Павел Саксонов - Можайский — 1: начало

• Название: Можайский — 1: начало
• Автор: Павел Саксонов
• Жанр: Детектив
• Год: 2012

В 1901 году Петербург горел одну тысячу двадцать один раз. 124 пожара произошли от невыясненных причин. 32 из них своими совсем уж необычными странностями привлекли внимание известного столичного репортера, Никиты Аристарховича Сушкина, и его приятеля — участкового пристава Васильевской полицейской части Юрия Михайловича Можайского. Но способно ли предпринятое ими расследование разложить по полочкам абсолютно всё? Да и что это за расследование такое, в ходе которого не истина приближается, а только множатся мелкие и не очень факты, происходят нелепые и не очень события, и всё загромождается так, что возникает полное впечатление хаоса?…

---

— Но ведь прибывшие пожарные, если там действительно был пожар, должны были его обнаружить, хотя бы и в подвале! Как же его труп, да еще и столь обезображенный, оказался в Плюссе? Да и почему, собственно, вы решили, что не в Плюссе-то всё и произошло? И еще один момент…

Можайский, оборвав решительным жестом Гесса и собиравшегося ответить доктора, встал из-за стола и, под изумленными взглядами, выбежал из кабинета, вернувшись, впрочем, обратно уже через несколько секунд с охапкой газет в руках. Это были разные издания за несколько чисел. Буквально расшвыряв их перед сидевшими за столом, он потребовал:

— Ищите! Это здесь точно есть!

Пьяные или нет, но все его поняли без дополнительных пояснений и с каким-то остервенением даже набросились на газеты. Искомое обнаружил поручик.

— Вот оно!

— Ну!

Поручик, волнуясь и сбиваясь, зачитал вслух небольшую заметку:

Ночной пожар взбудоражил жителей деревни Автова Петергофского участка, заставив их покинуть свои дома и сгрудиться у решетки дачи известного в свете барона Кальберга. Запертая на зиму, дача по неустановленной пока причине загорелась во втором этаже около третьего часа. К тому времени, когда подоспел пожарный расчет, пламя уже охватило и весь второй этаж, и чердак. Битва с огнем продолжалась вплоть до утра, но отстоять удалось — отчасти — лишь первый этаж и подвалы…

Поручик выделил особым ударением «подвалы».

… — на каменной кладке от сырости. По слухам, в подвалах этих господин барон хранил изрядную коллекцию лучших заграничных и отечественных вин. Однако о судьбе коллекции, если она и впрямь существовала, нам на данный момент ничего не известно. К счастью, во время пожара никто не пострадал.

Поручик замолчал и опустил газету на стол.

Лицо Чулицкого — вытянувшееся и побледневшее — было настолько мрачным, что вполне могло по этому признаку поспорить с лицом Можайского. Но если Можайский с выражением своего лица поделать ничего не мог, то лицо Чулицкого было живым, что только подчеркивало ту глубину потрясения и унижения, в которую пал начальник сыскной полиции.

Гесс тоже выглядел потрясенным. А вот доктор — напротив — неброско, если можно так выразиться, улыбался: его губы были тронуты чем-то вроде намека на улыбку. По-видимому, самолюбию Михаила Георгиевича очень польстило столь быстро отыскавшееся подтверждение его выводам о каменном подвале.

— И все же, — Вадим Арнольдович заговорил неуверенно, словно на ощупь, словно подбирая слова из невероятного, но совершенно — в массе своей — бесполезного множества. — И все же, господа, я не понимаю: почему именно так? И почему пожарные не обнаружили труп? А вдруг это — совпадение? Вдруг дача сгорела случайно, а в ее подвале и не было Мякинина?

Можайский кивнул на газету:

— Число!

Гесс взял газету, встряхнул растрепанные листы, выискивая первую страницу, и, найдя ее, назвал число.

— Оно еще больше все запутывает.

— Нет. — Михаил Георгиевич быстро перевел взгляд с Можайского на Гесса и обратно. — Наоборот. Оно полностью соответствует результатам вскрытия Мякинина. И вот тут я снова хотел бы, Юрий Михайлович, получить объяснение: как вы до этого додумались? Не говоря уже о причине смерти?

Можайский склонил голову к плечу:

— Что касается причины, то с этим всё просто: попалась мне как-то на глаза брошюра — весьма занимательная, кстати, — о клинической картине последствий отравления дымом. Или угарным газом, если угодно. Мякинин был гол, а погода, температура, стоявшая все эти дни, не способствовала разложению. Состояние кожных покровов, их окраска, если быть точным, уж очень напоминала описание из брошюры. Конечно, это могло быть и совпадением, но как-то слишком кстати это совпадение пришлось. Хотя, положив руку на сердце, выезжая в Плюссу, я и думать не думал, что обнаруженный в ее окрестностях труп может быть как-то связан со столичными пожарами. Нет. Я был уверен, что это — просто очередное преступление. Зверское — да. Непонятное — да. Но не «пожарное». Однако уже на месте меня насторожили многие несоответствия. Во-первых, сама причина смерти: состояние кожных покровов Мякинина, с одной стороны, никак не объяснялось тем, что его забили насмерть, а с другой — объяснилось бы при условии, что его не забивали. Во-вторых, отсутствие крови: если бы Мякинина убили прямо там, да еще и таким страшным способом, всё вокруг, весь снег на многие метры был бы окровавлен. Но ничего подобного не наблюдалось! Почти везде, за исключением совсем незначительных, в общем-то, следов крови подле отсеченной головы, было подозрительно чисто. Значит, Мякинин был уже мертв? Значит, сам труп его доставили откуда-то еще? И вот еще какой момент: изуродовать лицо — это понятно. Но зачем было ноги-руки ломать и, подозреваю, позвоночник?

Инихов, видевший труп собственными глазами, удивился:

— Ноги? Руки? Позвоночник? Я не заметил!

— Доктор?

Михаил Георгиевич, пристально и с уважением глядя на Можайского, ответил, не оборачивая взор на Сергея Ильича:

— Всё верно: и руки, и ноги, и позвоночник у Мякинина сломаны.

И снова вмешался Гесс:

— Но господа! Это все равно не имеет смысла!

— Согласен. — Мрачный Чулицкий Гесса поддержал, но явно из каких-то своих, не связанных с рассуждениями Вадима Арнольдовича, побуждений. — Телеграфный бланк. Сама одежда. К чему все это было оставлять, если душегубы хотели затруднить опознание? И способ убийства: не проще ли человека застрелить, зарезать, дать ему, в конце концов, по голове? К чему такие сложности с отравлением на пожаре? Не спалил же, в самом деле, Кальберг собственную дачу ради настолько… эксцентричного убийства какого-то мальчишки? И как вообще этот мальчишка мог быть связан с пожарами и убийствами, о которых мы теперь толкуем? Извините, Можайский, но это всё — бред какой-то!

— И не только! — Инихов решительно встал на сторону своего начальника и, невольно, на сторону Гесса. — Мякинин-старший! Вы именно его обвинили в убийстве брата, а теперь оказывается, что он и ни при чем? Зачем же он тогда стрелял в нас и покончил с собой? Ерунда какая-то, сплошная путаница!

— А вот и нет!

Все, не исключая и Можайского, с удивлением воззрились на поручика. Любимов был красен, взволнован, но отступать не собирался.

— Да, господа, все становится ясным, если взглянуть на дело немного под другим углом. А именно: с чего это мы вдруг решили, — это «мы», объединившее всех присутствующих, оказалось ловким демагогическим ходом. И хотя поручик сделал его не вполне осознанно, эффект от этого не уменьшился: разделившиеся было на два, а то и на три недружественных лагеря полицейские снова осознали, что находятся в одной лодке. — Почему это мы вдруг решили, что убийца или убийцы Мякинина — те же самые люди, что стоят за пожарами? Откуда следует то, что Кальберг и какие-то неизвестные, с одной стороны, и тот же Мякинин-старший находятся или находились на одной стороне?

Чулицкий застонал и схватился за голову:

— Поручик, Бога ради, не продолжайте! Нам еще не хватало каких-то других убийц! Или, если уж другие убийцы и существуют, то пусть они хотя бы не будут связаны с делом о пожарах, хорошо? Давайте договоримся…

— Нет, Михаил Фролович, подождите. — Можайский подмигнул поручику. — Николай Вячеславович прав. А вот вы — нет. Смотрите, что получается. Во-первых, мы имеем какого-то темного гения, который придумал и организовал предприятие — назовем это так — по уничтожению, простите за каламбур, насмерть надоевших людей. Во-вторых, мы имеем Кальберга с его страховым от огня обществом, который в этом предприятии соучаствует из расчета дележа доходов от страховых премий. В третьих, мы должны иметь непосредственно исполнителей: а) поджогов; б) убийств конечных, то есть непосредственно заказанных душегубам, жертв. При условии, разумеется, что ни сам Кальберг, ни сам таинственный незнакомец этим не занимаются.

— А может, это всё — один лишь Кальберг?

В принципе, предположение Чулицкого было разумным, но оно противоречило фактам, на что Можайский тут же ему указал:

— Вы, как минимум, забываете о пожарных. Тот же Бочаров явно неспроста получал столько денег от «Неопалимой Пальмиры». И хотя его гибель на пожаре фабрики Штольца, похоже, случайна и никак не связана с нашим делом — не считая, разумеется, того, что этой гибелью воспользовались, чтобы провернуть дельце в пользу его сводной сестры, — но само его участие в темных делишках Кальберга и компании, полагаю, неоспоримо. Как неоспоримо и участие других чинов пожарной команды: посмотрите записи из реестров «Пальмиры». В каждой части имеются счастливчики, наиболее обласканные денежными премиями! И все они, как и покойный Бочаров, — старые и опытные в пожарном деле люди. Не станете же вы утверждать, что это — случайность?