Пол Мюррей - Скиппи умирает

• Название: Скиппи умирает
• Автор: Пол Мюррей
• Издательство: Астрель, Corpus
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-43386-3

Почему Скиппи, 14-летний ученик престижной католической школы Сибрук, падает замертво в местном кафе? Связано ли это с попытками его одноклассника Рупрехта открыть портал в параллельную вселенную? Не виноват ли в этом юный наркоторговец Карл, настойчиво соблазняющий девушку, которая стала для Скиппи первой любовью? А может, есть что скрывать безжалостному директору школы или монахам, преподающим в Сибруке? Роман ирландского писателя Пола Мюррея “Скиппи умирает” начинается со смерти заглавного героя, но описывает и то, что ей предшествовало, и то, как развивались события потом.

---

— Боги, феи, духи — все они вперемешку населяли Потусторонний мир, — говорит учительница. — Возможно, первоначально легенды о феях возникали как истории о том, как мертвецы живут после смерти, как пируют в своих покоях. Или, возможно, это была попытка объяснить, что произошло с предыдущей, докельтской цивилизацией, которая давно исчезла. Но главное — это то, что в пору Самайна все эти странные существа, которые жили бок о бок с нами, но которых мы почти никогда не видели, ненадолго становились видимыми и свободно бродили по земле.

— А куда они потом делись? — спрашивает Винс Бейли.

— Куда кто делся?

— Ну, эти боги, или феи, или кто они такие были?

— Не знаю… — Очевидно, мисс Ни Риайн сама об этом не задумывалась.

— Может, на них метеорит упал, — живо вставляет Найелл Хенаген. — Как на динозавров!

— Может быть, они все еще среди нас… — произносит зомбиподобный голос.

— Джефф, я тебе уже сто раз делала замечания за этот голос!

— Извините.

— Так или иначе, все это нисколько не помогает понять нам Modh Coinníollach. На чем мы остановились?

Мисс Ни Риайн снова переключает внимание на учебник — но в эту секунду как раз звенит звонок. Все, занятия кончились! Мальчишки вскакивают из-за парт; учительница грустно улыбается, поняв, что ее опять провели.

— Ну хорошо. Желаю вам приятно провести каникулы. И повеселиться сегодня на танцах.

— Счастливого Хэллоуина, мисс!

— Счастливого Хэллоуина!

— Счастливого Хэллоуина…

— Джефф, опять ты…

Она умолкает: Джефф уже выбежал из класса…

К четырем часам школа полностью опустела — если не считать небольшого стада, которое снует между кабинетом изобразительных искусств и спортзалом, перетаскивая выкрашенные в черный цвет сети, черепа из папье-маше и частично выпотрошенные тыквы с ножами, еще торчащими из боков. Или она только кажется опустевшей; за этой внешней пустотой стонет воздух, насыщенный ожиданием: тишина кричит, пространство дрожит, переполненное такими лихорадочными и яркими долгожданными фантазиями, что кажется, они вот-вот обретут плоть в этих обезлюдевших коридорах и холлах. Тем временем над старым каменным кампусом собираются хмурые серые тучи — тяжелые, гремящие собственной накопленной энергией.

А наверху, в Башне, хотя солнце еще не совсем зашло — и хотя, конечно же, для остального мира оно официально не заходит еще пять дней подряд, — Хэллоуин уже идет полным ходом. Комната отдыха для младших классов кишит привидениями в простынях, вампирами с пластмассовыми клыками, румяными Осамами Бен Ладенами и закутанными в мантии джедаями. Чудовище Франкенштейна рисует синяки и кровоподтеки на Викторе Хироу (мертвеце); две не до конца запеленатые мумии ссорятся из-за последнего рулона туалетной бумаги; Алый Первоцвет вместе с Зеленым Гоблином вынашивают планы купить выпивки по поддельным документам старшего брата Гоблина. То там, то сям пансионеры постарше, ожидающие, когда за ними заедут, чтобы увезти домой, поглядывают на это свысока и отпускают саркастические замечания. Но ребята их почти не слышат — они слишком увлечены своим делом и своими костюмами, в которых они чувствуют себя как дома.

Но вот последние лучи солнца тают, и воздух мгновенно дрожит — стягиваясь, сжимаясь, как будто ощутив холод. За окном по улице проносятся первые включенные автомобильные фары, а в отдалении, за теннисными кортами, помигивает целый караван других. Эльф и некто, похожий на карликового учителя естествознания, выходят из своей комнаты и стучатся в двери трех соседних комнат.

— Да? — Деннис приотворил дверь лишь на четверть.

— Ну как, ты готов?

— Я-то готов — я жду Найелла.

В коридоре показывается Марио — он идет, пощелкивая пальцами, в темно-коричневом кожаном пиджаке, в непроницаемо-черных очках, с блестящими от геля волосами.

— Ну что, жеребцы, не бьете копытом? Уже скоро начнется.

— Кем это ты нарядился — Фонзом?[20]

— Я изображаю знаменитого бабника Марио Бьянки, — говорит Марио, хлопнув пузырем жевательной резинки.

Деннис молча закатывает глаза.

— Господи, что это за запах такой? — Рупрехт прикрывает нос рукавом своего твидового пиджака.

— Это, друг мой, крем после бритья. Когда-нибудь, если ты начнешь бриться и перестанешь быть геем, ты тоже будешь им пользоваться.

— От тебя пахнет так, как будто тебя замариновали, — говорит Рупрехт.

Марио невозмутимо жует резинку и проводит рукой по напомаженным волосам.

— Ну так чего мы ждем?

— Найелла, — отвечает Деннис, который и сам все еще наполовину скрыт за дверью.

Марио переключает внимание на Скиппи: к его кроссовкам приделаны крошечные крылышки, а на охотничьей шляпе из крепированной бумаги красуется длинное крапчатое перо.

— Ты кто? Погоди, я сам угадаю… Ты, наверно, этот придурковатый эльф из твоей любимой дурацкой игры?

Скиппи трудился над этим костюмом три вечера подряд и в самом деле смотрится настоящим эльфом. Поверх взятого у Рупрехта зеленого вязаного жилета (одного из нескольких), который сел от стирки, он набросил колчан со светящимися палочками — Стрелами Света; Меч Песен из картона и фольги свисает с его пояса в ножнах, смастеренных из рукоятки от теннисной ракетки, вместе со скатанной в свиток картой Страны Надежд (эффект натурального пергамента: пропитать обычный лист бумаги крепким кофе, затем засунуть в духовку, разогретую до 200 градусов).

Наряд Рупрехта куда более прозаичен: штаны, галстук, очки в роговой оправе и коричневый твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях, чересчур длинный и недостаточно широкий.

— Слушай, фон Дурень, тебе разве никто не объяснил, что сегодня все наряжаются в костюмы, а?

Рупрехт удивленно моргает.

— Я Хидео Тамаси, — отвечает он.

Марио глядит на него непонимающе.

— Заслуженный профессор физики в Стэнфорде! Который совершил революционный прорыв во всей области космологии! Возможно, крупнейший ученый со времен Эйнштейна!

— A-а, тот самый Хидео Тамаси, — соображает Марио.

Деннис качает головой:

— Вот что я вам скажу, Скиппи с Минетом: я даже не представлял, что вы могли бы выглядеть еще более по-идиотски, чем всегда. Но это что-то особенное.

— Ну а ты, Деннис? — спрашивает Скиппи. — Ты-то кем вырядился?

Не отвечая, Деннис выходит в коридор и делает оборот на 360 градусов в своем помятом темно-сером костюме. Из кармана рубашки торчит целая батарея перьевых ручек, а галстук заколот булавкой с символикой Сибрука.

— Не можешь угадать? Подожди, сейчас я подскажу… — Он обеими руками энергично трет себе лицо и волосы, а потом, растрепанный и раскрасневшийся, громогласно ревет: — Ну вы, разини, шевелитесь живее! Тут вам не детский сад! Стройными рядами — или вон отсюда! Или по-моему — или на помойку! — Его глаза бегают от одного лица к другому, а те между тем уже, похоже, начинают догадываться… — Ну, впрочем, маскарад еще не до конца готов… Точнее, это лишь половина маскарада, — сообщает он как-то загадочно, а потом, повернув голову, кричит в глубину комнаты: — Ну что ты там — готов?

— Готов, — раздается голос Найелла, как будто сильно расстроенный.

— Внимание, джентльмены…

Дверь наконец распахивается, и Деннис, отвесив поклон, как инспектор манежа, отступает в сторону, а в середине комнаты показывается Найелл в чудовищном сарафане в цветочек, в светлом парике и на высоких каблуках. Под платье засунуты два больших шара (наверху) и подушка (в районе живота); на лицо Найелла старательно нанесен слой косметики ядовитых цветов.

Остальные не сразу понимают, насколько гениально задуман этот дуэт, потом наконец кто-то хихикает, а затем хихиканье быстро перерастает в хохот.

— Над чем смеетесь, шуты гороховые? — лает Деннис. — Смех — занятие для болванов! Пометь у себя, Труди… — Тут Найелл послушно лезет в сумочку и достает планшет для записей. — Ван Дорен — временное отстранение от занятий! Джастер — исключение! Этого итальяшку зажарить мне на пицце! Нет, погоди — закатать в рулет! Черт возьми, Труди, почему ты так чертовски медленно пишешь — ты, случайно, не беременна опять?

— Нет, господин, прошу прощения, господин, — фальцетом отвечает Найелл и съеживается.

— Хорошо, молодчина.

Деннис хлопает Найелла по спине, и у того из промежности падает мяч для регби, запеленатый в “фирменную сибрукскую” ткань — синюю с золотом.

— Если он узнает — ты покойник, — говорит Скиппи. — Считай, что ты мертвее мертвых.

— Джастер, когда я захочу услышать твое мнение, я попрошу тебя высказаться, — продолжает Деннис, а потом поворачивается к компании ряженых, которые собирались идти вниз, но тут притормозили и столпились вокруг двери: — Пригладить волосы! Причесать мозги! Повторяйте за мной! Доложите мне, если старик подаст голос! Ну что, ребята, готовы? Ученик Сибрука должен всегда быть готов. Готов работать. Готов играть. Готов слушать своих учителей — особенно же самого великого просветителя из всех, Иисуса. Как-то раз Иисус спросил меня: Грег, в чем твой секрет? А я ответил: Иисус, изучай свои конспекты! Ступай на уроки! Сбрей эту бороду! Заявляешься в первый день на работу одетый как хиппи — конечно тебя распнут, и не важно, кто твой папаша…