деревья, кусты, камни — они укроют от врага, помогут в бою. Нуп стрелой добежал до деревни. Укрылся за стволом манго, присел и, подняв самострел, изготовился. Вот они, французы! Один… Другой… Третий… Четвертый… Десятый… Нуп следил за каждым их движением.

Но они не видели Нупа. Беспокойный взгляд их перебегал с дома на дом, пытался проникнуть в каждую дверь, замирал на каждом дереве, на кустах у лесной опушки. Все казалось им непривычным и странным, они явно побаивались. Нуп решил: пора, надо стрелять. Но вдруг рука, сжимавшая самострел, опустилась. Он вспомнил слова Гипа и снова подумал: прольется ли кровь француза? А если моя стрела не убьет его, мне-то удастся уйти?

Французы, все до единого, забрались в общинный дом. Вскоре оттуда послышались грохот и звон. Наверно, они расколотили вдребезги кувшины с вином. А там пошли крушить все, что попалось под руку. Нупа так и подмывало броситься к общинному дому. Но вдруг из дверей высунулся француз и стал озираться вокруг. Потом он вышел наружу и направился прямиком к манговому дереву, за которым прятался Нуп. Вот он уже близко. Нуп не сводил с француза глаз; только сейчас он почувствовал, как горят у него уши. Француз ничего не подозревал. Самоуверенный и наглый, он шел, выпятив свою волосатую грудь. У него были непривычно светлые глаза и рыжие волосы. Во всей повадке его было что-то звериное. Нуп вспомнил, как он однажды подстрелил тигра. Этот француз — сущий тигр. Теперь он совсем рядом. Еще шаг, и он заметит Нупа. От винтовки его тянуло пороховой гарью. Нуп не видел теперь ничего, кроме его живота.