Алексей Шляхторов - Как Золотая Орда озолотила Русь. Не верьте лжи о «татаро-монгольском Иге»!

• Название: Как Золотая Орда озолотила Русь. Не верьте лжи о «татаро-монгольском Иге»!
• Автор: Алексей Шляхторов
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-68267-6

Нет в нашей истории более лживого и клеветнического мифа, чем «черная легенда» о «татаро-монгольском иге», которое представляют эпохой «постыдного рабства», национального унижения, гнета и «Погибели Русской Земли». Однако эта сенсационная книга доказывает: ВСЁ БЫЛО СОВЕМ НЕ ТАК! Что это за «иго», если за 200 лет население Руси увеличилось вдвое (беспрецедентный рост для средневековой Европы!), а экономика – в два с половиной раза?! Что это за «гнет», если ордынская дань не превышала 3 кг ржи с человека – гораздо меньше льгот, полученных от степных «завоевателей»? Что это за «рабство», если Русь вела полностью независимую внешнюю политику, заключая договора с кем и как считала нужным, и жила по Русской Правде, а не по законам Чингисхана? Что это за «погибель», если союз Руси с Золотой Ордой и Ганзой позволил создать «Северный шелковый путь», который буквально озолотил Москву, уберег нашу землю от хищного Ватикана и заложил экономическую основу для грядущего возвышения Русского Царства?!

Основываясь не на мифах и бредовых фантазиях в духе Фоменко, а на исторических фактах, последних научных изысканиях и правильно переведенных первоисточниках (а у нас даже в энциклопедии Брокгауза есть ошибки перевода!), эта книга опровергает самые грязные злокачественные мифы и обеляет нашу древнюю историю.

---

В том же 1323 г. новгородцы с князем Юрием Даниловичем Московским поставили на Ореховом острове крепость, которая позволяла не только контролировать судоходство по Неве, но и обеспечивала безопасность приневских земель, заселенных одним из финских племен-федератов Новгорода, ижорой. Таким образом, наряду с каменными твердынями Новгорода, Пскова, Ладоги землю корелы защищала крепость Корела, землю води – Копорье, а ижоры – Орешек. Первоначальная крепость, деревянная с каменной башней-костром, была воздвигнута в то время, когда велись мирные переговоры между Швецией и Новгородом. Юридическая и правовая сила Ореховецкого договора, несмотря на позднейшие осложнения, действовала на протяжении почти трех последующих столетий. Ореховецкий мир явился своевременной и дальновидной дипломатической акцией новгородского правительства, а новопостроенная крепость – своеобразным гарантом, закрепившим за Новгородом бассейн Невы. Он стал практически неприступен как с суши, за счёт мощных крепостей, так и с моря, за счёт кораблей новой конструкции и боеспособных экипажей из головорезов-ушкуйников [221].

Последняя крестоносная попытка посягнуть на новгородские земли была предпринята шведскими феодалами в 1348 г., когда король Магнус Эрикссон, добившийся значительного расширения Шведского государства (он подчинил Сконе, ранее входившее в состав Дании, и одновременно был королем Норвегии), провозгласил Четвертый Крестовый поход. По сообщению новгородских и шведских источников, Магнус потребовал от новгородцев провести диспут о вере и в зависимости от его исхода подчиниться той стороне, «чья вера будет лучше». Новгородский архиепископ, владыка Василий Калика, посадник Федор Данилович, тысяцкий Авраам и все вече посоветовали Магнусу со спорами по вопросам веры обращаться к патриарху в Константинополь. Тогда Магнус осадил Орешек; захватив пленных, «он велел обрить им бороды и окрестить их»; однако новгородцы собрали многочисленное и сильное войско, «окружили то место, где находился король, и этим дали ему понять, что бороды у них снова отросли». В море были снова брошены ставшие страшными для скандинавов рейдеры-ушкуйники, «на провинцию Халоголанд» [222]. Воевода Онцифор Лукич нанес шведам тяжелое поражение на суше, уничтожив 500 шведских и немецких рыцарей и кнехтов и потеряв всего трех человек. Магнусу, однако, удалось овладеть крепостью. Оставив там гарнизон, он вернулся в Швецию; после 7,5-месячной осады новгородцы взяли крепость штурмом, в котором сгорели первые, деревянные укрепления. После заключения мира в 1352 г. в Орешке была построена каменная крепость.

В середине XIV столетия русско-шведские отношения стабилизировались. На протяжении зрелого Средневековья на Балтике остается исключительно высоким экономическое и политическое значение Новгорода Великого, обеспечивавшего всей Руси морское «окно в Европу». Однако интереснее другое. Не желая терять своё, те же шведы во 2-й половине XIII века увеличивают свою торговлю с Русью. Происходит резкое (более чем вдвое) увеличение доли цветных металлов, ввозимых в основном из Швеции.

И это окончательно делает Волжский торговый путь Великим северным шёлковым. Американский историк Чарльз Гальперин и российский А. Н. Пономарёв [223] показали, что с конца XIII века этот путь оказывал на золотоордынскую денежную систему сильное влияние. В то время новгородская серебряная гривна равнялась рижской марке. Вернее, это было одно и то же, т. к. на Руси не было своего серебра и золота. Оно в основном шло из Германии (также был поток из Югры и Перми) в обмен на меха, воск и восточные шёлк, пряности, предметы роскоши.

Так вот, Золотая Орда стала выпускать свою гривну («сум»), равную по весу новгородской, и постепенно стала привязывать к ней стоимость своих дирхемов [224]. Уж больно широким стал спектр поставок Северным путём; меха, воск, лес, лён, янтарь, ткани и оружие Европы, золото, серебро в слитках, цветные металлы, железо, вина, мёд, моржовый клык, охотничьи птицы Руси и Скандинавии. А поставки слитков и мехов делали (А. Н. Пономарёв) инфляцию здесь меньше, чем в черноморском и балканском регионах [225].

Ползучее снижение стопы, к которому в середине XIV века прибегли и в Венеции, и в Византии, и в Болгарии, в Орде и на Руси не влекло за собой фатальных перемен, т. к. Восточная Европа обладала универсальной и не подверженной новациям мерой стоимости: рублём-сумом [226]. Т. о., связка «Русь – Ганза» стала важнейшим торговым партнёром Золотой Орды.

Церковь. Её роль была важнейшей

Все ордынские православные христиане и несториане (а их в западном улусе было немало среди монгольской кочевой знати) подчинялись непосредственно русскому митрополиту – очень сильный рычаг воздействия. В столице Орды напротив ханской ставки стоял православный храм русского епископа. Постепенно бывшие среди ордынской знати христиане-несториане стали русскими православными. Интересно, что сама сарайская епархия была учреждена в 1261 году, когда византийцы выбили крестоносцев из Константинополя [226].

Многие авторы указывают самые многочисленные причины основания новой кафедры. Во-первых, число русских в Орде в 1250-е годы все увеличивалось. Речь шла об участившихся посещениях ханской резиденции русскими князьями с их приближенными, купцами, различными посольствами [227].

Во-вторых, ордынская власть к этому времени уже вполне наладила отношения с духовным сословием, и, вероятно, не противилась стремлению русского духовенства упрочить свое влияние на новой обширной территории [228].

В-третьих, в ордынских землях, особенно по Дону, жили бродники – христианизированные потомки черкесов, алан (и/или роксолан), славян [229] и отчасти предки донских казаков.

В-четвертых, ханская власть придавала особое значение сарайскому епископу во взаимоотношениях Орды с Византией [230]. Вряд ли случайным совпадением было основание кафедры в том самом 1261 году, когда Михаил Палеолог вышвырнул крестоносцев из Константинополя, восстановив православную столицу. Известно летописное свидетельство о возвращении Феогноста, 2-го епископа Сарайского, в 1279 году «из Грек, послан бо бе митрополитом к патриарху и царем Менгутемером к царю греческому Палеологу» [231].

Русские князья и высшее духовенство, видимо, получали от сарайского архиерея сведения об обстановке в ставке, об отношении хана к тому или иному из русских князей. В какой-то степени епископ мог влиять на эти отношения [232]. И не только влиять, а и, что ещё более важно, быть посредником между Русью, Ордой и Византией [233], устраняя непонимания и ссоры в самом зародыше [234].

Была и еще одна серьезнейшая причина стремления русского духовенства к усилению влияния в Орде: борьба с римокатоличеством, которое [235] с XIII столетия постоянно усиливало натиск на Восток. Очевидно, в Риме сочли, что теперь появилась возможность распространить папизм как среди русских с помощью Орды, так и среди самих ордынцев. Этот нажим осуществлялся с помощью миссионеров, чаще всего францисканцев и доминиканцев, которых папы, снабдив посланиями, посылали на Русь и в Орду и в XIII, и в XIV веках [366]. Таким из них, как Иоанн Плано Карпини, Гильом Рубрук, Юлиан, мы обязаны интереснейшими свидетельствами о тех странах, где они побывали, но посланы они были совсем не с познавательными целями [237]. Ещё более опасной была возможность союза католиков и иранских монгол-несториан, а как следствие – превращения несториан Орды в «пятую колонну» Хулагу и Ватикана.

Донесения «путешественников» подчас даже носили ложный характер при описании собственных миссионерских успехов. Так, венгерский монах-доминиканец Юлиан в 1235 году сообщал о словах, сказанных будто бы князем великой Лаудамерии (Владимира): «…ведь близко время, когда все мы должны принять веру римской церкви и подчиниться ее власти» [238].

Интересно отметить, что еще в булле 1233 года папа Григорий IX давал индульгенцию всем доминиканцам, отправлявшимся на Русь, прощая им такие грехи, как поджог и убийство клирика; им также дано было право самим отпускать эти грехи [239]. В ряде посланий, начиная с XIII века, папы призывали русских князей к отречению «от своих заблуждений», то есть от православия [240].

Геополитическая обстановка в XIII веке была неопределённой.

Отсеченный Великой схизмой Запад стал окончательно чужим после разорения Константинополя в 1204 году [241]. Византийская империя, выстояв шестивековой натиск ислама, пала под предательскими ударами крестоносцев. Между Русью и Черным морем вместо «своих поганых» – торков, берендеев, половцев – была Орда.

Лишь Церковь оставалась твердыней русского человека [242]. Религиозно-культурная терпимость монголов удивляла современников. За оскорбление церквей, хуление веры, уничтожение церковного имущества (книг и т. п.) полагалась смертная казнь [243].