Олег Арин - Россия в Средней Азии и на Кавказе: «центр силы» постсоветского пространства

• Название: Россия в Средней Азии и на Кавказе: «центр силы» постсоветского пространства
• Автор: Олег Арин
• Издательство: Пушкино: Центр стратегической конъюнктуры
• Жанр: Политика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-906233-23-3

В работе рассмотрены группы стран СНГ, классифицированные по принципу отношения к российскому фактору, выделена проблема удержания российского контроля над транспортировкой каспийского углеводородного сырья и над транспортным коридором «Север-Юг» из Индии в Европу через Иран и Россию. Цивилизационное противостояние мусульманского Юга и богатого Севера рассмотрено с позиции невозможности самообеспечения «южной» экономики, а также общинно-деспотического уклада большинства стран Юга.

---

Не лучше обстоит дело со скотоводством. Увеличение плотности выпаса животных на пастбищах ведет к их деградации и полному разрушению. В степи это «черные земли» (Калмыкия), в горах — оползни (Ингушетия). Особую опасность для горных пастбищ представляют козы. Ангорская порода этих животных все больше и больше разводится на Северном Кавказе. Козы уничтожают кустарники и молодые деревья, выдергивают растения (траву) с корнем и копытами разрушают почву. Это ведет к нарушению гидрологического режима, следствием чего является обезлесевание гор, оползни и высыхание пастбищ. Что остается делать скотоводам — увеличивать с описанными выше последствиями нагрузку на пастбища или менять род занятий? Последнее исключается, т.к. ангорская коза в последние два десятилетия дала работу тысячам женщин, а альтернативной достаточной занятости нет. Изделия из пуха этих коз являются серьезнейшим подспорьем в бюджет семей горцев многих национальностей. Пуховой промысел дает рабочие места, которые в современных условиях являются наиважнейшим средством снятия социального напряжения на Северном Кавказе [30].

Демографическая ситуация. Непреложным остается факт бурного роста численности населения целого ряда национальных регионов Союза. Среди таких территорий и Северный Кавказ, где численность коренного населения с 1940 г. по наши дни увеличилась в два с лишним раза (см. Таблицу 5).

ТАБЛИЦА 5. Численность населения Северо-Кавказского экономического района[5] (1939 г. / 1992 г. / % прироста)

Краснодарский край …… 3170,0 тыс. / 4797 тыс. / 51,3

Ставропольский край …… 1866,0 тыс. / 2536 тыс. / 35,9

Ростовская обл. …… — / 4363 тыс.

Адыгея …… 241,5 тыс. / 442 тыс. / 83,0

Дагестан …… 930,0 тыс. / 1890 тыс. / 103,2

Кабардино-Балкария …… 359,0 тыс. / 784 тыс. / 118,2

Карачаево-Черкесия …… 86,3 тыс. / 431 тыс. / 399,4

Северная Осетия …… 329,0 тыс. / 695 тыс. / 111,2

Чечено-Ингушетия …… 451,8 тыс. / 1308 тыс. / 189,5

За жизнь одного поколения стало в два раза больше хозяйств, в которых должно производиться в два раза больше продукции, в два раза больше надо школ, больниц и т.д. Но самое главное другое: должно в два раза увеличиться количество обрабатываемой земли и рабочих мест на производстве. Ясно, что это сделать невозможно. Общество нашло выход в отходничестве.

В разных регионах Северного Кавказа отходничество развивалось по-своему, но результат был одинаково трагичен. Само явление исследовано еще недостаточно подробно, но результаты его очевидны. Отходник, как правило, не владеет индустриальной специальностью. Наиболее характерны для него традиционные строительные навыки, часто достаточно высокой квалификации, и профессия чабана. Сложилась парадоксальная ситуация, которую можно было наблюдать в одном из райцентров Дагестана. Большое число мужчин из этого района ежегодно уходили летом на заработки строителями в центральные области РСФСР и в среднеазиатские республики. В то же время клуб в этом райцентре Дагестана строила бригада из Горьковской области РСФСР — приезжие строители монтировали водяное отопление и вели отделочные работы. Условия оплаты и тех и других отходников были примерно одинаковыми. Своих рабочих в этом дагестанском районе, которые могли бы выполнить нужную работу, не оказалось [30].

Никакие большие заработки «в отходе» не компенсируют утрат, а их много. Здесь и отрыв от семьи. Дети по полгода, а то и больше не видят отцов. Если же уезжает вся семья, то дико выглядят красивые из белого камня дома, в которых никто не живет. «В отходе» люди живут, как правило, в нерегулируемой социокультурной среде, т.к. свои обычаи остались дома, а местные нормы поведения — чужие. Еще сложнее положение семей отходников. Прежде всего это касается чабанов. Неустроенность быта еще можно как-то скрасить, но вот отсутствие школ вообще, как и преподавания на родном языке, заменить ничем нельзя. Дети не знают норм поведения в детских коллективах, они не знают своего дома и, что особенно тревожно, эти дети не знают своего народа. Их становление как личностей происходит вне общества, и у них не вырабатывается чувство общественного долга. Не исключено, что мы сейчас почувствовали еще далеко не все отрицательные последствия отходничества у народов Северного Кавказа [30].

Возвращаясь на родину, отходники далеко не всегда и не везде могут применить полученные навыки. Что же касается адаптации детей к условиям родины, то внешне она проходит проще, но не легче. Появляется та же языковая проблема, особенно если ребенок прожил с родителями два-три года. Он не всегда говорит на родном языке без акцента. Осложнена поведенческая адаптация: плохое знание норм общественного поведения в традиционном варианте ставит ребенка часто в затруднительное положение. Такие ситуации опасны тем, что разрушают культурные ценности вообще в сознании подрастающего поколения. Это путь к манкуртизации общества, неизбежны межнациональные осложнения. Этническая бинарность в каждой из северокавказских республик постоянно дает пищу для противопоставления «мы» и «они». К сожалению, социальные последствия особенностей экономической структуры СКЭР мало учитываются федеральными властями [30].

На этом негативные последствия такого образа жизни для социально-экономической ситуации в СКЭР не кончаются. Трансформация отходничества и, прежде всего, его чеченского варианта создала благоприятные условия для его перерождения в криминальные структуры как за границей Чечни, так и на ее территории. В первом случае «чеченская мафия» занята выкачиванием денег из общероссийского кармана и помещением этих средств в различные «отмывательные» финансовые структуры. Основным источником получения этих достаточно больших сумм служит любой вид торговой деятельности, рэкет, торговля наркотиками и обыкновенный грабеж. За последние четверть века произошло резкое изменение менталитета мужчины-горца. Если раньше, даже в середине XX века, занятие торговлей и какой-либо другой непроизводительной экономической деятельностью считалось позорным делом, то теперь «коммерция» или бизнес почитаются за доблесть мужчины. При этом, естественно, понятие «налоговая дисциплина» напрочь отсутствует в лексиконе «предпринимателей». Что же касается деятельности криминализированной части отходников внутри Чечни, она занята охраной традиционного образа жизни и находящегося на территории республики «добра». Именно эта часть чеченского общества, не занятая в общественном производстве, составляла основу дудаевских воинских образований [30].

Промышленное индустриальное производство на Северном Кавказе никакого отношения к нерусскому населению не имеет. Только в Северной Осетии нерусская прослойка в индустриальном рабочем классе сколько-нибудь заметна (около 20% от числа промышленных рабочих). В остальных республиках количество «национальных» индустриальных рабочих еще меньше.

Влияние предприятий промышленного производства сводилось к размерам отчислений в бюджеты республик от доходов промышленности, выраженных в рублях. Функционирование предприятий — от материально-технического снабжения и энергетического обеспечения до подготовки кадров и планового задания — направлялось из Москвы. О современном положении индустриальных производств Северного Кавказа можно сказать лишь то, что оно переживает те же трудности, что и промышленность остальной России. Выход из этого состояния для каждого региона индивидуален [30].

Особого внимания заслуживает нефтяная промышленность на территории Чечни. В СССР сколько-нибудь детализированные материалы о добыче и переработке нефти были закрыты. На основании имеющихся сведений можно скорее составить ряд вопросов, ответы на которые только позволят подойти собственно к постановке проблемы — что такое добыча и переработка нефти на территории Чечни. Запасы нефти специалистами оцениваются не более чем в 300 млн. тонн. На основе имеющихся производственных мощностей и разработанных технологий добычи, республика ежегодно может добывать не более 3,5-4 млн. тонн. Официальная статистика, которая авторами доклада подвергается сомнению, дает такие цифры. В 1966 году добыча нефти в ЧИАССР достигла 11,4 млн. тонн в год и достигла пика почти в 22 млн. тонн в 1971 году. В последующую пятилетку добыча резко упала и уже в 1975 году составляла 8,7 млн. тонн. В отношении последующего десятилетия — 1975-1985 гг. сведения отсутствуют, можно лишь предполагать, что общая тенденция сокращения добычи продолжалась. В 1993 году было добыто всего 3,54 млн. тонн. Специалисты оценивают эту цифру как реальную в течение ближайших 4-5 лет. Дело заключается в том, что геологические условия залегания нефтеносных слоев чрезвычайно неблагоприятны, и увеличение добычи потребует применения новых технологий и, как следствие, очень больших капиталовложений и времени. Кроме того, оспаривается сама экономическая целесообразность какой-либо модернизации промыслов в настоящее время.