Наталья Калинина - Кто-то смеется

• Название: Кто-то смеется
• Автор: Наталья Калинина
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-85585-974-6

---

— Пей. — Достигайлов поставил перед ней стакан с мартини. — Жить надо весело и беззаботно. — Твоя сестра прекрасно вписалась в атмосферу праздника, а ты ходишь надутая и чем-то недовольная. В чем дело?

— Я скучаю по дому, — сказала Элли, чувствуя, как глаза ее наполняются слезами.

— Глупости. От твоего дома осталась горстка пепла, а вся Россия превратилась в сплошной бардак. Посмотри: оттуда бегут все, кто может. Лучше ходить на панели в Париже или Милане, чем быть жалким интеллигентишкой в Москве. Да и все русские мужчины хамы и пьяницы.

Ксюша кивала головой, как болванчик. Она была ослепительно красива и приковывала к себе все взгляды.

— Но я не смогу называть тебя отцом, — пробормотала Элли. — У нас с тобой совсем другие отношения. Таких не может быть между отцом и дочерью.

— Разве ты не помнишь, какого рода отношения связывали тебя с твоим отцом?

— Мы любили друг друга. Очень.

— Я бы сказал, вы слишком любили друг друга. Твоя сестра мне все рассказала. Я удивляюсь, как при столь заботливой отеческой любви ты умудрилась остаться девушкой. — Достигайлов гадко ухмыльнулся. — Похоже, Виталий Августович был импотентом, как и все так называемые русские интеллигенты.

Она выплеснула ему в лицо мартини. Он злобно сверкнул глазами и промокнул лицо салфеткой.

В тот вечер он вошел в ванную, где она принимала душ, — ни на одной двери в доме не было запоров, — и велел ей перекрыть воду. Повернув кран, Элли потянулась за полотенцем, как вдруг он ударил ее ребром ладони по сгибу локтя. Боль была нестерпимо сильной, и она на несколько секунд потеряла сознание. Она пришла в себя на коврике на полу. Судя по тому, что, кроме руки, не болело ничего, ее туда положили.

Она подняла глаза. Достигайлов стоял и смотрел на нее. Он был совершенно голый и напоминал пузатый самовар с маленьким краном — его член был не больше стручка обыкновенной фасоли.

Вдруг она почувствовала на своем лице что-то горячее. В следующую секунду она поняла, что Достигайлов на нее мочится. Она сделала попытку закрыть лицо руками, но они оказались связанными за головой. Отвратительные вонючие струйки сбегали по груди и стекали в волосы. Элли стиснула зубы и зажмурила глаза.

— Проси прощения. Ты вела себя, как последняя шлюха. А ведь я твой отец и благодетель.

Она мотала головой.

— С каким удовольствием я бы избил тебя до кровавых синяков. Черт, если бы не эти проклятые съемки! Но ничего, я придумаю кое-что поинтересней.

Он вышел, оставив дверь открытой. Она не сразу встала с пола. Она лежала и думала о том, как ей жить дальше. Жить не хотелось.

На следующий день снимали без Ксюши — ее не смогли привести в надлежащий вид после большой дозы снотворного. У Элли распухла рука, и на нее надели длинные черные перчатки из эластила. По сценарию она должна была войти в спальню, где отдыхал на кровати здоровенный волосатый мужчина, расстегнуть левой рукой — правая ее не слушалась — молнию своего ярко-розового мини-платья, и, переступив через него, лечь лицом на живот мужчине.

— Возьми в рот его член! — орал режиссер. — Ты что, не знаешь, как это делается? Я же тебе сто раз показывал.

Она так и не смогла это сделать. Режиссер, ругаясь на чем свет стоит, на ходу переделал сцену. Теперь на кровати лежала Элли — нагая, в черных перчатках. Мужчина заходил в комнату, завернутый до пояса в махровое полотенце. Видел спящую девушку. Его фаллос вздымался ввысь. Полотенце падало на пол. Мужчина хватал девушку за талию и грубо переворачивал на живот, потом с ожесточением впихивал свой фаллос между ее ягодиц. Боль была невыносимой, но Элли даже звука не проронила. Камера то и дело снимала крупным планом ее бледное, с искусанными до крови губами лицо.

— Потрясающе! — вопил режиссер. — Какая исступленная страсть! Наконец-то я растормошил тебя, девочка! Мы с тобой сделаем колоссальные деньги!

Элли не испытывала ничего, кроме омерзения и боли.

— Вы всегда кичились своим богемным происхождением. И ты, и твоя сестра, но в особенности твой папаша. — Они снова обедали в ресторане, но на этот раз без Ксюши. Достигайлов был в смокинге и напоминал ей конферансье на летней эстраде в парке. Элли выпила много вина и была на грани истерики. Она с трудом сдерживала смех. — Этот сноб здоровался со мной так, словно делал мне одолжение. Ну да, он был уверен в том, что за его спиной все русское искусство и литература в придачу. Ну а я вылез из навозной кучи и осмелился обзавестись капиталом, то есть, по мнению твоего отца, деньгами, заработанными грязным путем. Думаешь, я не помню, как он посмотрел на меня, когда я чуть не протаранил его на своем джипе возле магазина в Алексеевке? А ведь виноват был он, а не я. Элли, почему ты смеешься?

— У тебя кожа на лице, как у слона на заднице. Папочка, ты у нас такой богатый — почему ты не сделаешь себе пластику?

Он нахмурился и заказал чистого джина. Он молчал, исподлобья поглядывая на Элли, пока официант не принес ему заказ.

— Когда я пригласил ваше семейство в ресторан — я сделал это бескорыстно, только ради того, чтобы узнать вас поближе, завести с вами дружбу. Вы же вели себя, как знатные вельможи на свадьбе у батрака. Дескать, смотри: мы оказали тебе большую честь. Какие мы хорошие и демократичные. Борис то и дело вставлял мне шпильки и торжествовал, если удавалось задеть за больное место.

— Папочка, а разве у тебя есть больные места? Где? Покажи, а? Одно я, кажется, видела — это под животом, верно? У тебя там такой очаровательный маленький краник с двумя круглыми финтифлюшками.

Он стиснул рукой ее шею и ткнул носом в вазу с салатом. В ноздри набились пряности и майонез. Она оглушительно чихнула, обрызгав его.

— Официант! Отведите девушку в туалетную комнату, — сказал Достигайлов на едва понятном английском.

— Я не хочу в туалетную комнату, — капризно заявила Элли. Она быстро присела и стащила трусики. — Я пописаю здесь.

…Он два с лишним часа продержал ее в холодной ванне. Она так и не попросила у него прощения. Потом — она помнила это совсем смутно — он долил туда горячей воды и влез, плеская пеной на мраморный пол. Он совал ей во влагалище и в задний проход свои жирные пальцы и говорил всякие гадости про отца и Ксюшу. К счастью, она к тому времени почти ничего не соображала.

Ксюша скользнула под одеяло и прижалась к ней всем телом. Элли невольно отстранилась.

— Ты чего?

— Так, — пробормотала Элли. — Мне противно, когда ко мне кто-то прикасается.

— Мне надо поговорить с тобой. — Ксюша протянула руку и положила ее на голый живот Элли. — Какая ты теплая и мягкая.

Элли сбросила руку сестры и села в кровати. Казалось, ее вот-вот стошнит.

— Послушай, ты совсем одичала, Елочка. Мы, как-никак, сестры.

Элли отодвинулась к самому краю кровати и обхватила руками колени.

— Уходи. Мне противно, — сказала она.

— Дурочка. Разве ласка может быть противной? Мне так холодно и неуютно в этом мире. От красивого тела исходят тепло и покой. У тебя очень красивое тело, Елочка. Пожалуйста, согрей меня.

Ксюша обхватила сестру руками и заплакала. У нее были обжигающе горячие слезы.

— Я хочу домой, — сказала Элли, с трудом сдерживаясь, чтобы тоже не заплакать.

— Это невозможно, — сказала Ксюша.

— Отец не знает, где мы и что с нами. Думаю, он сходит с ума.

Ксюша громко всхлипнула.

— Я убью этого борова, и мы уедем домой.

— Не надо, Елка, прошу тебя. У нас больше нет дома.

— Но отец… Он так нас любит.

— Отца тоже больше нет! Понимаешь? Его больше нет!

— Что ты несешь? Ты опять сидела на игле?

— Меня уже ничего не берет. Я ни на секунду не могу забыться. Елка, Елка, ты бы видела его…

Ксюша судорожно вздохнула и затихла на груди у сестры.

— Кого? — не поняла Элли.

— Он был похож на обуглившийся окорок. А эта вонь… Ты представить себе не можешь, как от него мерзостно воняло.

Элли грубо отпихнула сестру и встала.

— Расскажи мне все, как было, — потребовала она.

— Не стоит. Тебе еще жить и жить. Это мои деньки сочтены. Но я сама во всем виновата и ни о чем не жалею. Елочка, дорогая, в этом мерзопакостном мире самое ценное — сиюминутные удовольствия. Иди сюда.

Она протянула руку и ущипнула сестру за ягодицу. Элли наотмашь ударила ее по лицу.

— Прости, Елочка. Я такая испорченная. Все только и делали, что портили меня. С самого рождения.

— Ты говоришь, от отца… отец сгорел в том пожаре?

— Да. Я стояла рядом с ним, когда вспыхнула Башня. Как цистерна с бензином. Отец кинулся в огонь с криком: «Мой «Закат»!» Елочка, милая, я не хочу больше жить!..

Прошло несколько минут, прежде чем она смогла заговорить снова.

— С тобой творилось что-то странное. Ты много выпила в тот вечер. У тебя был вид неистовой валькирии.