Пол Андерсон - Королева викингов

• Название: Королева викингов
• Автор: Пол Андерсон
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-02473-5

Гуннхильд, королева Норвегии и Англии в десятом веке, сыграла столь значительную роль, что не только прочно вошла в историю, но и стала героиней легенд и мифов. Вокруг нее — колдуньи, провидицы, возлюбленной одного из самых свирепых и властолюбивых вождей викингов, матери восьми королей, — словно вокруг оси гигантского колеса вращались судьбы людей, народов и стран, подгоняемые ее усилиями, интригами и тайным влиянием. Повесть о ней — вовсе не запыленный свиток, а живое динамичное повествование, в нем бьется пульс правды и чувствуется аромат времени.

Впервые на русском языке!

---

Эзур слушал неподвижно, его лицо ничего не выражало, острие копья смотрело точно вверх. Когда Гуннхильд умолкла, он медленно спросил:

— Ты веришь во все это? — Дочь кивнула. — Или ты просто хочешь верить?

Она старательно сдержала чувства, которые кипели в ней, и ответила отцу заранее заготовленными словами:

— Ты же знаешь, что у Сейи есть колдовское зрение. Оно не всегда с нею и никогда не достигало далеких мест, но ведь она не успела узнать многого к тому времени, когда ты забрал ее. Тебе также наверняка известно, что финны, обладающие этим даром и обученные, умеют посылать свои души за пределы своих тел; и мужчины и женщины. Разве станет Сейя мучить себя после всех этих лет только для того, чтобы солгать мне об этом?

— Бывает, что люди сходят с ума и видят то, чего нет на самом деле, — веско возразил Эзур. — Или, если они ищут чего-то слишком неосторожно, им могут открыться такие вещи, какие должны оставаться сокрытыми в темноте. — Свободной рукой он сотворил в воздухе знак Молота.

— Сейя не безумна, — заявила Гуннхильд. — И не одержима чуждой силой. Я знаю.

Некоторое время они стояли молча. Ветер негромко скулил, холодные брызги оседали на щеках и бровях. Над фьордом метались в потоках воздуха три чайки, искавшие что-нибудь съедобное, какую-нибудь падаль, которую море постоянно выбрасывает на берег.

— Отец, я сама много думала об этом, — нарушила молчание Гуннхильд. — Я сказала, что она должна доказать мне. — Снова послать свою душу в мир, но теперь в те места, которые знаю я, но не может знать она, о которых ей никто не мог рассказать, находящиеся дальше от дома, чем все то, что она когда-либо видела своим колдовским зрением. Я видела все, что она делала: пела песню, плясала, ела колдовские снадобья, прижгла руку горящей головней, а потом уснула сном, больше похожим на обморок. Я даже испугалась, что она умирает… Чем еще это могло быть, как не настоящим колдовством ведьмы?

— И о чем ты хотела от нее услышать?

Гуннхильд подняла руку и указала на запад, где, примерно в миле от устья фьорда раскинулось на добрых семь миль открытое море, над которым носились раздираемые ветром клочья испарений.

— Вон там. — Она улыбнулась, и ее голос потеплел. — Куда ты возил меня, отец.

Он время от времени брал с собой свою единственную дочь от свободной женщины, когда Гуннхильд скучала и упрашивала отца. Иногда вместе с ними плавали братья, но бывало, что они уходили в море и без них. Они отправлялись не в кнарре, а в шестивесельной лодке, которой Эзур пользовался, когда посещал окрестные заливы, чтобы поговорить с людьми о делах или просто отдохнуть на свободе. Как Гуннхильд любила простор, свежесть, новизну! Даже шквалы, грозившие опрокинуть суденышко, вызывали у нее восхищение; никогда и нигде больше ее кровь не струилась по жилам так легко и горячо; она цеплялась за банку[7] и визжала от восторга.

Эзур покрутил в пальцах бороду.

— Гм-м. И что она?

— Она это сделала. Когда она пробудилась и… и пришла в себя, то в подробностях описала мне обрывы над Китовым мысом, стоящих там на каменных столбах троллей, рассказала о том, как прилив бурлит на камнях Скерристеда, о выкрашенном в красный цвет доме на Эльфнессе… О, она рассказала мне много, очень много, кое-что я совсем забыла, но вспомнила, когда она начала говорить… — Гуннхильд умолкла, задохнувшись.

Эзур прищурился.

— И ты думаешь, что она смогла пролететь весь путь до Финнмёрка?

Гуннхильд поплотнее запахнула плащ, спасаясь от пронизывающего ветра.

— Да.

— Непростое путешествие.

Гуннхильд кивнула:

— Огонь. О, я устроила ей суровое испытание. Не думаю, чтобы она еще раз пошла на это. Она не должна наносить себе новых ран. Какая женщина на это согласится?

— Ты хочешь сказать, что намерена попробовать сама?

Гуннхильд замотала головой так, что капюшон слетел.

— Нет, нет, нет. Дело лишь в том, что она не могла найти никакого другого способа освободить свою душу. А ее родные умеют это делать.

— И ты хочешь научиться?

— Ты же своими глазами видел такие вещи, когда был среди них. Ведь видел?! Почему же мы не должны владеть этим искусством?

— Сейдры, — сурово произнес Эзур, окинув дочь холодным взглядом. Гуннхильд промолчала; она не смогла сразу найти подходящий ответ. — Среди нас есть люди, владеющие этим видом колдовства, — напомнил ей Эзур. — Их зовут сейдрами.

— Да, я что-то слышала об этом, — согласилась Гуннхильд. — Но ты и сам пользуешься рунами! — Ее голос зазвенел.

— Это совсем другое дело. Один принес эти знания с той стороны смерти — руны для защиты, помощи, исцеления, предвидения. Не сказать, чтобы я очень хорошо разбирался в них. Но сейдры, воющие свои песни, бьющие в барабаны, кипятящие в котлах смертоносное варево, — это немужественно. Недостойно. Годится разве что для финнов.

Гуннхильд стиснула кулаки; плащ сразу же распахнуло ветром.

— Я не мужчина. И я не навлеку позор на наш дом. Наоборот, высоко подниму его славу.

Рука Эзура, держащая копье, напряглась, рот плотно сжался.

— Ты не станешь накладывать заклятие на… на Хельгу?

Гуннхильд презрительно усмехнулась:

— Никогда. Это было бы недостойно меня.

Эзур нахмурился и посмотрел в сторону. Гуннхильд почувствовала, что отец колеблется, и бросилась в наступление с такой же стремительностью, с какой собака кидается по следу оленя:

— Разве плохо будет иметь свою собственную ведьму, которая будет отвращать штормы, призывать нужные ветры, отводить глаза врагам — датчанам, викингам с западных земель, грабителям с материка, — чтобы те не могли обрушиться на нас? Или даже больше — свою провидицу, которая сможет прочесть волю норн. Наподобие Одина, восставшего для того, чтобы сообщить богам о начале и конце мира.

А про себя она думала о силе, свободе, богатстве, об имени, которое намного переживет ее телесную жизнь.

Эзур долго молчал; его дородная фигура на фоне летящих облаков напоминала гору. В конце концов он заговорил негромким глубоким басом:

— Я трижды бросал руны насчет тебя, моя дочь. И смог прочесть в них лишь то, что твой рок не схож ни с чьей иной судьбой. Но в чем твой рок, они мне не раскрыли.

— Я сама выясню это! — вызывающе выкрикнула Гуннхильд. Она оседлает свою судьбу, как мужчина оседлывает необъезженную лошадь, направит ее по нужному пути, как кормчий — корабль, застигнутый бурей.

— Мне это совсем не нравится.

Гуннхильд собрала в кулак всю свою волю и смелость.

— Я сделаю это, отец, — сказала она. — Если же ты запретишь мне, то я однажды ночью возьму факел и подожгу двор с четырех сторон, чтобы все, что ты нажил, обратилось в прах.

Эзур не обругал, не ударил свою дочь. Он долго смотрел ей в глаза, а она, стоя неподвижно, не мигая, выдерживала его взгляд, а ветер играл ее длинными черными волосами. Потом он покачал головой и сказал, не сдерживая своего рокочущего баса:

— Пожалуй, ты могла бы это сделать. Да, думаю, что могла бы. Хотя ты и дева, но в груди у тебя сердце волчицы.

VIII

Она уговаривала отца до тех пор, пока тот не начал раздумывать, на каких условиях это можно будет сделать. Сначала племя Сейи должно дать ему заложников, сказал он. По своим посещениям тех краев, где кочевали финны, — хотя последний раз он был там уже несколько лет назад, — Эзур знал, чьи имена назвать. Он возьмет их детей. Финны очень заботились о своих отпрысках. Он будет обращаться с ними хорошо, они будут жить вместе с финнами, находящимися у него на службе, которые пасут его оленей и помогают ему в ловле рыбы и охоте на китов и морского зверя. Когда Гуннхильд вернется домой, он отпустит их и даст подарки. Если же с ней случится что-то нехорошее, то они умрут.

Когда Гуннхильд рассказала Сейе об этом, глаза женщины расширились. Некоторое время она сидела в раздумье. А потом мягко, но непреклонно сказала:

— Нет. Ведь я одна. Сколько наших родичей он хочет держать у себя? Мое племя отреклось бы от меня. Я сама отреклась бы от себя.

— Отец разгневается, — предупредила Гуннхильд.

— Пусть делает, что захочет. Он может обнаружить, что некоторые дела не могут привести к добру. А с другой стороны, дружба саами может чего-то стоить.

— А наша дружба что, ничего не стоит? — крикнула Гуннхильд и вылетела из хижины.

Теперь ей предстояло снова подлизываться к Эзуру. Всякие угрозы были бесполезны и могли скорее навредить. Но, конечно, он не забыл того, что дочь сказала ему в тот день на кургане Ульва. Он скоро уступил. Гуннхильд предполагала, что тут Хельга тоже замолвила словечко-другое в ее пользу. В последнее время ее мачеха стала куда менее сварливой. Скорее всего Хельга не желала делать ничего такого, что могло бы помешать отъезду дочери ее мужа. Гуннхильд почти наяву представляла себе разговоры, происходящие в тепле и мраке их закрытой плотным пологом постели: «Ей совсем опротивела жизнь здесь. Если она вернется ведьмой, то кто знает, каких неприятностей мы можем дождаться? О, конечно, она твоя дочь и вряд ли станет что-то затевать против тебя, но она всегда была своевольной. Лучше всего было бы, если бы ты нашел ей мужа где-нибудь на юге. Конечно, она мечтает об этом. Так почему бы не устроить этим летом пышную свадьбу где-нибудь в Траандло?» Ну, что-нибудь еще наподобие этого, что могло заставить отца пойти на попятную, думала Гуннхильд.