Эмманюэль Левинас - Тотальность и бесконечное

• Название: Тотальность и бесконечное
• Автор: Эмманюэль Левинас
• Жанр: Философия

Эмманюэль Левинас (1905–1995) — французский философ, моралист, сформулировал в новом виде всеобщую нравственную максиму, или императив, обогатив ее глубоким смысловым содержанием, выражающим назревшие духовные потребности эпохи. Э. Левинас разрабатывал этическую концепцию подлинных отношений, которые затронули, преобразовали бы человеческое общение, культуру в целом; в основе нравственно-метафизических принципов учения Э. Левинаса — критический анализ духовной ситуации современного западного общества. Развивая традиции, восходящие к М. Буберу, Г. Марселю, М. Бахтину, другим выдающимся мыслителям эпохи, Э. Левинас приходит к убеждению, что философия — это прежде всего мудрость сострадания, мудрость любви.

В настоящий том вошли следующие произведения Э. Левинаса: «От существования к существующему», «Тотальность и Бесконечное», «Ракурсы» и ряд других, а также посвященное творчеству Э. Левинаса эссе Жака Деррида «Насилие и метафизика».

---

Однако бесконечное время есть также оспаривание истины, которую она предвещает. Мечты о счастливой вечности, живущие в человеке наряду со счастьем, не являются простым заблуждением. Истина требует одновременно бесконечного времени и времени, на которое она могла бы наложить свою печать — завершенного времени. Завершение времени — это не смерть, а мессианское время, где непрерывное превращается в вечное. Победа мессианского — это чистая победа. Она ограждает от реванша со стороны зла, возврату которого не препятствует бесконечное время. Является ли такая вечность новой структурой времени или исключительной бдительностью мессианского сознания?

Эта проблема выходит за рамки данной книги.

Заключение

1. От подобного к Самотождественному

Настоящая работа не является попыткой описать психологию социального отношения, в основании которого велась бы вечная игра фундаментальных категорий, окончательно закрепленная в формальной логике. Социальное отношение, идея бесконечного, присутствие содержания в том, что его содержит, таким образом, что оно превосходит возможности последнего, — все это, напротив, представлено в настоящей книге как логическая ткань бытия. Спецификация понятия в момент, когда она выливается в его индивидуацию, происходит не путем добавления последнего специфического отличия, даже если оно имеет объективную основу. Подобная индивидуация, на этой крайней стадии, была бы неразличима. Гегелевская диалектика обладает всеми возможностями, чтобы превратить подобную индивидуальность τοδε τι в понятие, поскольку возможность указать пальцем на «здесь» и «сейчас» предполагает отсылки к ситуации, в которой движение пальца определяется извне. Тождественность индивида заключается не в том, что он подобен себе и его можно идентифицировать извне с помощью указывающего на него пальца, а в том, что он — тот же (le même), что он является собой, идентифицирует себя изнутри. Существует логический переход от подобного к Самотождественному (le Même); логически сингулярность возникает в сфере логики предстоящей перед взглядом и образующей тотальность путем обращения этой сферы в интериорность «я», обращения, если можно так выразиться, выпуклой поверхности в вогнутую. Весь анализ интериорности, представленный в данном труде, направлен на описание условий этого обращения. Отношения, подобные идее бесконечного, которые формальная логика взгляда не может осветить, не впадая в абсурд и заставляя нас интерпретировать ее в понятиях теологии или психологии (то есть как чудо или как иллюзию), находят свое место в логике интериорности — в сфере микро-логики, — где логика продолжается по ту сторону τοδε τι. Социальные отношения предлагают нам не только эмпирический материал высшего свойства, дабы трактовать его с позиции логики рода и вида. Социальные отношения представляют собой изначальное развертывание Отношения, уже не предстающего перед взглядом, который мог бы полностью охватить его пределы, а осуществляющего себя как отношение Я к Другому в позиции «лицом-к-лицу».

2. Бытие это экстериорность

Бытие — это экстериорность. Данная формулировка не сводится к разоблачению иллюзий, связанных с субъективным, и к обоснованию того, что одни лишь объективные формы достойны именоваться бытием, а вовсе не те зыбучие пески, в которых увязает и теряется самоуправное мышление. Подобный подход в конечном итоге разрушил бы экстериорность. поскольку сама субъективность оказалась бы поглощенной экстериорностью. выступая лишь в качестве момента обшей панорамы. Экстериорность в таком случае больше ничего не означала бы, поскольку включала бы в себя эту интериорность, оправдывающую свое название.

Однако утверждения, что субъект не растворяется в объективности и что ему противостоит экстериорность, недостаточно, чтобы поддержать экстериорность. В последнем случае экстериорность имела бы относительный смысл — как отношение большой величины к малой. Между тем в абсолюте субъект и объект все так же составляли бы часть одной системы, взаимодействуя и проявляясь в общей панораме. Экстериорность — или, если угодно, инаковость — превращалась бы в Тождественность; и наряду с отношением между внутренним и внешним нашлось бы место для восприятия этого отношения неким боковым зрением, которое охватывало бы и воспринимало (или пронизывало) их игру либо представило последнюю сцену, в которой это отношение разыгрывалось бы, где по-истине осуществлялось бы их бытие.

Бытие — это экстериорность: само осуществление бытия заключается в экстериорности, и никакое мышление не могло бы лучшим образом подчиниться бытию, а именно позволить господствовать над собой этой экстериорности. Экстериорность истинна не с точки зрения наблюдателя, смотрящего сбоку и воспринимающего ее в ее противостоянии интериорности, она истинна в позиции лицом-к-лицу, которая уже не есть только видение — она идет дальше видения; позиция лицом-к-лицу устанавливается из точки, столь радикально отделившейся от экстериорности, что она зависит только от себя самой, она есть «я»; так что любому другому отношению, которое не отталкивалось бы от этой отдельной и, следовательно, произвольной точки (однако ее произвольность и отделенность осуществляются позитивно, в качестве «я»), не хватало бы пространства — по необходимости субъективного — истины. Истинная сущность человека предстает в его лице, где он выступает как решительно «иное», нежели насилие, подобное моему насилию и противостоящее ему, насилие враждебное и уже столкнувшееся с моим насилием в историческом мире, в котором мы находимся в одной и той же системе. Лицо останавливает и парализует мое насилие своим призывом, который не осуществляет насилия и нисходит ко мне свыше. Истина бытия не есть образ бытия, идея его природы: она — бытие, находящееся в сфере субъективного, которая деформирует видение, но дает тем самым возможность повелевающей, властной экстериорности заявить о себе, о своем полном превосходстве. Такое искривление интерсубъективного пространства, трансформирующее расстояние в возвышение, не искажает бытие, а только делает возможной его истину.

Нельзя «вычислить» это преломление, «осуществляемое» сферой субъективного, чтобы его «скорректировать». Оно образует сам способ, каким экстериорность бытия осуществляется в своей истине. Невозможность «тотальной рефлексии» не связана с какой-либо ошибкой субъективности. Так называемая «объективная» природа сущих, которая представала бы вне этого «искривления пространства», феномен, напротив, означала бы утрату метафизической истинности, свойственной высшей истине, в буквальном смысле слова. Следует отличать это «искривление» интерсубъективного пространства, в котором экстериорность осуществляет себя в качестве превосходства (мы не говорим: «где она проявляет себя»), от произвола «точек зрения» на являющие себя объекты. Однако последний, как источник мнений и заблуждений, возникающий из насилия по отношению к экстериорности, платит за это насилие.

«Искривление пространства» выражает отношение между людьми. Утверждать, что Другой помещается выше Я, было бы чистейшим заблуждением, если бы прием, который, я оказываю ему, заключался в «восприятии» некоего свойства. Социология, психология, физиология глухи в отношении экстериорности. Человек как Другой приходит к нам извне, как отдельное — или святое — лицо. Его экстериорность — то есть его призыв, обращенный ко мне, — это его истина. Мой ответ не добавляется как некая случайность к «ядру» его объективности — он только выявляет его истину (которую его «точка зрения» на меня не сможет снять). Эта преизбыточность по отношению к бытию и к идее бытия, которую мы обозначаем с помощью метафоры «искривление интерсубъективного пространства», означает божественную интенцию всякой истины. Это «искривление пространства» есть, может быть, само присутствие Бога.

Позиция лицом-к-лицу — это высшее и нередуцируемое отношение, которое никакое понятие не может охватить так, чтобы размышляющий о нем человек не оказался сразу перед новым собеседником, — делает возможным плюрализм общества.

3. Конечное и бесконечное

Экстериорность как сущность бытия означает сопротивление социальной множественности логике, тотализирующей множество. Согласно этой логике, множественность — это вырождение Единого или Бесконечного, ослабление бытия, которые каждому из множественных существ следовало бы преодолеть, чтобы вернуться от множественного к Единому, от конечного к Бесконечному. Метафизика, отношение к экстериорности — то есть к превосходящему, — напротив, указывает на то, что отношение между конечным и бесконечным для конечного заключается не в том, чтобы погрузиться в противостоящее ему, а в том, чтобы остаться самим собой, «у себя», действовать здесь. Суровое счастье доброты изменило бы свой смысл, было бы искажено, если бы смешивало нас с Богом. Понимание бытия как экстериорности — отвержение существования бытия как панорамы и как тотальности, производящей экстериорность, — позволяет понять смысл конечного так, чтобы при этом его ограничение внутри бесконечного не требовало непостижимого умаления бесконечного и чтобы конечное не было ностальгией по бесконечному, тоской по возвращению. Полагать бытие как экстериорность значит рассматривать бесконечное как Желание бесконечного и, следовательно, понимать, что порождение бесконечного требует отделения, возникновения абсолютной произвольности «я», или истока.