Ольга Матвеева - Иван-Дурак

• Название: Иван-Дурак
• Автор: Ольга Матвеева
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Привычная жизнь преуспевающего бизнесмена Ивана Лёвочкина резко меняется после того, как во сне ему является экстравагантный незнакомец во фраке и бабочке. Незнакомец сообщает, что Иван должен спасти женщину, которую когда-то любил. Теперь господину Лёвочкину предстоит сделать невозможное — повидаться со всеми женщинами, которые сыграли важную роль в его судьбе и найти ту, которую нужно спасти. Каждое свидание станет тяжким испытанием и непростым уроком… Куда приведет Ивана этот путь?

Это сказка для взрослых. Циничная и трогательная, легкая и глубокая. Сказка о любви, предательстве, разлуке и самом важном — поиске себя.

---

— Беда! — взвыла она. — Вижу беду! Девка! Беги от него! Беда! Вижу беду!

Иван растерялся, но все же прибавил шагу и Ирку за собой потянул. Когда завывающая старуха осталась позади, Ирка разрыдалась.

— Она никогда не ошибается, никогда! Слышишь! Ее весь город боится! — кричала она. — Что все это значит? Какой беды мне ждать от тебя?

— Риша, девочка моя! Ну что за глупости! Это всего лишь выжившая из ума старуха. Забудь, прошу тебя, забудь! Я люблю тебя. Ну что ты, какая беда? Все будет хорошо, обещаю. — Иван обнимал Ирину и гладил по голове.

Обещать-то он обещал, только ему самому было как-то неспокойно. Жутковато даже. Впрочем, когда расхлябанный автобус подвез Ивана к областному центру, он уже и думать забыл о полоумной старухе. Вспоминал лишь Иркино тело.

Никогда еще Иван так не ждал осени и начала учебного года. В то бесконечное лето начало занятий значило для него воссоединение с Иркой. Разлука добавила остроты его чувствам, навыдумывала про Ирку каких-то небылиц. В фантазиях и еще красивее стала она, и выше, и тоньше, и добрее, и готовить научилась, как собственная мать (чтоб ее…), и одевалась теперь только в мини-юбки… В общем, когда Иван встретил ее на автовокзале, увешанную сумками и авоськами и все в тех старинных потрепанных джинсах, даже не сразу признал: так отличалась настоящая Ирка от того образа, который в последние недели угнездился в его голове. Был несколько разочарован этим несоответствием. Отмахнулся от него. Обнял Ирку. Настоящая Ирка была теплая, мягкая и пахла зеленым домиком с резными наличниками: супами, оладушками, вареньем, спелой вишней и клубникой. А это получше, чем какой-то там бесплотный фантом, сотканный воспаленным разлукой воображением.

Осень была счастливой и сложной. Главными врагами были тетя Маша, вахтерша из Иркиной общаги, и баба Нюра — из Ивановой. Эти зловредные бабы всячески мешали счастью влюбленных — как церберы охраняли они свои владения от чужаков. Не на страх, а на совесть. В те времена и возненавидел Иван вахтеров. О! Это особая порода людей. Они всегда все обо всех знают. Их амбиции никогда не совпадают со статусом, а крохотная зарплата входит в столь вопиющее противоречие с властью, которую они имеют, что это озлобляет их на весь свет и заставляет властью злоупотреблять. Однажды Иван проник к Ирке в общагу еще засветло, оставив тете Маше для пристального изучения свой студенческий билет и пообещав покинуть помещение до десяти часов вечера, но не покинул — не смог оторваться от Иркиной тонкой шеи, от ее круглых детских коленок… Студенческий билет тетя Маша отдавать отказалась. Наотрез. Пригрозила сообщить в деканат о его аморальном поведении. Иван хотел было начать скандалить, да вовремя догадался, что тетю Машу криками не возьмешь — она только еще больше раззадорится. На принцип пойдет. Вздохнул печально, понурил голову, направился к выходу, приостановился, обернулся и грустно так проговорил, глядя как бы на тетю Машу, но как бы и сквозь нее:

— Эх, тетя Маша, тетя Маша, да знаю я, что виноват, знаю. Вы совершенно правы, что не отдаете мне студбилет. Правила есть правила. Вы выполняете свою работу. Я все понимаю. — Снова тяжело вздохнул. — Но и вы меня поймите, я ведь ее люблю. Сами же знаете, как тяжело расставаться с любимым человеком, — и снова медленно побрел к выходу.

— Знаю, как не знать, — вздохнула тетя Маша, вспомнив своего покойного мужа, который хоть и был горьким пьяницей, да в воспоминаниях остался удалым молодцем с лихим чубом, торчащим из-под фуражки, и с неизменной подругой-гармошкой. — Эй, Лёвочкин, стой! Жениться что ли на Ирке-то нашей собираешься?

— Собираюсь. — Тяжкий вздох.

— Ладно уж, забирай свой документ, — смягчилась тетя Маша.

В следующий раз Иван похвалил тети Машину прическу и вручил ей шоколадку. Она отнекивалась, но все же взяла. Шоколадки в те времена были дорогим деликатесом.

— Вот лиса, вот лиса, — старушка улыбнулась по-девичьи.

Вскоре ему удалось приручить и бабу Нюру.

Да, у него был потрясающий дар располагать к себе людей. К природным данным постепенно добавлялся и опыт. Иван познавал жизнь, барахтаясь в бешеных волнах новорожденной рыночной экономики. Наверное, Ивана можно назвать везунчиком. Иногда ему случалось оказаться в нужном месте в нужное время, а самое главное, молвить нужное слово и быть при этом услышанным. В конце ноября шеф праздновал свой день рождения. О корпоративах тогда еще и не слыхивали, но бывший советский барин решил сыграть в демократию и пригласил в баню в один из пригородных домов отдыха избранных своих подчиненных. Соратников. Демократия демократией, но не грузчиков же звать на именины хозяина. Иван вроде бы в число избранных не входил, но почему-то тоже получил приглашение — может быть, секретарша что-то напутала. Теперь уже и не разберешься. Пьянка была знатная. Иван и не подозревал, что можно столько пить, хотя, безусловно, и сам в этом вопросе ангелом не был. Как пишут в милицейских протоколах, во время совместного распития спиртных напитков на почве личных неприязненных отношений возникла ссора между гражданином Серегиным В. А., 1956 г.р. (начальник службы безопасности) и гражданином Илюшиным 1961 г.р. (заведующий складом), в ходе которой гр. Илюшин допустил оскорбление в адрес гр. Серегина с использованием ненормативной лексики, вследствие чего гр. Серегин выхватил служебный пистолет и стал угрожать гр. Илюшину убийством…

Иван и сам потом не мог объяснить, как он на такое решился. Вообще старался не вспоминать. Когда Володька Серегин направил на завскладом пистолет, шеф пробовал приказать своему начальнику службы безопасности сложить оружие, выкрикивая хозяйским тоном: «Серегин, мать твою, не дури! Быстро спрячь пушку!», но тот лишь смотрел на начальника мутным, бешеным взглядом, в котором отчетливо читалось: «Отвали, а то и тебя пристрелю!», и делал еле уловимое движение рукой, сжимающей пистолет, в сторону шефа. Тот умолк, несколько съежился и начал кутаться в простыню, как ребенок, который прячется под одеяло в наивной надежде, что оно защитит его от всех опасностей мира. Ежится и кутается не только шеф, а все присутствующие. Они-то знают, что Володька человек вообще-то сдержанный, степенный и даже в некоторой степени спокойный, пока не взбесится, разумеется. А уж если взбесится, то на мирное урегулирование конфликта надеяться не приходится. Бывший афганец все-таки. Разумнее всего спастись бегством. Володьку, знающие его люди, не задевали. Он и кулаком убить человека может, не то что из пистолета. Стоит тут сейчас — голый, могучий, страшный. Даже и без оружия страшный, а он-то еще и с пистолетом. С таким не забалуешь. А завскладом человек новый, горячий, безрассудный и безответственный. Подставил всю честную компанию. Испортил день рождения шефа. Да, дурак он, дурак! Просто редкостный идиот, если честно. Все сидят, боятся, прямо у ног завскладом образовалась какая-то подозрительная лужица, а Иван, птенец этот желторотый, щенок сопливый, вдруг и говорит своим звонким еще голосом, не пропитым еще и не прокуренным: «Владимир Александрович, а пристрели этого гандона, пристрели! Он тут все равно никому не нравится. Пристрели! Давай, стреляй!» — Володька переводит мутный, тяжелый взгляд на Ивана. Имея некоторое воображение, в нем можно уловить не очень четко оформленную мысль: «Что… что, это…бля… тут пищит?».

А Иван продолжает: «Стреляй! Ну, выстрелишь, ну, убьешь эту шавку, никто и плакать не будет, толку-то от него все равно никакого, так, зря небо коптит, тварь дрожащая. Так что стреляй! Мы не против. Отсидишь потом годочков десять. Подумаешь. Выйдешь. Сколько тебе тогда будет? Под пятьдесят? А что, молодой еще совсем. Жена твоя другого найдет, из квартиры тебя выпишет. Дети тебя забудут. Или вообще от тебя откажутся, стыдно им будет перед одноклассниками за отца — убийцу и уголовника. Вернешься, больной, бездомный, никому не нужный. Так что стреляй, стреляй, не стесняйся». Владимир Александрович медленно и не очень уверенно кладет пистолет на лавку, садится на лавку сам, закрывает лицо руками. Всеобщий вздох облегчения. Сидящий за спиной у Володьки юрист осторожно берет пистолет и уносит его из комнаты. Через мгновение Володька вскакивает, вопит: «Ну, в морду-то я тебе все равно дам, сука!» и дает завскладом в морду. Но кураж уже был не тот, не тот. Завскладом отделался легким переломом носа.

Глава двенадцатая

Дивиденды от инцидента Иван имел следующие: он приобрел известность среди коллег, которые раньше его почти не замечали; одного врага — в лице завскладом, господина Илюшина, который, с одной стороны, был премного ему благодарен за спасение своей жизни, но то, что этот сопляк прилюдно посмел назвать его гандоном, простить не смог; одного друга — в лице господина Серегина, который смелых и отчаянных парней уважал; и одного покровителя — в лице своего шефа — Михаила Львовича. Он был человеком бывалым, калачом тертым, много чего повидал, каких только школ и университетов не прошел. Он как-то быстро сообразил, что мозги, прыть и способность идти на риск юного помощника юриста нужно использовать более рационально. И решил он отправить Ивана Лёвочкина в поля. То есть искать новые рынки сбыта. То есть покорять своим обаянием заведующих магазинами, дам средних лет советской еще закалки. В его обязанности вменялось убедить этих женщин, что паленая водка, дешевый спирт «Роял», «Амаретто» и другие алкогольные радости, которые поставляла фирма Михаила Львовича, значительно лучше, чем те, что поставляют другие компании. У Ивана получалось. Он вообще очень нравился дамам средних лет. Рождал в них материнские чувства с примесью подавленных эротических фантазий. Стал прилично зарабатывать. Мог бы снять квартиру, но ему пока нравилось жить в общаге. Он не хотел завершать этот период убогой, полуголодной романтики и студенческого братства раньше времени. Это ведь уже не повторится никогда. Наряжал Ирку. Она теперь и в одежде выглядела замечательно. Только чудо перевоплощений исчезло. Себя Иван тоже не забывал и вскоре прослыл самым стильным парнем факультета. Девочки на него заглядывались. А те, что были с ним знакомы, откровенно не понимали, что этот блестящий красавчик делает с очкастой зубрилой со строительного. Откровенный мезальянс. А Иван знал, что он делает с этой зубрилой. Он вообще знал ее с какой-то другой стороны. Иркина учеба его как-то мало беспокоила. И все у них было хорошо, в одном лишь не совпадали — Иван любил тусовки, дискотеки, вечеринки, а Ирка любила сидеть дома либо прогуливаться под луной. Вот так, чтобы в прогулках этих участвовало только трое: он, она и луна, само собой. Хотя Ирка злилась и обижалась, но Ивана повеселиться иногда отпускала. Вроде бы чтила потребности любимого человека, а на самом деле, во-первых, всегда помнила прописную истину о том, что запретный плод сладок, во-вторых, очень уж боялась его потерять, поэтому и позволяла ему некоторые вольности. Правда, пока он там отплясывал на дискотеке, впадала в состояние крайне нервное, затевала небольшие скандалы с соседками по комнате, злословила, много курила, могла и водочки выпить. Хотя в целом волновалась она, в общем-то, зря — Иван был ей верен. Но нужно ему было иногда почувствовать себя голодным свободным волком на охоте. Зацепить девчонку взглядом, поймать ее улыбку, почувствовать ее симпатию, глазами намекнуть на свою, и… исчезнуть. Оставить в душе девушки легкий флер сожалений о том, что могло бы быть, но не случилось… Не случилось… в Ивановой душе иногда тоже шевелились сожаления о том, что могло бы быть, да не произошло… Ирка. Ирка. Что такое любовь? Колючая проволока, которая ограждает человека от других женщин, от соблазнов и искушений? Иногда Ивану было уютно в тюрьме своей любви, а иногда хотелось вырваться на волю, да хоть бы и содрав кожу об острые шипы. Все равно, лишь бы вырваться. В начале февраля, когда Ирка уехала на каникулы в свой далекий зелененький домик с резными наличниками, Иван отправился в загул по дискотекам. Он был опьянен возможностью самому выбирать траекторию своих передвижений, не спрашивая ни у кого позволения. Однажды посреди пьяной, в большинстве своем дурно одетой и дурно пахнущей толпы он заметил ее — ту самую златокудрую богиню, которую летом видел на пляже. Она стояла у колонны и равнодушно созерцала происходящее. Именно созерцала. Она была как принцесса на ферме. Как инопланетянка. Слишком хороша. Слишком высока. Слишком аристократична. Она была здесь неуместна. Несоответствие. Противоречие. То, что больше всего вдохновляет. Красная тряпка для быка. Иван бросился в атаку. Сам не зная зачем. Безрассудный, бессмысленный порыв. Подошел решительно. Галантный поклон головы.