Жан-Пьер Шаброль - Пушка Братство

• Название: Пушка Братство
• Автор: Жан-Пьер Шаброль
• Жанр: История

---

-- A ну, ребятишки, не валяйте дурака! -- кричит Ранвье.

Люди, стоящие на баррикаде, вскрикивают: красное знамя взвивается над штаб-квартирой власти.

-- Опоздали...-- бормочет Марта и прижимается лбом к стволу пушки.

x x x

-- Завтра будет ведро,-- заявил Желторотый, изучая с балкона Ратуши iмрижское небо.

-- Ты это из-за знамени говоришь?

-- Да нет. Я-то без заковык говорю.

B коридорax, на лестницах приходится перешагивать через сморенных сном в разных позах федератов. Te, кто вдесь не в первый раз, в один голос твердят:

-- Напоминает тридцать первое октября...

-- H-да, но это тебе не тридцать первое!

"Вожаки" сходились со всех четырех сторон Парижа, "великие люди" квартала, которые даже не знают друг друга, они наспех знакомятся, потом рассказывают, "как это все произошло" в их "краю". Например, некий гражданин по фамилии Аллеман* проснулся от кошмара: он увидел во сне, что Тьер режет патриотов.

-- Вскакиваю с постели, открываю окно... на набережных полно солдат. Пантеон занят! Наспех одеваюсь, хватаю ружье, скатываюсь с четвертого этажа!.. Бегу по улице Гран-Дегре будить лейтенанта Бофиса, по дороге ко мне присоединяются несколько национальных гвардейцев из 59-го... Оттуда мчусь к Журду* на улицу Сен-Виктор. Он спит... Граждане, все на Сен-Maрсель!

Пикеты гвардейцев с горечью обсуждали расстрел двух генералов. Кош не одобрял эту расправу.

-- Надо поскореe да погромче кричать, что Коммуна тут ни при чем, a то многие граждане Парижа, что сейчас с нами, будут против нас.

-- Генералы сами первые убийцы,-- отрезал Шиньон.-- Тома и Леконт были из самых худших, пусть катятся ко всем чертям!

-- Оба тела были сплошь изрешечены пулями: чуть ли не дрались, чтобы в них стрельнуть. Говорят даже, что жемцины мочились на них; что ж, по-твоему, это тоже к чести народа? -- гнул свое прудонист.

-- Зато теперь эти рубаки в галунах да нашивках будут знать, что их ждет,-- проревел цирюльник.

Разбуженный криком Матирас проворчал что-то и снова заснул на ступеньках широченной лестницы. Конные гонцы привозили вести, вселяющие ликование: Варлен во главе Монмартрских батальонов занял помещение генерального штаба на Вандомской площади. Дюваль с национальными гвардейцами XIII округа расположился в полицейской префектуре. Тьер со своими министрами дал тягу. Через южную заставу генерал Винуа увел остатки своих полков, артиллерию, обозы -- все это в беспорядке тянется по дороге на Версаль.

Члены Центрального комитета один за другим прибывали в ту самую Ратушу, о которой столько мечталось, которая теперь была в их власти, и они недоверчиво и робко ощупывали панели стен.

Набат стих. Словом, наступила самая спокойная ночь, какие давно уже не выпадали на долю Парижа.

Марта сделала мне подарок, преподнесла револьвер последнего выпуска, системы "лефоше", с барабаном, заряжается сразу шестью пулями. Лучших не бывает.

B это утро Марта трижды врывалась в слесарную и упрекала меня, что я зря теряю время "на корябанье*, слава богу, она еще не знает, что я допоздна разбирал и дополнял свои вчерашние записи.

Весь день сияло солнце, настоящее республиканское. По-прежнему холодновато, но чувствуется, что весна рядом, в каких-нибудь двух шагах. B праздничном Париже, Париже без омнибусов расхаживали люди, посреди мостовой маршировали батальоны. Повсюду пели Maрсельезу, "Песнь отправления", и в эту самую минуту, .когда я пишу, в кабачке резервист Кош во весь голос выводит припев к "Typ де Франс".

Бельвиль принарядился в лучшие свои одежды и пошел прогуляться по Елисейским Полям, по всем этим богатым кварталам, которые, как казалось бельвильцам, открылись для них по-настоящему только сегодня. Офицеры в красных поясах гарцевали среди мирной толпы этого такого семейного воскресенья. Каждый мог наслаждаться праздничным обедом: мораторий на квартирную плату будет продлен, тридцать cy выплачены... Было объявлено, что завтра снова откроются все магазины и восемь таатров.

Все дружно признавали: несмомря на omcyмсмвие полиции, в Париже царил идеальный порядок.

Этим воскресным утром Париж проснулся как в горячке. Расклейка новых прокламаций собирала повсюду веселые толпы. Марта чуяла, что где-то что-то происходит, ей не терпелось быть одновременно во всех концах города. A вот мне -- нет. И без того происходило слишком много всего, все шло слишком быстро. Мне просто необходимо было немножко перевести дух, присесть на корточки в углу y какой-нибудь стены, чтобы пощупать грязь мостовой, чтобы втянуть ноздрями воздух -- так крестьянин принюхивается к освобожденной от снега пашне. Я цепляюсь за вещи, оеобенно же за две, с которыми, по-моему, нигде и никогда не пропаду, и обе эти вещи краденые -- "План Парижа при Наполеоне 111" и револьвер системы "лефошеж

Двадцать тысяч национальных гвардейцев-федератов расположились лагерем возле Fатуши, составили ружья в козлы, нацепили на острия штыков круглые буханки хлеба. Пушки и митральезы, пятьдесят огнедышащих пастей, выстроены вдоль всего фасада.

Зоэ сшила себе широченные шаровары. Лармитон приделал лямки к бочонку, пожертвованному Пунем. Бывшая горничная, родом из Пэмполя, Зоэ не вьфажает ни малейшего желания возвратиться в услужение к адвокату, который небось уже теперь в Версале; она решила стать маркитанткой y стрелков Дозорного. Бастико вместо украденного y него кепи надел каскетку, как y апашей, к которой его супруга Элоиза пришила алую полоску. Фелиси Фаледони ужасно жалеет об отъезде моей мамы, которая, по ee словам, здорово ей помогала. У позументщицы сотни заказов, и все срочные, ee окошко в глубине тупика светится всю ночь. Дело в том, что наши стрелки стали "федератами"! И никто не желает показываться на люди без галунов, бахромы, петлиц, лент и кисточек; все они быотся за воинский шик, главное -- кто кого переплюнет; и скрипят себе коклюшки до утра.

Мари Родюк заявляет во всеуслышание:

-- Завтра, в понедельник, начинаю большую стирку!

-- Я тоже,-- восклицает Селестина Толстуха.

-- Значит, переменим дни? -- добавляет Бландина Пливар.

-- Теперь мы небось люди свободные, разве не так! -- подхватывает Клеманс Фалль.

Наши кумушки не перестают поздравлять друг друга со свободой.

Koe-кто из солдат осел в предместье, кое-кто вернулся сюда. Их узнавали издали по светлым шинелям. Они не так уж рьяно старались разыскать свои разбредшиеся по дороге в Версаль части. B Вельвиле они прижились, a Революция их уже не пугает. Желторотый, "пленный" гонец, фактически не выходит из кабачка, точно так же как толстый весельчак капрал, которого зовут ПоленОгюст Ордоне. Оба они без церемоний садятся с нами за стол в "Пляши Нога". Bo время осады это как-то само собой вошло в привычку.

-- Снабжение было до того хреновое, что жители кормили нас изжалости,-рассказывает Ордоне.-- Делились с вами последним куском хлеба...

Даже простая похлебка и та приобрела теперь совсем иной вкус. Словно бы наступила весна трапез. Практически y нас в тупике никто дома больше не готовит: соседи ходят перекусить друг к другу или же в "Пляши Нога", каждый приносит с собой что найдется, кто незавидный кусок мяса, кто несколько картофелин, и все это бросается в общий котел рестораторa. A на дополнительные расходы устраивают сборы, обходят с кепи посетителей.

Самое главное -- быть вместе.

-- За ваше здоровье, братцы мои, проклятый сброд! Выпьем, голытьба! Чокнемся! Господин Тьер в штаны себе напустил в своем Версале. Hac он зовет "презренная толпа*. Говорит, что мы вечно всем недовольны, что, сколько нам ни дай, обязательно добавки попросим. И он, недоносок, прав! Мы, голодранцы, скверная, слабая и зловредная толпа, мы всегда хотим добавки, в первую очередь того хотим, что еще не существует на свете. A знаете, чего мы хотим, господин Тьер? Да так, пустячка -- лестница нам нужна. Да подлиннее, чтобы влезть прямо на небо, схватить господа бога за галстук и раз навсегда объясниться с ним с глазу на глаз, как мужчина с мужчиной!

Молниеносно облетев весь Париж, высокие деяния Революции восхищают завсегдатаев кабачка.

-- Винуа до того задницу припекло, что он совсем о своем воинстве позабыл, забыл и о канонерках, стояв

ших на якоре y Пуэн-дю-Жур, и о бригаде, расположившейся в Люксембургском саду. Hy вот гражданин Аллеман и решил шяи заняться! A уж к концу дня сумел сыграть неплохую штуку: три батальона буржуа из VI округа, вооруженные пушкой, удерживали авеню Обсерватуар и Горное училище. Bo главе 59-го наш Аллеман идет и предлагает свои услугй правительству. Когда его парни окончательно смешались со всеми этими членами церковных советов прихода VI округа, он вежливенько попросил их дурня командира отдать ему свою шпагу, буржуев вместе с их пушкой отвели в Пантеон. A оттуда отправили наших папаш к их мамашам, ну a пушки, конечно, себе оставили!

-- Hy a как с бриrадой в Люксембургском саду?

-- И тут без Аллемана не обошлось! Когда взяли Горное училище, то захватили одни ворота и узнали пароль! Вот тогда наш лис из V округа берет с полдюжины головорезов и прется в сад, где их на каждом шагу останавливают часовые; с независимым видом проходит между пехотным полком и батальоном пеiпих стредков, перелезает через решетку, отделяющую сад от Люксембургского дворца, нарывается на какого-то полусонного лакея, велит указать ему залу, где находится штаб бригады, и... вперед! A там пять штабных офицеров переставляют флажки на карте Парижа. Командующий бригадой полковник Перье спрашивает: "Вам, в сущности, что угодно? Каковы ваши намерения?" -- "Увести вас с собой в мэрию V округа*. Золотопогонники до того обомлели, что последовали за парнями Аллемана. Так прошли они под эскортом своих похитителей через весь Люксембургский сад и даже тревоги не подняли, хотя войско все было тут и даже честь им отдавало!