Людвиг Тик - Виттория Аккоромбона

• Название: Виттория Аккоромбона
• Автор: Людвиг Тик
• Издательство: Наука
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-02-032701-8

Первый полный русский перевод романа немецкого писателя-романтика Людвига Тика (1773—1853) «Виттория Аккоромбона» (1840) открывает до сих пор неизвестного в России позднего Тика, создавшего многие повести и новеллы на исторические темы. В центре романа события итальянской истории конца XVI в. Судьба поэтессы Виттории Аккоромбоны, ее жизнь и трагическая гибель показаны автором на фоне панорамы итальянской действительности, той анархии, которая царила в карликовых итальянских государствах. Участниками событий выступают как папа Сикст V, глубоко несчастный великий поэт Торквато Тассо, так и скромные горожане и наемные убийцы.

---

Чтоб страхом выманить его.

Однако! Князь мне завещал такой ларец,

Что милости твои излишни. Принесу-ка!

(Уходит Фламиньо.)

                                     В и т т о р и я

Он, верно, спятил!

                                     Ц а н х е

Безумен, без сомненья, он.

Для безопасности не спорьте с ним столь дерзко.

(Входит Фламиньо с двумя шкатулками для пистолетов.)

                                     Ф л а м и н ь о

Смотри, ведь это лучше взять нам в путь за смертью,

Чем блеск алмазов в погребах твоих.

                                     В и т т о р и я

По мне,

Игра камней плохая, выбор скверный.

                                     Ф л а м и н ь о

Я поверну их правильней —

Смотри, как заблестят.

                                     В и т т о р и я

Избавь от этого кошмара! Что ты хочешь?

Что нужно делать мне?

Неужто всё, чем я владею, не твое?

Неужто я детей имею?

                                     Ф л а м и н ь о

Прошу, хозяйка, не смущай меня

Пустой торговлей и читай молитвы!

Покойному я клялся господину,

Что мы его переживем не боле,

Как на часа четыре.

                                     В и т т о р и я

Он так велел?

                                     Ф л а м и н ь о

Да, и причина — яростная ревность —

Не насладился бы тобой другой.

Вот почему он клятву взял. Что до меня,

То добровольно я умереть решился,

Подумав, если он в своем дворце

Опасность чует, что нам-то ожидать?

                                     В и т т о р и я

Всё это — ваше горе и печаль.

                                     Ф л а м и н ь о

Увы!

Глупа ты, если думаешь, что тот,

Кто, следствие обиды истребив,

Прическу пощадит!

Стонать в цепях? Иль быть позорным

И тяжелым грузом помоста площадного? Я решил:

Не буду жить, внимая просьбам пылким,

Иль по приказу умирать.

                                     В и т т о р и я

Постой!

                                     Ф л а м и н ь о

Вся жизнь моя другим служила,

А смерть послужит мне. Готова будь.

                                     В и т т о р и я

Ты, правда, хочешь смерти?

                                     Ф л а м и н ь о

С большей страстью,

Чем зачинал меня отец.

                                     В и т т о р и я (шепчет Цанхе)

А дверь?

                                     Ц а н х е (шепчет Виттории)

Закрыта, госпожа.

                                     В и т т о р и я

Ужели стал ты

Безбожником и тело обратишь,

Что есть дворец прекрасный для души,

В ее загон кровавый для скота на бойне?

Будь проклят дьявол, что смешал в грехах

Мед сладкий с уксусом и желчью.

Его теперь вкушаем до конца.

(Шепчет Цанхе.) Зови на помощь!

И всё ведет к забвенью человеком

Вселенной, сотворенной для него.

И погружается тогда он в бездну,

Возделанную дьяволом, — тьму!

                                     Ц а н х е

Эй, помогите!

                                     Ф л а м и н ь о

Заткну сейчас я глотку

Свинцовой вишней.

                                     В и т т о р и я

Молю, не забывай,

В гробах — мильоны, на суд последний встанут,

Проснутся, подымутся и заскрежещут,

Как вырванная мандрагора.

                                     Ф л а м и н ь о

Оставьте пустословье!

Всё это риторические стоны

Да доводы девиц — и трогают меня

Не более, чем речи проповедников толпу, —

Пожалуй, криком, не ученьем их

Иль здравым смыслом.

                                     Ц а н х е (шепчет Виттории)

Давайте, госпожа, притворно мы уступим,

Как будто просим научить, что делать,

Пусть первым он покажет сам.

                                     В и т т о р и я (шепчет Цанхе)

Отлично, принимаю.

(Вслух.) Убить себя — похоже на лекарство,

Которое должны мы проглотить пилюлею,

Не разжевавши:

Неточность поворота, дрожь руки —

Лишь боль усилит.

                                     Ф л а м и н ь о

Я предполагал,

Что ты развратна и, прожив постыдно,

Не сможешь умереть.

                                     В и т т о р и я

О, это малодушья миг!

Но я решилась: горести, прощайте!

Смотри, Браччьяно, — я, пока ты жил,

Из сердца пламенный алтарь творила

Для жертвы вам. Прощайте, Цанхе!

                                     Ц а н х е

Как? Думаете, вас переживу,

Когда и лучшее, что есть во мне, — Фламиньо

Туда ж уходит?

                                     Ф л а м и н ь о

О, милая арапка!

                                     Ц а н х е

И в знак моей любви вас умоляю —

Уж, если час настал кому-то умереть, —

Позвольте мне иль вам опробовать пилюлю

И научить ее, как умереть.

                                     Ф л а м и н ь о

Как ты великодушна! Вот оружье.

Ведь у меня рука уже в крови.

Два пистолета на мою вы грудь направьте,

Другие — на себя. И так умрем.

Торжественно. Но все сперва клянитесь

Меня не пережить.

                                     В и т т о р и я  и  Ц а н х е

Всем сердцем я клянусь!

                                     Ф л а м и н ь о

Итак — конец. Прощай, сиянье дня!

И тело жалкое, что слишком долго

Заботилось единственно о том,

Чтоб охранять короткий век.

Пускаю кровь,

И две пиявки ждут, чтоб высосать ее.

(Указывает на пистолеты.)

Готовы?

                                     В и т т о р и я  и  Ц а н х е

Да.

                                     Ф л а м и н ь о

Куда я теперь пойду? О Лукиан{242}, как смехотворно твое чистилище! Видеть Александра Великого, прибивающего подметку к сапогам, или Помпея, скрепляющего шнурками наконечники, или Юлия Цезаря, изготавливающего пуговицы! Представить только Ганнибала, продающего ваксу, и Августа, который выкрикивает «чеснок», Карла Великого, торгующего бумажными листами по дюжине, и короля Пепина{243}, развозящего яблоки на тележке!

Огню предам я землю, воду, воздух,

Стихию — в розницу. О ней печали нет.

Пали! Пали! Из всех смертей нет лучше

Насильственной: стремительней она —

Нас от самих себя уводит —

Осознанная боль скорей всего уходит.

(Они стреляют, подбегают и тормошат его.)

                                     В и т т о р и я

Что, ранен?

                                     Ф л а м и н ь о

Прах я. Если благородна —

Сдержи обет и смело следуй мне.

                                     В и т т о р и я

Куда же? В ад?

                                     Ц а н х е

Заведомо к проклятью?

                                     В и т т о р и я

О ты, подлейший из чертей!

                                     Ц а н х е

Попался ты.

                                     В и т т о р и я