Ежи Климковский - Я был адъютантом генерала Андерса

• Название: Я был адъютантом генерала Андерса
• Автор: Ежи Климковский
• Издательство: Издательство МЭИ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5–7046–0048–4

Ежи Климковский в период Второй мировой войны ротмистр, адъютант командующего начинавшей формироваться в СССР в 1941–1942 гг. польской армии. В своих воспоминаниях, написанных по горячим следам событий, на большом фактическом материале живо и образно он прослеживает состояние польской армии в 1939 г., начало процесса формирования армии генерала Андерса, характер взаимоотношений польского офицерства между собой, с Советскими властями, с польскими эмигрантским правительством в Лондоне. Воспоминания Е. Климковского. вступившего в прямой конфликт с генералом Андерсом и военно-гражданской иерархией эмиграции, в которых действует большое количество исторических лиц, освещают до сих пор неизученный вопрос о выводе польской армии под командованием генерала Андерса из СССР вопреки договору Сикорского со Сталиным.

---

Из приведенного фрагмента видно, что Андерс думал только о себе и тогда, когда писал о привлечении честных людей и устранении тех, кто «заботятся лишь о выгодах партийных или личных», как Станьчик, Квапинский, Кот, и тогда, когда писал об отдельном руководстве для армии и отдельно для политики, — он видел себя во главе вооруженных сил. И в конце он подчеркнул, что «впредь до решения Вами всех этих вопросов «будет выполнять лишь приказы президента, тем самым давая понять, что «иначе быть не может и что он, Андерс, будет признавать лишь один авторитет, авторитет президента».

Это письмо Токаржевский обязан был вручить лично президенту Рачкевичу в присутствии всей делегации, что являлось непременным условием Андерса.

Последствием же письма явилось то, что, когда Рачкевич сообщил его содержание заинтересованным лицам, то министр Квапинский, оставшийся в правительстве, решительно не согласился на назначение Андерса. Вторым фактором, весьма отрицательным для Андерса, который не менее фатально отразился на возможности занятия им поста верховного главнокомандующего, был состав самой делегации. Как известно, в нее входили: Токаржевский, ярый противник Андерса, только и ожидавший подходящего момента, чтобы на нем отыграться, и определенно поддерживавший Соснковского; он ни за что на свете не хотел бы видеть Андерса на этом посту. Окулицкий, также питавший большие симпатии к Соснковскому, чем к Андерсу, имея перед собой выбор, предпочел бы Соснковского, хотя бы еще и потому, что слишком хорошо знал Андерса и имел о нем определенное мнение. Единственным, кто мог оказать довольно большое влияние через англичан, был Бомбинский. Но англичанам, по крайней мере, сразу же после гибралтарской катастрофы было неудобно решительно вставать на сторону Андерса.

К делегации присоединился епископ Гавлина, который, как на зло, был в это время с Андерсом в ссоре. Андерс был взбешен на епископа за то, что тот в своих проповедях, обращенных к войскам, сравнивал Сикорского с королем Собесским, желая ему таких же побед. Епископ же имел претензии к Андерсу по поводу того, что тот задержал производство его в генералы дивизии. Следовательно, такая делегация не только не представляла интересов Андерса в Лондоне, а, наоборот, была по отношению к нему враждебной и больше вредила, чем помогала. Это в огромной степени укрепило позицию Соснковского, которого считали человеком солидным и ставили выше, как всюду говорили, «недоразвитого» Андерса.

Сначала в состав делегации намечался и я, но Гулльс отсоветовал Андерсу посылать меня, в результате чего выезд мой не состоялся.

Тем временем, через несколько дней после гибели Сикорского и выезда уполномоченной делегации пришла телеграмма, сообщавшая, что генерал Кукель временно принял обязанности верховного главнокомандующего. Получив это сообщение, Андерс рассмеялся и назвал его «шутовским колпаком», а не верховным главнокомандующим. При этом стукнул пальцем по голове и сказал: «Кто мог внести такое дурацкое предложение?»

Он немедленно направил Рачкевичу телеграмму, в которой ставил его официально в известность, что не признает Кукеля верховным главнокомандующим и может подчиняться лишь президенту Речи Посполитой. Этим он уже вторично дал понять, что только он может быть верховным главнокомандующим.

На вопрос Кукеля, как ему следует понимать эту телеграмму, Андерс ответил, что буквально.

Андерс продолжал свято верить, что никто кроме него не достоин и не может занять пост верховного главнокомандующего. Соснковского он вообще не принимал в расчет.

А в это время в Лондоне велась борьба. Санация, избавившись от Сикорского, не нуждалась в помощи в дальнейшей борьбе с противниками. Наоборот, Андерс был ей невыгоден, она предпочитала иметь своего человека. Все свои усилия она направила теперь на борьбу против Андерса, что, впрочем, было не трудно, ибо никто его особо не поддерживал. Министр Квапиньский самым категорическим образом возражал против кандидатуры Андерса, угрожая даже расколом в правительстве в случае, если его назначение состоится. Англичане, хотя и поддерживали кандидатуру Андерса, все же не могли официально вмешиваться в этом дело, опасаясь возможности возникновения слишком большого скандала. Они предпочли заявить (и этот взгляд в то время был довольно модным), что пост верховного главнокомандующего вообще не нужен. Таким образом, они заняли выжидательную позицию и даже сделали поклон в сторону Миколайчика, который также бы за то, чтобы ликвидировать пост верховного главнокомандующего. Протекция профессора Кота, который на основе своих ранее весомых принципов старался помочь Андерсу, тоже подвела.

После недельных обсуждений и согласований Рачкевич назначил, наконец, верховным главнокомандующим Соснковского. Когда о назначении Соснковского стало известно, Андерса охватило разочарование, сменившееся яростью. Он предпочел бы, чтобы Сикорский жил, чем получить подобное оскорбление, такое бесчестие. Метался по комнатам и кричал. Как безумный стучал кулаками по столу. А когда оповестили о составе нового правительства, в которое вошли Квапинский и Станьчик, он был на грани помешательства.

— Я им покажу! — угрожал он Лондону, — посчитаемся, когда приедем в Польшу!

Тогда же он решил не признавать Соснковского верховным главнокомандующим, объявил о своем отказе подчиняться правительству Миколайчика, провозгласил свою армию на Ближнем Востоке самостоятельной, подчиненной лишь английскому командованию.

Действуя в этом направлении, Андерс ограничился пока посылкой в Лондон телеграммы, написанной в спокойном тоне, с предложениями о назначении на важнейшие должности в армии. Он намеревался сначала окружить себя слепо послушными ему людьми, чтобы таким способом предотвратить возможность возникновения какой-либо оппозиции. Именно в это время при невыясненных обстоятельствах умер полковник Корнаус, о котором было известно, что он предан Сикорскому и является активным противником Андерса. Корнаус категорически возражал против различных выступлений Андерса и неоднократно говорил об этом на совещаниях. Однажды, как раз в период кульминации разногласий в правительстве, Корнауса нашли в его квартире мертвым. Смерть наступила в результате выстрела из огнестрельного оружия. Сначала пытались это скрыть, затем начали внушать окружающим, что Корнаус умер естественной смертью. И лишь тогда, когда в связи с этим возникло слишком много слухов, а свидетели, видевшие его после смерти, громко говорили об огнестрельной ране, распустили слухи, что полковник отравился, а затем, что он застрелился.

Пашкевич также почувствовал себя в небезопасности и вынужден был отказаться от своей должности и уехать из Ирака.

Андерс предлагал правительству в Лондоне произвести следующие персональные перемещения: вместо Токаржевского заместителем командующего назначить Богуша своего приятеля, вместо Пашкевича командиром танковой бригады он хотел иметь Раковского (отозванного приказом Сикорского с должности начальника штаба и переведенного в Лондон в историческое бюро), вместо Копаньского командиром 3-й дивизии Окулицкого. Командиром 5-й дивизии вместо Богуша рекомендовал полковника Сулика. Начальником штаба вместо Раковского выдвигал генерала Пшевлоцкого. Он был уверен, что при такой расстановке армия будет покорным орудием в его руках.

Одновременно со своими планами и политическими комбинациями Андерс начал уже совершенно открыто вести различного рода денежные махинации, без всякого стеснения пересылая казенные деньги на свое имя в заграничные банки. Между прочим перевел пятьсот фунтов в Лондонский банк, а через несколько дней опять пятьсот фунтов в банк в Каире.

Андерс открыто говорил о непризнании им верховного главнокомандующего и правительства и обращался по этому поводу к ряду офицеров, как старших, так и младших, стараясь убедить их в необходимости такого шага и в его благотворных результатах для будущего. Так, он разговаривал на эту тему с ротмистрами Кедачем, Чапским, со мною и другими. Наконец, когда он решил, что почва уже подготовлена, он обратился ко мне, чтобы я использовал свое большое влияние в армии для организации широкой антиправительственной пропаганды. Это ему позволит провозгласить свою армию самостоятельной и сделать совершенно независимой от каких-либо польских властей.

В течение двухчасовой беседы я пытался убедить Андерса в пагубности подобного шага. Я сказал, что не понимаю, почему он стремится к этому. Конечно, на самом деле я понимал, что это были сугубо личные планы Андерса, продиктованные уязвленным самолюбием в связи с тем, что он не получил поста верховного главнокомандующего. Генерал, однако, настаивал. Тогда я спросил, согласятся ли англичане на такую акцию. Генерал быстро ответил, что подобная акциях их весьма устроила бы и с этой стороны он имеет гарантированную поддержку. В конце беседы я отказался от участия в этом деле.