Александр Игнатенко - Ибн-Хальдун

• Название: Ибн-Хальдун
• Автор: Александр Игнатенко
• Издательство: Мысль
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

Книга посвящена жизни и творчеству великого арабского мыслителя XIV - начала XV в. Ибн-Хальдуна, предпринявшего попытку объяснить развитие общества материальными условиями жизни людей. В ней рассматриваются и общефилософские, экономические и социально-политические взгляды философа. Особое внимание уделено его концепции государства. Книга предназначается всем интересующимся историей философии и социально-политической мысли.

---

Остановимся на идее Ибн-Хальдуна о возрасте династического государства. Чаще всего на это место в «Пролегоменах» обращают внимание те исследователи, которые хотят показать «метафизичность» или «циклизм» Ибн-Хальдуна. И действительно, с первого взгляда эта идея мало чем отличается от идей Чистых братьев. Однако примечателен следующий момент. Идея Ибн-Хальдуна верифицируется в приложении к средневековым восточным династическим государствам. Некоторые из них «прожили» количество лет, соизмеримое с цифрой 120[6].

Значит, Ибн-Хальдун схватил в своей концепции нечто существенное, что позволило ему обосновать своего рода динамико-статистическую закономерность: вероятность гибели восточного династического государства приближается к единице при достижении династией времени правления (суммарного «возраста»), равного ста двадцати годам. Таким образом, идеи Ибн-Хальдуна о циклическом характере развития государств и обществ в его эпоху — это социологическая, научная концепция, которая освещает некоторые действительные аспекты относительной стагнации средневекового восточного (афро-азиатского) общества.

Какой социально-политический строй описывает Ибн-Хальдун? «Азиатский способ производства», «феодализм», «кабальный способ производства», «данничество», «феодальный синтез»? (Мы перечислили некоторые точки зрения в дискуссии о характере общественно-экономической формации доколониального Востока). Не стоит сейчас жестко «привязывать» его к какой-то из современных точек зрения[7]. Необходимо дальнейшее, более углубленное исследование взглядов этого средневекового мыслителя, сочетаемое с исследованием его эпохи.

Возникает также вопрос о классовом представительстве автора «Пролегомен». Столь четкая, полная «антигосударственного» пафоса социологическая концепция не могла быть только «игрой ума», пускай гениальной, она отражала действительные противоречия общества, современного Ибн-Хальдуну. Некоторые исследователи считают, что автор «Пролегомен» был идейным представителем класса феодалов (см. 60, 11; 24; 25). Пожалуй, это не соответствует действительности, хотя Ив Лякост, например, и пытается «напрямую» связать тот факт, что Ибн-Хальдун имел феоды (в Гранаде — пожалованный султаном Мухаммадом, в Египте — пожалованный султаном Баркуком) с его классовым представительством. Феоды были формой содержания профессионального политика, дипломата, ученого. К тому же классовое идейное представительство и классовая принадлежность — не одно и то же.

Другие авторы считают, что Ибн-Хальдун, «являясь сторонником свободы торговли и экономической активности... отражал взгляды новых, неофеодальных социальных сил, выраставших в рамках тогдашнего арабского феодального общества» (35, 202). С. М. Бациева пишет, что «благодаря развитию товарных отношений в системе международного средиземноморского рынка и росту экономического и политического значения приморских городов в Северной Африке XIV в. сложилась социальная группа — патрициат, тесно связанная с международной торговлей и товарным хозяйством. Ее политические требования вступили в резкое противоречие с интересами военно-племенной феодальной знати» (9, 39). Выразителем интересов патрициата и был Ибн-Хальдун.

Нужно согласиться с мнением, что автор «Пролегомен» является представителем антифеодальных общественных сил, памятуя при этом о некоторой специфике североафриканского феодализма. Однако, поскольку до сих пор остается дискуссионной проблема классовой структуры позднефеодального общества в этом регионе, можно сказать с уверенностью одно: Ибн-Хальдун, несомненно, выражал тенденцию прогрессивного развития современного ему общества — ту тенденцию, которая являлась отрицанием существовавших в его время социально-политических отношений.

Судьбы идейного наследия Ибн-Хальдуна (вместо заключения)

настоящее время творчество Ибн-Хальдуна является предметом бурных идейно-теоретических споров. Большое количество проблем, вытекающих из его творчества, рассматривалось в ходе предыдущего изложения. Со спорами по теоретическим вопросам непосредственно связаны идейные, идеологические дискуссии, характер которых определяется не столько самим творчеством Ибн-Хальдуна, сколько классово-социальной принадлежностью участников этих дискуссий, современными социально-политическими условиями в арабских странах, где споры о наследии Ибн-Хальдуна приобрели особую остроту.

В оценке творчества Ибн-Хальдуна как арабскими, так и неарабскими исследователями и идеологами, можно выделить очень четкую модернизаторскую тенденцию. Она выражается в том, что Ибн-Хальдун провозглашается мыслителем, предвосхитившим социологические, социально-политические, историософские, философские концепции значительно более поздних (как правило, европейских) мыслителей: Бокля (см. 63), Вико (см. 34, 131. 40, 159. 42, 19. 47, 229. 49, 61), Геккеля (см. 40, 164), Гегеля (см. 42, 19), Гельвеция (см. 9, 182), Дарвина (см. 40, 164), Конта (см. 40, 159. 49, 61), Кетле (см. 49, 61), Макиавелли (см. 37, 110. 40, 159. 58, 88), А. Смита (см. 40, 159), Спенсера (см. 63). Этот реестр можно продолжать.

Укажем основные причины этой тенденции. Она началась уже с первых европейских исследований творчества Ибн-Хальдуна, которые стали появляться в XIX в. Их авторы искренне восхищались гениальностью арабского мыслителя и стремились донести это восхищение до европейского читателя. Делали они это самым экономным способом, проводя аналогию между неизвестным и уже известным: между взглядами Ибн-Хальдуна и тех или иных европейских мыслителей, социологов.

Более сложны причины модернизации взглядов Ибн-Хальдуна современными арабскими теоретиками и идеологами. Здесь не может идти речь о сравнении «неизвестного» с «известным», ибо Вико, например, несомненно менее известен арабскому читателю, чем сам Ибн-Хальдун. Эти причины имеют своим источником тот внутренне противоречивый процесс «культурной деколонизации», который происходит в настоящее время в арабских странах. Европейские завоеватели, выступая с расистских и европоцентристских позиций, стремились доказать превосходство европейской цивилизации «белого человека» и «неполноценность» арабов (а также африканцев, азиатов). Своеобразной реакцией на это явился «азиацентризм» в его различных вариантах («арабоцентризм», «исламоцентризм» и т. п.). Одной крайности была противопоставлена другая: европоцентризму — «культурный национализм» как проявление буржуазного (и частично мелкобуржуазного) национализма в арабских странах. Это хорошо видно из следующего высказывания: «Социологию основал Ибн-Хальдун,— пишет один египетский автор,— и она оставалась без изменений в течение более пяти веков. Европейские ученые бродили вокруг нее, будучи не в состоянии дать что-либо подобное. Их исследования были несовершенными, а взгляды отрывочными. И никакой заслуги в основании социологии нет ни у Вико, как это утверждают итальянцы, ни у Кетле, как на то претендуют бельгийцы, ни у Огюста Конта, как заявляют французы. Социология имеет своим основателем арабского исламского мыслителя Ибн-Хальдуна» (49, 61).

Причины неправомерной модернизации взглядов Ибн-Хальдуна в некоторой степени коренятся также в специфике становления современной философской и социологической терминологии в арабском языке. Дело в том, что арабский язык в большей степени, чем, например, европейские, «невосприимчив» к заимствованию терминов из других языков. Здесь сказываются особенности его звукового строя, его внутренние фонетические закономерности. Поэтому заимствование новых научных и философских понятий и соответственно терминов, их обозначающих, происходит не путем ассимиляции иностранного слова, как это в подавляющем большинстве случаев происходило и происходит, например, в русском языке («социальный», «класс», «революция» и т. п.), а путем либо «калькирования», т. е. перевода термина на арабский язык, часто описательного и громоздкого, либо нахождения эквивалента термина в старой арабской научной и философской литературе.

В этом случае старые арабские термины как бы получают «вторую жизнь». Можно привести много таких терминов, но мы ограничимся только некоторыми, связанными с творчеством Ибн-Хальдуна: это «табака», или «класс», «кима», или «стоимость», «умран», или «культура» и т. п. В старой звуковой оболочке начинают выступать совершенно новые или сравнительно новые понятия. И когда араб, привыкший к современному словоупотреблению, читает произведения Ибн-Хальдуна, он невольно переносит новое содержание на старые слова, «вкладывает» в них современный смысл. (То же самое происходит порой и с исследователем или переводчиком-неарабом, который пользуется словарем современного арабского языка, дающим не устаревшие, бывшие актуальными, например, для XIV в., а новые значения старых слов.) Здесь и таится опасность модернизации взглядов средневековых философов. Поэтому, читая о табака, кое-кто может посчитать (и считает) Ибн-Хальдуна социологом, открывшим классы; видя слово кима, провозглашает автора «Пролегомен» автором теории стоимости в современном значении этого слова и т. п.