Иннокентий Сергеев - Танец для живых скульптур

• Название: Танец для живых скульптур
• Автор: Иннокентий Сергеев
• Жанр: Научная Фантастика

---

"Мир - это тело. Его нервные центры - это центры жизни".

"Быть его частью... Или его центром..."

"Стать его центром, вдохнув в него свою жизнь, а значит..."

"... а значит..."

"... он мёртв сам по себе, но, став твоим телом..."

"... ты сольёшься с ним воедино, и он будет жив твоей жизнью..."

"... все эти люди..."

"... сами по себе мертвы, они живут исполнением воли. От центров жизни..."

"Все центры сходятся к одному..."

"Стань им!"

"Наполни мир силой твоих желаний..."

"Ты стал им!.."

Я погрузился в транс. Я видел темноту и свет, я увидел свой глаз и его зрачок, чёрный круг, и в нём я увидел мир, он был словно солнце, собранное линзой в фокус, чёрное солнце ночи.

Я увидел свет, окно плавилось от его холода. И это всё.

Я подумал: "Вот свет вселенной".

И Леди увидела мои глаза, и я услышал, как она вскрикнула.

И я очнулся.

2. Танец

...........................................

Что изменилось в их мире? Чья-то рука сменила партитуры, но аккомпаниатор продолжает играть, и бег его пальцев всё так же безукоризненно точен; разве споткнулись они, или он сбился с такта, растерялся, увидев перед глазами незнакомые ноты? О, нет. Он искусный маэстро, его движения отработаны, техника безупречна, его взгляд мёртв, что же смутит мёртвого?

И нарастающий прибой аккордов захлёстывает резонатор танцзала и падает в зеркала, и они возвращают его, и он растекается над зализанным подошвами ног полом, туманясь как жидкий гелий, и ласкает слух танцующих пар, и, послушны ему, они играют свой танец - раз-два-три, смена позиций, раз-два-три,- и я иду среди них и вижу их вокруг себя, хрустальный покой их глаз - движение рук, поворот головы, движение рук.

Я подхожу к зеркалу и вижу богинеподобного Галлиена, золотую пряжку плаща, томность полуопущенных век, я вижу двух женщин, их имена Зиновия и Саломея.

И зеркало возвращает меня, а вокруг манекены играют свой танец.

Танец для живых скульптур.

От люстр светящийся шлейф как мантия спадает на плечи Адольфа Гитлера. Не прерывая дирижировать, он поворачивает ко мне лицо и через плечо ликующе шепчет: "Толпа подобна женщине! Они безвольны как куклы",- он заговорщески подмигивает мне и поворачивается затылком, и я знаю, что он прав, но знаю, что и он не заметил, как чья-то рука сменила партитуры, да и сменились ли они?

Я замечаю, как из-за дальнего столика мистер Карнеги делает мне приветственный знак, другой рукой шаря по блюду в поисках ломтика ананаса; лорд Честерфилд повязывает ему салфетку, а за его спиной Сёра восседает перед своим мольбертом; сосредоточенно и хладнокровно срисовывает он этюды для воскресной прогулки, и мне хочется оборвать календарь как ромашку, чтобы пришпорить его, но это ребячество, право...

Кавалеры ведут своих дам и подходят ко мне - Иясон подводит Медею, Клайд Бонни, Юстиниан - Феодору, императрица Мария пропорции белого тела венчает улыбкой, за ней Нерон ведёт Агриппину, Цезарь несёт на руках Клеопатру, Эвиту - Перон, они идут мимо, продолжая свой танец.

Моя Леди целует меня, и я слышу: "Теперь менуэт".

И я пишу партитуры.

Но что они знают об этом, те, кто играют свой Танец Живых Скульптур...

Всё началось так легко, что я и сам не сразу это заметил, а волны уже расходились кругами и, словно магнит, вовлекали в своё поле всё больше людей, их мысли, поступки, и как всякий магнит, он имел два полюса, и оба были в моих руках. Я всё ещё думал, что забавляюсь, швыряя камешки в воду, я думал, что ещё не готов, что я слишком мало знаю ещё и неопытен, а всё уже началось, и я уже не мог отступить.

Наверное, это было рискованно, но я создавал не людей, а лишь обстоятельства, необходимость, диктовавшую действия, и если бы кто-то из них воспротивился, я не знал бы, как заставить его подчиниться, и едва ли стал бы удерживать. Но никто не противился, они послушно становились союзниками и врагами.

Последние беспокоили Леди, и она говорила, что я иду, ступая по краю обрыва, но я не шёл, а кружился в танце, вальсируя с прелестнейшей из женщин Земли.

Я понял, что враги столь же необходимы, как и союзники, и союзники союзников, и их враги, и враги врагов, и союзники их врагов, и враги их союзников - каждый играет свою роль в этой мистерии. И каждый, кто хочет внести свою лепту в согласие или вражду, неизбежно включается в неё в качестве нового персонажа, умножая толпу.

В жизни, как в разговоре, случаются упущенные моменты, после которых кусают локти и стонут: "Ах, если бы всё могло вернуться!" Мне же не нужно метаться, выбирая дорогу - я сам прокладываю её для себя, и она обрастает домами, в которых поселяются люди, и парками, где они отдыхают. Даже когда они отдыхают, они остаются и живут здесь, никогда не покидая пределов своего жизненного пространства.

Всё оказалось куда проще, чем представлялось. Достаточно просто быть хорошим стрелком и время от времени делать поправку на ветер, чтобы никогда не промахиваться.

Привычные действия отрабатываются до автоматизма, привычные мысли держат человека в плену замкнутой сферы, где он и кружится, то ускоряясь, то замедляя вращение. И только судьба остаётся коварна...

Когда мне становилось скучно от повторений, я придумывал флаг для своей новой страны, её герб и характер её населения, но никогда не мог сказать точно, где заканчиваются её пределы, и начинается Terra Incognita. Один мир незаметно проникает в другой, и никакой на свете хирург не смог бы разъединить их.

Эти люди, как они могли почувствовать разницу? Они всегда играли свои роли, каждый свою роль, и никогда не создавали их сами, потому что их самих никогда не было.

Они добывали камень и строили стены, они возделывали сады и не знали, зачем они это делают, потому что они всегда разрушали то, что они строили. Но каждый знал свою роль в радости и в беде. И я ходил среди них, неотличимый в толпе многих, я учился быть невидимкой, чтобы они не прознали, что я родился, и мир уже стал другим. Но что изменилось в привычном им мире? Ведь это всё тот же танец. Это их танец.

Это всегда только их танец. Мой танец для них. Танец для живых скульптур.

3. Король

Я не хочу мёртвого холода ледников, они высоки, но безжизненны, я не хочу их. Мне не нужна чистота небес, в ней нет страсти, я не хочу её.

Я не хочу потных объятий джунглей, их страсть безобразна в своём неистовстве, жирная, душная, дикая, её запах вызывает у меня тошноту, я не хочу её.

Но царство вечной весны, как прохладны его луга! Как чисты и душисты его цветы, его воды прозрачны и спасают от жажды, и воздух сладок и полон благоухания, он изгоняет из тела усталость, а из души тоску.

Его закон - красота.

Его королева - женщина в венце из золота.

Когда я говорю с ней, я называю её Леди.

.....................................................................

Я говорил ей, что хочу, чтобы она всегда была дома, со мной. А она смеялась.

Она говорила: "Да ты ревнуешь?"

И я думал: "Да, я ревную".

Я хотел, чтобы она была со мной всегда. Что же заставляло её уходить, нет! - бежать от меня.

Она говорила мне: "Остановись. У нас есть уже всё, что нам нужно".

Но как я мог остановиться, если она всегда была где-то там, дальше, в той части мира, которая была не подвластна мне.

И я слышал её смех за стенами моего дома,- и расширял его пространство, чтобы быть с ней, но она каждый раз ускользала, и я знал, что земля имеет конечную протяжённость и площадь, и этому должен наступить конец,- как тогда, когда я стоял в душевой кабине, а Леди была в комнате за дверью, закрытой на шпингалет, там, откуда доносились женские голоса, смех... Тогда, на море, я впервые почувствовал, что эти люди пришли к нам с Леди, чтобы мы были вместе.

И Леди прислала мне телеграмму.

Я думал, что потерял её навсегда, и мир умер, и я подумал: "Да была ли в нём жизнь? Или это была ложь, и я обманывал себя?"

Этого не было? Ведь вот же, всё вокруг меня то же, что и было, и всё мертво.

Или это правда, что жизнь иллюзорна, и её ткань - пелена обмана?

Но даже согласившись признать это, я не мог заставить себя желать, чтобы это было так. Мир сделался пустым и бессмысленным, в нём не осталось радости. И если такова правда, то я не хочу её. И если то, что было моим счастьем иллюзия, то я желаю иллюзии.

Я колебался, встать ли мне на путь добровольной аскезы или наложить на себя руки, а тем временем вливал в себя водку, упрямо заставляя себя напиваться. Особенно мучительны были вечера.

Но и свет дня был убогим и плоским, безжизненным как песок пустынь.

Мэгги таскал меня по кино. Он говорил: "Разве это плохой фильм?"

Он пытался растормошить меня.

Я шёл в церковь, но и там не находил приюта. Я склонялся перед ликами и думал, что принимаю их истину, но я не любил её.

Я думал: "Что ищут все эти люди здесь? Ведь это одна только тоска по жизни!"

И каждый раз мне казалось, что я нашёл ответ.

А Леди всегда было, в сущности, наплевать, как называется то, что она делает, её теоретические познания были весьма поверхностны и сумбурны.