Лидия Чуковская - Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

• Название: Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
• Автор: Лидия Чуковская
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86793-879-6

Переписка Алексея Ивановича Пантелеева (псевд. Л. Пантелеев), автора «Часов», «Пакета», «Республики ШКИД» с Лидией Корнеевной Чуковской велась более пятидесяти лет (1929–1987). Они познакомились в 1929 году в редакции ленинградского Детиздата, где Лидия Корнеевна работала редактором и редактировала рассказ Пантелеева «Часы». Началась переписка, ставшая особенно интенсивной после войны. Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Сохранилось более восьмисот писем обоих корреспондентов, из которых в книгу вошло около шестисот в сокращенном виде. Для печати отобраны страницы, представляющие интерес для истории отечественной литературы.

Письма изобилуют литературными событиями, содержат портреты многих современников — М. Зощенко, Е. Шварца, С. Маршака и отзываются на литературные дискуссии тех лет, одним словом, воссоздают картину литературных событий эпохи.

---

2) На стр. 174, в примечании, он полемизирует с К. И. по поводу строки: «И валились с мостов кареты». Очень может быть, что прав в этой полемике он, а не К. И. Но вот что меня удивляет. Он ссылается на Жирмунского: тот, мол, мог слышать это толкование в частной беседе с К. И. или получить от него письмо… Между тем статья К. И. об А. А. с опровергаемым толкованием напечатана трижды (зачем же частные беседы и письма?): «Москва», 1964, № 5; Собр. соч., т. 5, стр. 744; «Современники», 1967, стр. 312… Не странно ли?

3. Очень удивляюсь и очень интересуюсь — где в «Поэме» подразумевается Е. Ю. Кузьмина-Караваева, т. е. Мать Мария? (Лихачев, стр. 174).

493. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

22.VII.81 г.

Дорогая Лидочка!

Я перечитал статью Лихачева. Конечно же, Д. С. <Лихачев> допустил грубую и совершенно необъяснимую ошибку, не заглянув в статью К. И. и позволив себе при этом высказать догадку относительно того, каким образом стало известно В. М. Жирмунскому предположение Чуковского…

Но, пожалуй, не надо Вам сейчас писать Дмитрию Сергеевичу. Он очень плох. Даже в дарственной надписи на книге жалуется на усталость. Да и какой смысл был бы в этом Вашем заявлении! Признался бы, что — да, совершил непростительную оплошность. Извинился бы. И огорчился бы.

Если увижу его и если сочту момент подходящим и найду нужные слова — скажу ему.

Относительно моего «увлечения» XVII веком — сказано слишком громко. Можно подумать, что я просиживаю часами в Публичной библиотеке, утонул в исторической литературе и т. п. Нет, конечно. На такое и у меня не хватило бы ни сил, ни времени. То, чем я увлечен, — это кровное для меня. Паскаль. Его сестры. Его окружение. И все это на фоне «акварелей Бенуа»…

У меня к Вам просьба, Лидочка. Если увидите Д. С. Самойлова (или будете писать ему), напомните, пожалуйста, что он посвятил Маше стихи «Дуэт для скрипки и альта». С пьяных глаз он мог и забыть, небось. Если бы это касалось меня, мне бы и в голову не пришло просить о таком напоминании. Но Маша — больная, у нее мало радостей в жизни, она очень обрадовалась обещанному посвящению. И если вдруг увидит стихи без посвящения или посвященные другому — огорчится, это будет для нее новым маленьким стрессом.

Относительно матери Марии — у Лихачева я как-то пропустил, а Вы меня заинтриговали.

494. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

18/IX 81. Переделкино.

Дорогой Алексей Иванович.

Последние известия о даче — никаких известий. То есть мы не выехали, как требовал Союз и Литфонд, но и судебной повестки — чем они угрожали нам — тоже пока не получили. Зато получили еще один интересный экспонат для нашей выставки. Группа граждан — экскурсантов (случайно) посетила дом, прослушала лекцию, осмотрела книги, картины, фотографии и пр. и, узнав о грозящем нам выселении, по собственной инициативе написала письмо в «Лит. Газету» о необходимости сохранить и отремонтировать дом-Музей К. И. Ч. в Переделкине. Месяца полтора ответа не было. Наконец первая из сорока подписавшихся получила ответ, который и поднесла нам: «Уважаемые товарищи! В ответ на Ваше письмо сообщаем, что никакого Музея К. Ч. в Переделкине нет, а есть только Детская Библиотека им. К. Ч.».

Хорошо, правда?

495. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Ленинград. 19.10.81 г.

Дорогая Лидочка!

О смерти П. Ф. Нилина я узнал от Вас — раньше, чем появились сообщения в газетах.

Человек он был сложный. Тем, вероятно, и интересен. Мы с ним виделись один-два раза в пять лет и радовались оба. Когда я ехал на очередной, июльский съезд, я думал: кого бы я там хотел увидеть? И, кроме Нилина, никого не вспомнил. В декабре в этом куцем списке был еще Каверин. Теперь я боюсь его встретить: надо говорить о его книгах. А читать их я не успеваю.

О даче вы пишете, что Суд не принял дела. Это меня и порадовало и удивило.

Люшино письмо не столь оптимистично.

496. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

24/X 81. Москва.

Дорогой Алексей Иванович.

Вы пишете, что Люша смотрит на наши дачные дела более пессимистичным взглядом, нежели я. Да нет, я тоже не обольщаюсь. Но, как говорится, «на сегодняшний день» Литфонд встречается с большими трудностями, чем ожидалось. Уже дважды суд не принял дела к рассмотрению. Возникают юридические сложности. Дачи Литфонда приравнены законом не к ведомственным (т. е. государственным) домам, а к кооперативным. Если же арендатор (в данном случае — мы с Люшей) выплатили весь пай, то выселять его так же незаконно, как жильца кооперативной квартиры, выплатившего свой. Мы уже давно оплатили эту дачу раза в 4 сверх ее стоимости — не говорю уж, что сами, на свой счет, перекрыли крышу (400 р.), что обязан был сделать вместо нас собственник, т. е. Литфонд. Эх, Алексей Иванович, была бы я моложе и здоровее, я сама подала бы в суд на Литфонд: мы-то свои обязанности арендующих исполняем, а они — обязанности сдающих в аренду — нет. Штукатурка сыплется, лестница вот-вот рухнет, балконы сгнили — а мы все платим и платим и платим — разве это законно? Они прислали хамскую бумагу, что в нашей даче поселится некий писатель-фронтовик. Да война окончилась 35 лет назад — что же это Литфонд, богатейшая организация, не построил за это время дачи писателям-фронтовикам? Сыновья К. И. от войны не прятались; Боба погиб — неужели за то отдал жизнь, чтоб нас теперь выселяли?

Видели бы Вы, с каким благоговением входят в этот дом донецкие шахтеры — снимая шапки и башмаки, поднимаясь по лестнице на цыпочках. Один педагог, директор детского дома, узнав от Клары Израилевны, что нас выселяют — т. е., что музея этого не будет, — заплакал. Один неизвестный мне человек при мне поцеловал косяк двери. Своими детскими книгами К. И. стал истинно народным писателем, и надо демонстрировать полное неуважение к общественному мнению (не говорю уж картинам, книгам, фотографиям, рукописям), чтобы разрушать рабочие комнаты К. И.

А как быть суду с решением Президиума Союза Писателей 1973 г. о создании в этом доме музея? Оно опубликовано в газете и никем не отменено. А как быть с решением Общества Охраны Памятников Старины, постановившим взять дом под охрану?

А 9 тетрадей с записями 27-ми тысяч посетителей?

Нет, судом, т. е. законом, правом тут не возьмешь, проиграешь. Поэтому я жду какого-нибудь беззаконного действия.

_____________________

Насчет книги об М. П. — я ее действительно кончила, но, думаю, месяца через 2 снова за нее возьмусь: не нравится она мне.

А пока хочу привести в порядок запись о моей встрече в Чистополе с Цветаевой.

Я хочу, чтобы история с дачей меня ни на минуту не остановила.

497. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

9/XI 81.

Дорогой Алексей Иванович! Спасибо Вам, милый друг, за память, за телеграмму 28-го.

А сейчас пишу Вам по делу. На 99 % уверена — зря, ничего этого не будет, но т. к. 1 % все же существует — хочу Вас в одно проблематическое дело посвятить.

Усилиями людей совершенно посторонних и даже незнакомых нам, но любящих К. И. — Союз Писателей принял решение повесить доску на доме в Ленинграде, где К. И. жил безвыездно 20 лет.

Об этом сообщили мне наши благожелатели вчера. Им объявил о принятом решении Председатель Комиссии по увековечению памяти писателей — Владимир Соломонович Бахтин. Знаете Вы его? Я — нет.

На вопрос наших благожелателей, кого из родных они думают пригласить, ответ был: «Марину Николаевну, мы с ней знакомы». Ну, как говорится, все ясно. Обо мне и думать нечего (меня вообще нет); единственную законную наследницу они тоже уже не взлюбили. Им невестка сподручнее. Ну и пусть. Ни за каким фигурированием ни я, ни Люша не гонимся. Невестка — пусть невестка.

Но вот что меня тревожит: место и текст.

У дома К. И., где он прожил 20 лет (1918–1938), почтовый адрес был: Кирочная 7, кв. 6. Но к квартире К. И. этот адрес отношения не имеет. Ни подъезд, по которому мы ходили, ни окна квартиры — ничто — не на Кирочной. Ходили со стороны Манежного переулка (Манежный 6, кв. 6) — вот там и нужна доска. (Дом выходит еще и в Церковный пер., но это тоже не годится.) Только возле парадной дома Манежный, 6, должна висеть доска.

И второе, главнейшее: текст. К. И. не выносил бюрократической формы: «Чуковский К. И.». Не выносил и никакого «И.». См. его Собр. Сочинений (при жизни!)

Корней Чуковский

Он всегда боролся за это имя, настаивал на этом имени. Так и на его памятнике на могиле. Иногда он подписывал свои статьи К. Чуковский, но никогда не К. И. (Так же, как Ахматова не выносила А. А. Ахматова. И вот мы дожили: Ахматова А. А.)

Текст должен быть таков:

       С 1918 по 1938 год
     здесь жил и работал
писатель Корней Чуковский
           (1882–1969)

Можно отдать слово писатель, можно отдать и работал, но нельзя