Вячеслав Бакулин - Призраки и пулеметы (сборник)

• Название: Призраки и пулеметы (сборник)
• Автор: Вячеслав Бакулин
• Издательство: Литагент «АСТ»c9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083531-7

Холодный туман с Темзы смешивается с чадом фабричных труб, скрывая силуэты и глуша звуки.

Полная луна озаряет вересковые пустоши и древние замки, над которыми кричат проклятые столетия назад души.

Стальные рыбы скользят в толще вод или небесной выси, а их создатели в неслыханной дерзости своей бросают вызов Творцу.

Неуловима, как тень, неудержима, как пар, сопровождаемая лаем пулеметов Гатлинга, яростным ревом турбин и лязгом зубчатых колес, шествует новая эпоха.

Эфирно! Эффектно! Элементарно!

И все же, об этом никогда не напишут в «Таймс»…

---

Я резко выпрямился в кресле, энергично протер глаза. Не самые удачные воспоминания для релаксации. Для депрессии – само то, тут лучшего занятия и не придумать, чем смаковать кровавые подробности из совершенно не забываемого прошлого. Только вот отдохновения мне в них не найти…

– Хватит киснуть, господин изобретатель! – я снова разговаривал с собой. Уединение и сильный душевный трепет располагают к подобным экзерсисам. – Может, займетесь каким-никаким, но делом?

Без труда поняв собственный намек, я приступил-таки к делу. Все лучше, чем страдать жалостью к собственной персоне. На белый свет был немедленно извлечен увесистый и весьма потрепанный саквояж – что делать, имею привязанность к старым вещам, верно служащим мне долгие годы. Его тяжесть откровенно радовала и даже внушала парадоксальный оптимизм. Еще бы, содержание саквояжа могло осчастливить кого угодно – ассигнации, золотые монеты, искусно ограненные драгоценные камни и баснословно дорогие украшения. Целое состояние. Все, что мне удалось собрать за последний месяц, выжать из себя, из своих знакомств и связей. По максимуму… Больше никто не даст даже медного грошика, резервы исчерпаны до самого глубочайшего дна. Край. Предел. Лимит.

Пересчитать собранное в очередной раз? Почему нет, это отвлекает. У золота и бумажных купюр есть своя магия, способная завлечь и унести в мир сладких грез, небесно красивые, блестящие в свете газовых рожков украшения напомнят о роскошных женщинах, когда-то плененных их мертвенным очарованием, грани прозрачных камней, словно омут, затянут в свое нутро и одарят внеземным покоем, так похожим на смерть…

Не по-мо-га-ет. Именно так, четко, с расстановкой. Не-по-мо-га-ет! Страх и безнадега овладели сознанием, и больше ничему нет туда дороги – ни возвышенной магии, ни падшим женщинам. Обитель моего несчастного мозга окружена со всех сторон, взята в кольцо, осаждена. Блокада. И поганые диверсанты без труда просачиваются внутрь сквозь ветхие затворы и порушившиеся стены. Они отравят источники жизни, подавят слабое сопротивление, умертвят последних защитников, раскроют ворота, и отчаяние хлынет внутрь. Я захлебнусь в нем, сдохну в собственной твердыне, что зовется черепной коробкой. Смерть не снаружи, она уже внутри, скребется во все двери, звонит в колокола, кривит беззубый рот в уродливой ухмылке.

Саквояж с сокровищами летит на пол. Что от него толку?! Всех этих богатств хватит лишь на то, чтобы на время прикрыться от одной из бумажек. Пергамента, что в левой руке, либо газетного огрызка – в правой… Почему они снова оказались у меня?! Я не брал… Проклятье! Прочь от меня! Уничтожить к чертям, сжечь дотла, распылить!

Долго вожусь со спичками, пальцы подрагивают, ломая одну хрупкую деревяшку за другой. Наконец справляюсь с тремором, высекаю искру, и та через мгновение превращается в сине-красный огонек. Обожаю наблюдать за рождением огня, и нет на свете звука более волнующего, чем шипение, предшествующее появлению пламени. Головка спички чиркает по узкой грани коробка, с грацией небесной паровой машины, бегущей по взлетной полосе, проделывает длинный путь от начала фосфорной дорожки до ее окончания и взмывает в воздух. Есть чудовищно короткий и до изнеможения прекрасный миг: огня еще нет, он только готовится явить себя этому миру, лишь его предвестник, маленькая отважная искорка, заставляет неуступчивое, покрытое серой дерево шипеть в бессильной злобе. У дерева нет ни малейшего шанса, но оно не сдается, корчится от боли, не желая выпускать из себя рвущееся на свободу пламя. Сопротивление будет недолгим, пусть и яростным – и окружающее пространство озарится ярким, испепеляющим черноту светом. Не хочу видеть конвульсий проигравшей темноты, не желаю радоваться триумфу огня. Мне бы ухватить момент перехода отчаянья и му2ки приговоренной к сожжению спички – такой обыденной и жалкой – к сказочной, невыносимой для человеческих глаз красоте. Она так и должна рождаться – на осколках уничтоженной серости. Красота невероятно жестока, нет в ней ни милосердия, ни сочувствия, одна лишь неудержимая тяга к совершенству. Запретная страсть…

Спичка догорает и, обжигая мои пальцы, осыпается пеплом. Боль возвращает к реальности. Все-таки забылся, отвлекся, на долю секунды перестал жить неуклонно надвигающейся смертью. Неужели отпустило? Прислушиваюсь к собственным ощущениям. Желание спалить ни в чем не повинный пергамент исчезло. Хорошо. Может, хоть газету дорвать до конца? Не хочу. Нервы успокоились, постыдный психоз отступил на прежние позиции. Похвалить, что ли, себя за выдержку и проявленную стойкость в борьбе с пораженческими настроениями? Очень смешно…

Пора, черт возьми, изучить бумаги. Я, конечно, не просто предполагаю, а почти уверен, что знаю об их содержимом, однако скоропалительность во многих делах приводит к ошибкам в суждениях и основанных на них последующих действиях. Нет, что ни говори, а я молодец… ну и немного пироман. Поглазел на огонь, и суицидальный срыв как рукой сняло. Может же «срыв» «снять»? Что бы мне на это сказал учитель изящной словесности из далекого детства…

Эйфория, это ты? Я ощущаю легкое, едва заметное опьянение. Адреналин ушел и оставил после себя это странное чувство. Эйфория. Нет тяжести в голове, пульсирующая боль не терзает виски, ничто не сдавливает мучительным спазмом грудную клетку. Точно, отпустило. И пока снова не накрыла тоска, нужно хорошо поработать. С какой бумаги начать? С пергамента, что усыпан рядами мелких символов, слабо различимых не вооруженным моноклем взглядом?

Отрицательно мотаю головой. Терпеть не могу многословного словоблудия. Именно так, мой воображаемый учитель прекрасной словесности, «многословное словоблудие». Все остальные, более грамотные и изящные конструкции не отражают даже сотой доли казуистического кошмара, царящего в представленном образце эпистолярного «искусства». Можно часами читать этот пергамент, но так и не достичь потаенного смысла, сокрытого между строк. Куртуазные словоблуды, грозящие смертоубийством… забавно. Однако лучше я оставлю вас на потом.

Переходим к лаконичным и предельно конкретным авторам записки на газете. Тут все просто. Подчеркнутая двумя жирными линиями дата и не менее жирный восклицательный знак после нее. Ёмко. Дата платежа, который никак нельзя пропустить. Эти люди простили мне одну просрочку, больше поблажек не будет. Не тот контингент.

– Понятно, – аккуратно скатываю послание в трубочку и прицельно кидаю получившийся метательный снаряд в корзину. Мимо. Эйфория эйфорией, а руки до сих пор не слушаются. Дрожат, предатели.

Итак, все худшие ожидания сбылись. С этой стороны отмерено мне ровно пять дней. На шестой… что будет на шестой, лучше не представлять – о нечеловеческой жестокости моих «партнеров» ходят легенды, одна страшнее другой. Гораздо милосерднее по отношению к себе удавиться или утопиться. «Замечательных» заемщиков нашел мой ненаглядный помощничек… Одно слово – движитель!

Но не стоит обольщаться и на счет банкиров, приславших витиеватый ультиматум на пергаменте. Дорогие костюмы, широкие улыбки, великосветские речи, безупречные манеры не помогут забыть того маленького неприятного факта, что под трехэтажным зданием самого респектабельного в наших краях банка есть подвал с прекрасной звукоизоляцией и выдающимся инструментарием для погашения просроченной задолженности.

На изучение пергамента трачу два с половиной часа. Из множества сухих терминов, высокопарных фраз и нагромождения официозной лексики выуживаю все те же пять суток. Стоило ли марать дорогую бумагу и мучить писца, с завидным усердием выводившего тысячи каллиграфических знаков, ради одной даты? Огрызок газеты с шестью цифрами, разграниченными двумя точками – после дня и месяца, гораздо честнее. Учитесь, господа банкиры Ее заморского Королевского величества.

Эх, не вернул бы кредит государственному банку родной Империи, отделался бы каторгой! А у подданных деспотичной стервы Королевы нрав крутой, сантиментами и юридическими условностями Уголовного Уложения себя не обременяют… Сам виноват, купился на низкий процент, за жадность ныне заплачу сполна.

Вот такая дилемма. Есть пара нелицеприятных кредиторов и внушительная сумма денег, собранная по всем возможным и невозможным сусекам. Внушительной суммы достаточно для того, чтобы отбиться на короткий срок от одного из врагов. И тогда меня убьют не дважды, а всего лишь раз. Остается выбрать того, кто отправит горе-изобретателя в мир иной. Навернув безрадостный круг, мысли возвращаются к самоубийству. Противно… противно и стыдно. Еще, конечно, страшно. И обидно – своими руками, которые сделали столько хорошего, а сколько могли бы еще… Обидно. Не хочу, наверное, и не могу, но разве есть альтернатива? Зачем себя обманывать перед самым финишем, достаточно вранья было в последние годы, когда закрывал глаза на растущие с бешеной скоростью долги и проценты, на траты, несоизмеримые с возможностями, тешил себя несбыточными надеждами на прорыв (не научный или инженерный, здесь корить себя не за что, конструированию и производству отдал себя всего, от начала и до конца), а коммерческий. Словечко-то какое поганое – «коммерция»… Ком мерзости, так это звучит в моей голове. Целый ком мерзости. И он катится прямо на меня…