Брет Уиттер - Охотники за сокровищами

• Название: Охотники за сокровищами
• Автор: Брет Уиттер
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-905891-16-8

Эта книга рассказывает о неизвестных героях второй мировой войны. О людях, входивших в военное подразделение, аналогов которому не знала история. Его задачей было не уничтожение, а сохранение: того, что сумели награбить нацисты – более пяти миллионов произведений искусства и других культурных ценностей из музеев, храмов, университетов, библиотек и частных собраний Европы. Их называли «хранителями памятников» – добровольно надевших военную форму искусствоведов, музейных кураторов, архитекторов, архивных работников из тринадцати стран. В непосредственной близости от передовой, рискуя нарваться на шальную пулю или подорваться на мине, «хранители» упорно и самоотверженно делали свое дело, спасая Вермеера и Леонардо, Микеланджело и Ван Эйка, Рубенса и Рембрандта… Поиск похищенных сокровищ требовал от них не только мужества, но и недюжинных детективных талантов.

---

Он не обнаружил почти никакого ущерба. Немцы стремительно захватили северо-восточную Францию в 1940 году; спустя четыре года союзники столь же стремительно отвоевали ее, и в ходе сражений было мало что разрушено. Гораздо больше ущерба нацистские оккупационные силы нанесли местным музеям, которые попросту обчищали, да еще и крали на сувениры мелочи вроде подсвечников и металлических оконных ручек. Пропало некоторое количество картин, но больше всего пострадала бесценная мебель времен Людовика XVI, которой было так много в старых домах Франции. Немецким офицерам больше нравилась современная мебель, и, чтобы освободить для нее место, гарнитуры XVIII века пускали на растопку. Конечно, был опустошен каждый винный погреб, причем выдержанные вина немцы выменивали на бутылки яблочного сидра… Итак, работа казалась Хэнкоку легкой, тем более что многие важные места уже осмотрел неутомимый Джордж Стаут.

Иногда увиденное граничило с чудом. Шартрский собор поднимался, как и прежде, словно гора посреди пшеничных полей. Но сам Шартр, обычно бурлящий жизнью, был тих, и знаменитый собор казался вызывающе одиноким. Хэнкок поймал себя на том, что восхищается его необъятными размерами, его сложностью, дерзостью его замысла – восхищается еще больше, чем в прошлый раз, когда он учился в Американской академии в Риме и приезжал поглядеть на собор. Огромные стены и башни строились десятилетиями, подумал он, разве могут какие-то четыре года войны разрушить такую красоту?

А что бы он подумал, если бы знал, что ошибается, что это здание, строившееся четырьмя поколениями, вермахт чуть не уничтожил за один день? Когда союзники вошли в Шартр, они обнаружили, что собор может быть поврежден или полностью разрушен двадцатью двумя зарядами взрывчатки, заложенными у близлежащих мостов и в соседних зданиях. Сапер Стюарт Леонард, который после окончания активных военных действий и сам стал хранителем, помог обезвредить мины и спасти собор. А потом говорил еще одному хранителю, Берни Тейперу, за рюмкой в берлинской квартире: «Есть только один безусловный плюс в работе сапера – ни один начальник не стоит у тебя за спиной».

Но стоило ли рисковать жизнью ради искусства, хотел знать Тейпер. Ему, как и каждому хранителю, не давал покоя этот вопрос.

– У меня был выбор, – ответил Леонард. – И я сам решил, что все разминирую. Это стоило награды, которую я получил.

– Какой еще награды?

– Когда я закончил, то зашел в Шартрский собор – собор, который помог спасти, – и сидел там целый час. Совершенно один.

Поймут ли будущие поколения, задумался Уокер Хэнкок, каким невероятным переживанием было видеть этот собор во время войны? Сумеют ли оценить его еще больше, если увидят таким, какой он сейчас, – витражи сняты, мешки с песком навалены метров на десять в высоту, а башни покрыты выбоинами от артобстрела? В каменную кладку пола был встроен лабиринт, по которому веками ползли на коленях паломники, приехавшие за спасением души. А над его головой в воздухе развевались изодранные полотнища полиэтилена, закрывавшие оконные проемы.

«Во всем этом была неожиданная красота, – писал Хэнкок. – Витражи с окон сняли, и можно было наблюдать одновременно внутреннее и внешнее убранство этого потрясающего здания. Вид на великолепные парящие аркбутаны, которые, проходя через крышу, превращались в ребра свода, преподавал урок божественной архитектуры. Но и это не все. Наблюдая изнутри, ты находил что-то воодушевляющее в том, как эти могучие дугообразные своды, характерная черта собора, почти начинали давить на стены апсид. Можно было зайти за ограждение и разглядеть в новом, струящемся из окон свете резные фигуры королей и королев, скульптуры Иуды, Христа и Девы Марии». На какое-то мгновение собор казался одновременно и памятником союзнической победы, и чем-то не подвластным ни времени, ни войне, чем-то, что будет стоять вечно и после окончания времен.

Но это продлилось недолго. Солнце уже заходило, и его закатные лучи скользили через величественные оконные арки со снятыми витражами и поднимались по стенам. Фронт был напротив, на востоке. И там требовалась помощь Хэнкока. Он закинул за плечо мешок и отправился обратно на войну.

* * *

Несколько недель спустя Уокера Хэнкока разбудили ни свет ни заря – кто-то отчаянно тряс его за плечо. У его койки стоял хранитель 1-й армии США Джордж Стаут, выглядевший, как всегда, безупречно, несмотря на ранний час.

– Есть работа, – сказал он, надевая очки для вождения.

Снаружи шел проливной дождь, стоял густой туман, а небо затянуло облаками, так что Хэнкок мог разглядеть только смутные очертания огромных армейских бараков, где разместился штаб 1-й армии. Он с унынием вспомнил, что у машины Стаута – полуразвалившегося немецкого «Фольксвагена» – не было крыши, и им предстоит путешествие под дождем и ветром. Хэнкок поплотнее запахнул пальто. На дворе было 10 октября 1944 года, и он уже чувствовал дыхание приближающейся зимы.

Они со Стаутом позавтракали в общей столовой. Хэнкок всего неделю как приехал в штаб 1-й армии в Вервье, городе на востоке Бельгии в двадцати километрах от немецкой границы, и еще не успел привыкнуть к армейскому распорядку. С Биллом Лесли и его джипом он расстался под Парижем и провел еще неделю, проезжая на попутках Северную Францию. Когда он въехал на юг Бельгии, то увидел страну, опустошенную немецкими оккупантами. Семьи возвращались в свои дома, разоренные и разграбленные немцами. Сады и дворы были завалены брошенной техникой и утыканы бронеколпаками от обстрелов. Поля остались невозделанными, и крестьяне голодали. И все же они протягивали ему помидоры и лук, ничего не прося взамен. Все они говорили одно и то же: немцы вели себя корректно и вежливо, пока находились у власти, но когда поняли, что скоро их попросят вон, как с катушек сорвались.

«Предвижу, что начиная с этого момента писать получится только время от времени, – делился Хэнкок с Саймой. – Внезапно моя жизнь наполнилась бурной деятельностью. Голова идет кругом, как подумаю, где я успел побывать и что успел сделать за эти два дня. Но я так счастлив, мне так интересно то, чем я занимаюсь! Какими же скучными были месяцы ожидания, планирования, теоретизирования и бесконечных разговоров».

Сейчас он ехал по другой области – покрытой зелеными холмами Восточной Бельгии. Под дождем холмы выглядели довольно уныло, да и вообще чему радоваться, когда тебя разбудили в такую рань. Но хотя их самих дождь не заливал: Стаут отправил свою развалюху в ремонт и на время получил машину получше, совсем ненадолго. Хэнкок благодарил судьбу, что «фольксваген» заменили именно накануне их поездки. Из-за стены дождя дорога была еле различимой: он даже не сразу понял, что они уже давно едут по Голландии. Но вот хранители остановились у подножия очередного крутого холма, и под кустами обнаружились бетонные стены. Хэнкок сначала подумал, что перед ним железнодорожный туннель, но вход закрывали две внушительные металлические двери.

– Где мы?

– В хранилище произведений искусства, – ответил Стаут.

Двери открылись, и они въехали внутрь.

Расположенный в глубокой пещере склад был создан еще в XVII веке, чтобы защитить голландское искусство от французских завоевателей. Сегодня здесь все было оборудовано по последнему слову техники: склад достаточно хорошо освещался, в нем поддерживалась заданная температура и влажность. И все же чем дальше они погружались в жутковатую тишину горы, тем больше Хэнкоку становилось не по себе. Два смотрителя провели их по коридорам со стенами из неровного камня с длинными рядами жужжащих ламп. У задней стены стояло несколько экранов, которые вращались, как стеллажи с открытками в сувенирных лавках. Только вместо двухцентовых открыток на экранах располагались картины из главного музея Голландии, амстердамского Рейксмузеума. Смотритель поворачивал ручку, и перед глазами посетителей медленно проплывали шедевры голландских мастеров – натюрморты с ломящимися от еды столами, великолепные пейзажи с ярко-синими небесами, по которым стремительно проплывали серые точки облаков, портреты улыбающихся бюргеров в черном. Скрип оси отзывался эхом от пустого свода.

– Потрясающе, – пробормотал Хэнкок. Как бы он хотел рассказать об этом Сайме, но понимал, что цензоры, опасаясь шпионов, никогда не пропустят подобную информацию.

Уже отворачиваясь от экранов, он обратил внимание на большую картину, свернутую в рулон, словно ковер. Упаковочные материалы, вместе с которыми завернули картину, торчали по краям как изодранные остатки бакалейной бумаги.

– «Ночной дозор», – пояснил один из смотрителей, дотрагиваясь до ящика. У Хэнкока отвалилась челюсть. Перед ним был скатанный в рулон величайший шедевр Рембрандта – портрет во всю стену капитана стрелковой роты Франса Баннинга Кока, написанный в 1642 году.