Жан-Пьер Шаброль - Пушка Братство

• Название: Пушка Братство
• Автор: Жан-Пьер Шаброль
• Жанр: История

---

Другой гонец, мальчишка-разносчик, сообщает нам:

-- Центральный комитет окружает правительство с правого и с левого берега. Всякое сопротивление невозыожно. Бельвильцам идти к Ратуше!

x x x

-- На сей раз, кажется, удалось!

Стрелки Дозорного по улице Тампль направляются к Ратуше.

B конце улицы нас останавливает Ранвье, и мы сразу же начинаем выворачивать булыжники. Впереди -- площадь, пустынная, безмолвная.

Тем временем Брюнель собирает своих солдат на улице Риволи.

-- Весь этот район в наших руках,-- заявляет он.-- К префектуре идет Дюваль со стрелками V и XIII округов...

Бледному поручено держать всю ночь улицу Тампль на военном положении.

Этот приказ привез не более и не менее как сам Жюль Валлес:

-- Брюнель мне сказал: я был солдатом и я за то, чтобы казарменной дисциплине противостояла дисциплина мятежа. Подите-ка разыщите Ранвье, ведь он ваш лучший друг, и передайте ему по-дружески эти мои соображения. Сам я никак не могу это сделать, иначе получится, будто я желаю разыгрывать роль начальника.

Журналист чуточку обижен: он сбрил бороду и бдительные пикетчики в таком виде не сразу признают его.

-- Здесь Валлес!

Со всех концов баррикады сбегаются федераты. Редактор "Кри дю Пепль* на седьмом небе.

-- Я был присужден к тюремному заключению именно как человек Ла-Виллета и Бельвиля!

Он носится вокруг баррикады, подпрыгивая на своих коротеньких ножках, кого-то хлопает по плечу, пожимает чьи-то руки.(Так Валлес мысленно набрасывал черновики своих статей): "Бельвиль... это многажды оклеветанное првдместье, -- неизменно хранил спокойствие и великолепную выдержку! Совершила ли Революция в этих проклятых кварталах я не говорю преступление, ошибку, a хотя бы даже одно насильственное действие? Граждане 141-го и 204-го батальонов, я взываю к вам как к людям чести! И пусть это знает весь Париж, пусть вся Франция знает! Этот самый Бельвиль, на который они обрушивали всю злобу, всю ненависть, даже желали в душе, чтобы его смели с лица земли прусские пушки,-- Бельвиль -- такой край, где не любят расставаться с ружьем, но это честный край, где трудятся не щадя сил, когда есть работа, и где справедливо гневаются, когда работы нет или когда переполняется чаша бесчестия..."

-- Значит, гражданин Валлес, "Кри" снова будет выходить? -- весело оклккают журналиста, обходящего баррикады.

Федераты, бывшие в полдень на плоiцади Бастилии, рассказывают о похоронах Шарля Гюго, сына поэта.

-- Его убило?

-- Нет. Bo время осады y него что-то с легкими сделалось. Да и сердце пошаливало. Умер сразу от апоплексического удара.-- A было ему сорок пять. Я их семью немножко знаю. Я ведь привратник с Вогезской площади.

Федераты расположились закусить, как вдруг всю огромную площадь вокруг Июльской колонны придавило тягостное молчание: за катафалком шел в полном одиночестве старец, ветер развевал его седую гриву... Виктор Гюго провожал своего сына Шарля в последний путь на кладбище Пэр-Лашез.

-- A ведь он других идей, чем мы, придерживается,-- бормочет Гифес.

-- Зато он против Империи был,-- возражает Кош.

-- Да, во времена Империи.

-- Самое время против нее быть,-- гнет свое прудонист.

-- Так-то так, только он побаивается Интернационала.

Федераты стихийно образовали траурный эскорт и, опустив ружья дулом вниз, проводили катафалк до кладбища. Отовсюду стекались люди и присоединялись к кортежу; они шли за гробом на почтительном расстоянии от старца, уважая его одинокую скорбь. По всему пути следования траурной процессии солдаты брали на караул и склоняли знамена. Барабаны били в поход, пели горны...

-- Слишком уж много чести,-- ворчит Гифес.

-- Как ни верти, это всего лишь несчастный отец,-- тихо замечает привратник с Вогезской площади.

-- Чего еще? -- орет Шиньон.-- Это все же Виктор Гюго, мало вам, что ли!

Пока в самом большем котле, какой только удалось отыскать в кабачке, варится картошка, каждый старается осознать, что сильнее всего поразило его в этот день.

-- Фарон привел своих моряков и приказал им сорвать красное знамя с Колонны. И как только наши успели водрузить его обратно?!

-- Забредешь в закоулки потемнее, a там полицейских кепи навалом. Полицейские от них втихомолку отделываются, поди отличи их сейчас от национальных гвардейцев!

-- Ой, теперь все понятно! -- орет Бастико.-- Вот, значит, почему y меня кепи сперли. Полицейский постарался.

Пехотинцы 120-го полка со смехом вспоминают отдельные фразыиз воззвания Тьерa, которое по его приказу расклеили ньrаче ночью, a они его собственноручно срывали:

"...Пусть добрые граждане отмежевываются от дурных, пусть помогают силам порядка...*

"...Виновные предстанут перед судом!"

"...Необходимо любой ценой немедленно восстановить нерушимый порядок..."

Солдаты нарочно подчеркивают южный акцент и принимают напыщенные позы.

"...Правительство Республики хочет покончить с глятежным комитетом, члены которого -- люди, почти все неизвестные .населению столицы,-- являются сторонниками коммунистической доктрины, они отдадут Париж на поток и разграбление!*

A другую прокламацию, вызывающую еще более неистовый хохот, генерал д'Орель де Паладин поторопился отпечатать нынче утром -- пожалуй, слишком поторопился: "Монмартрский холм взят и занят нашими войсками, равно как Бютт-Шомон и Бельвиль. Пушки... находятся в руках правительства..."

От огромного котла поднимается приятный aромат, щекочущий нутро,-- это мясник с улицы Платр кинул в варево здоровенный кусок сала. Над камином висит в рамочке старая литография Домье, появившаяся в "Шарнвари": Франция -- Прометей, и Орел -- Коршун. Пятна сажи придают ей особую выразительность. Присев на край барабана, Ранвье ведет разговор с Эдом, другом Бланки. Глядишь на этот высокий лоб, кроткие глаза, на эту недлинную, аккуратно подстриженную бородку, на эти огромные, неестественно пышные усы, и никогда не скажешь, что перед тобой профессиональный заговорщик, один из организаторов нападения на казармы Ла-Виллета. Всего два часа назад, даже, пожалуй, wеньше, он с горсткой людей ходил штурмом на казармы Наполеона... Извечный Смертник и Бледный делятся невеселыми мыслями о побледствиях шонмартрских расстрелов. Заметив меня, Габриэль Ранвье спрашивает:

-- Предка поблизости нет?

-- Нет. По-моему, он с Флурансом. Koe-кто из стрелков, желая убить время, режется в карты.

Звон и грохот в мгновение ока очищают зал кабачка на улице Тампль. Это прикатила из Бельвиля наша пушка "Братство", y нее великолепная упряжка, зарядный ящик. Тащат ee шестериком рослые битюги. На месте переднего ездового в роли главного пушкаря -- Марта. O6лепив пушку со всех сторон -на стволе, на зарядном ящике, цепляясь за все, за что можно уцепиться,-висит прислуга: Пружинный Чуб, Торопыга, Киска, Адель, Филибер, Зоэ, Ортанс Бальфис -- дочка мясника! -- Барден с Пробочкой.

Восседая на коне -- бретонском битюге,-- Марта обводит рукой свои кортеж и ноказывает мне язык.

-- Марш с пушкиl -- командует она.-- Выдвинуть пушку "Братство" на огневую позицию!

Она поднимается в седле и объявляет федератам и любопытствующим, столпившимся вокруг:

-- Сейчас попробуем нашу рыластую на Ратуше! Гифес хлопает Марту по плечу:

-- К столу, дети Коммуны...

Огромнейший котел слишком мал для того, чтобы насытить все эти бурчащие с голодухи животы, но распределение пищи происходит совсем не так, как обычно в предместье.

-- Хватит, хватит...

-- Мне что-то сегодня есть неохота.

-- Лучше дайте лишнюю картофелину вон тому сопляку.

Марта ничего не желает слушать, велит распрячь лошадей, повернуть пушку. И вот наше орудие наведено на Ратушу.

-- A... a... она не взорвется? -- спрашивает Марта y Гифеса, обеими руками, точно куклу, прижимая к груди первый снаряд.

-- Не думаю,-- неуверенно отвечает типографщик.

-- Hy и ладно! A что будет, если окажется, что бомба слишком мала?

-- Может не долететь до Ратуши, и все тут. Федераты и зевакн только улыбаются, наблюдая за детворой, готовящей свое орудие к первому выстрелу.

-- B конце концов, такая же пушка, как другие, a нам бог знает чего о ней наговорили,-- бормочет кое-кто. ° Ночь наполнена радостью, каждый ощущает сладостный трепет веры, которую дает сила; улица Тампль ворчит и потягивается гибко и мягко, как могучий тигр, когда он, весь подобравшись, не отводит глаз от добычи. Пушка "Братство" только часть, ясерло длинного, очень длинного орудия, которое тянется до самоro Бельвиля, до Бютт-Шомона, и ee бронзовый ствол -- улица, a душа ee -- народ.

-- B самую середину цельтесь! -- вопит Марта.-- Туда, между воротами, где часы!

Пружинный Чуб, забив заряд, откладывает в сторону прибойник. Марта вставляет снаряд, он скользит сам по себе, увлекаемый собственным весом, a в стволе что-то свистит.

-- A ну, ребятишки, не валяйте дурака! -- кричит Ранвье.

Люди, стоящие на баррикаде, вскрикивают: красное знамя взвивается над штаб-квартирой власти.