Мишель Моран - Избранница Наполеона

• Название: Избранница Наполеона
• Автор: Мишель Моран
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-69242-2

После развода с Жозефиной Наполеон ищет себе новую супругу, и ею оказывается австрийская принцесса Мария-Люция. Ей приходится принять предложение Бонапарта, иначе ее стране грозит разорение. Французский двор встречает новую императрицу настороженно. За ней непрестанно наблюдают, ее лишают всего родного, даже собственного имени. Сложный характер Наполеона, интриги его сестры Полины и запретная любовь к австрийскому графу — императрица постоянно рискует! Между тем близится война с могущественной Российской империей, и Мария-Люция сыграет в этом противостоянии не последнюю роль…

---

Это семейство не годится ни для какого престола. Я вспоминаю, на какие ежечасные жертвы шел мой отец, стремясь быть достойным представителем династии Габсбургов, пользующимся уважением подданных. Думаю о ночах, которые он провел без сна, наводя порядок в финансовых делах империи, о том, как он не позволял себе никаких фавориток в стремлении хранить супружескую верность, о его бдительном радении о государственной казне. Это неинтересная работа, в ней нет никакого блеска. Но народ — отражение своего монарха, и мы должны служить ему примером.

Нас с сестрой и братом учили вести счет деньгам, и мы имеем точное представление о том, сколько было потрачено на все наши шелковые туфли и теплые плащи. В ноябре отец потратил на меня почти вдвое больше, чем на Марию-Каролину. В следующем месяце буду скромнее. «Монарх, правящий без оглядки на казну, быстро останется без короны», — любит говорить отец.

Особенно если учесть, что Шенбруннский договор нашу империю фактически обанкротил, ведь отец должен был выплатить Наполеону репарацию в размере пятидесяти с лишним миллионов франков. Бонапарт претендовал на сто миллионов, но такую сумму никакая монархия на свете не потянет. Тогда он согласился на половину, но обязал отца отказаться от хождения серебряной монеты и перейти на бумажные деньги. И если сейчас на наших улицах голодают женщины и дети, то только по вине этого договора. И потому, что Наполеон не захотел довольствоваться Хорватией, или Зальцбургом, или даже Тиролем. Ему нужно было показать всему миру, что Габсбурги повержены, и теперь немецкий народ должен страдать за то, что осмелился верить в способность своих монархов встать на пути его амбиций завоевать всю Европу. Но ему и Европы было мало!

Одиннадцать лет назад Наполеон высадился в Египте с армией почти в сорок тысяч человек. Нам говорили, он стремится взять под контроль принадлежащую британцам Индию. Правда же, однако, заключалась в другом. Князь Меттерних больше трех лет жил в Париже в качестве посла при французском дворе, и он рассказывал моему отцу, что в Египет французского императора влекло одно — жажда славы. И что для него ничего важнее не существует. Он хотел править землей, некогда завоеванной Александром Македонским. Он жаждал слышать, как его имя гремит по всей земле.

Глядя, на какую головокружительную высоту он взлетел, можно решить, что на его стороне само Провидение, что это Господь направляет его все к новым и новым вершинам. Но как такое может быть, если из-за его действий наш народ голодает? Если навязанный им договор вверг в нищету самую добродетельную империю в Европе? Династия Габсбургов-Лотарингских насчитывает без малого восемьсот лет. А этот выскочка возомнил, что способен покорить мир в неполные сорок лет! Да кто он такой?

Я собираюсь наказать Зиги за нежелание сидеть смирно, как вдруг раздается резкий стук в дверь, и пес соскакивает с моих колен. Мы с Марией обмениваемся негодующими взглядами, поскольку в нашей мастерской никто не смеет нас беспокоить.

— Войдите, — отзывается она.

Зиги рычит на дверь, но на пороге появляются отец с князем Меттернихом. Они входят, и мы тут же встаем. Эти двое — самые красивые мужчины во дворце, у обоих густые золотистые волосы и стройные фигуры. Одному сорок один, другому тридцать шесть, они полны жизни, и у обоих прекрасная кожа. Мой отец унаследовал ее не случайно, это одна из фамильных черт Габсбургов, которая делала предметом мужского обожания Марию-Антуанетту.

— Две Марии, — приветствует нас отец и жестом велит не вставать, хотя мы уже вскочили. — Продолжайте свое рисование, — говорит он. — Мы именно за этим и пришли.

— Что, за какой-то картиной? — удивляюсь я.

— Нам нужны ваши самые несимпатичные портреты.

Я чуть не прыскаю со смеху, но отец сохраняет серьезное выражение. Объяснить берется князь Меттерних:

— Наполеон затребовал портреты дам из всех знатных домов Европы. Особенно его интересуют незамужние европейские принцессы.

— Но ведь он уже женат! — восклицает Мария.

— Поговаривают о его разводе с Жозфиной, — негромко отвечает отец.

Мы с Марией переглядываемся.

— Скорее всего, это пустая затея, — спокойно заявляет Меттерних, — но он обратился с просьбой, и отказать мы не можем. — Меттерних, как всегда, совершенно невозмутим. Попроси Наполеон прислать наши статуи в обнаженном виде, он бы говорил об этом таким же ровным тоном.

— Выбери портрет, на котором ты наименее привлекательна, — говорит отец.

У меня начинают дрожать руки.

— Я думала, он любит Жозефину, — пытаюсь возражать я. Ведь он простил ее даже тогда, когда вся Европа узнала, как она развлекалась, пока он был в Египте.

— Разумеется, он ее любит, — соглашается Меттерних. — Но императору нужен наследник.

— А ребенок от любовницы у него есть, — кривится отец, — что опровергает подозрения в бесплодии с его стороны.

— Будет ли конец скандалам в этом семействе? — Мария поднимается. — Что ж, отправим ему что-нибудь из самых первых портретов, когда мы с тобой и кисть-то держать еще не умели — глядишь, ему и в голову не придет искать невесту в Австрии. — Мы вместе направляемся к стене, возле которой стоят в рамах наши ученические полотна. — Вот этот, — Мария указывает на один портрет. За исключением светлых волос и голубых глаз, меня на нем узнать нельзя.

Князь Меттерних откашливается.

— Насмешки нежелательны, — говорит он.

— Какая уж тут насмешка! — восклицает отец. — Он, наверное, думает, что с женой ему удастся разделаться так же легко, как с египетскими мамлюками? Ватикан этого не потерпит. Европа никогда не признает законным его другой брак!

— Тогда он сделает это вопреки воле Папы, — возражает Меттерних. Мы трое смотрим на него в недоумении. — Наглости у него достанет, ваше величество. Ничего нельзя исключать. Я бы посоветовал отослать вот этот, — предлагает Меттерних, указывая на большой овальный портрет, написанный три месяца назад. На нем я больше всего похожа на себя: у меня широко расставленные ярко-голубые глаза, пожалуй, мое главное украшение в реальной жизни. Но на картине схвачен и мой слишком решительный подбородок, длинноватый нос и вздернутая габсбургская губа.

— Нет, — сопротивляется отец. — Тут она больно хорошенькая.

Меттерних переводит взгляд с картины на меня, и я краснею.

— Но он требует максимального сходства! — только и говорит он.

— А как он узнает? — возражает Мария. — Он же ее никогда не видел!

— Ваши величества, этот человек может нагрянуть в Вену хоть завтра, хоть через неделю, хоть через месяц. И что он подумает, когда увидит эрцгерцогиню и поймет, что его провели? Пожалуйста, подберите что-нибудь, что не вызовет у него подозрений.

— Выбирайте тогда сами, какой больше нравится, — предлагает отец. — Только давайте быстрее, и закончим говорить об этом человеке.

Меттерних кланяется.

— Дело касается и вашей супруги, ваше величество. Он же затребовал портреты всех членов монаршей семьи. Если есть картина, которую вы предпочитаете…

— Да. Самую дешевую. И вообще: не вздумайте посылать ему портреты в золоченых рамах. — Отец задерживается в дверях, потом обводит комнату взглядом. — Вот эту, — решает он и показывает на незавершенный портрет Марии на моем мольберте. Я уже изобразила ее черные глаза, маленький, изящный ротик и пышные кудри, обрамляющие ее головку. Правда, платье еще предстоит закончить, но в целом едва ли кто станет спорить, что отец сделал удачный выбор.

— Когда, думаете, он будет готов? — интересуется князь Меттерних.

Я чувствую, как опять начинают гореть щеки.

— Дней через пять. Может, семь.

Скрестив руки на груди, он разглядывает полотно. Затем поворачивается ко мне.

— Да у вас талант!

Неожиданный интерес к моей персоне заставляет меня испытать неловкость.

— Ничего особенного. До Марии мне далеко.

— И давно вы рисуете?

— Три года.

— А сколькими языками владеете?

— К чему этот допрос? — вмешивается отец, возвращаясь в комнату.

— Да так… — поспешно отвечает князь Меттерних. — Обыкновенное любопытство.

Но когда он снова поворачивается ко мне, я вынуждена сказать правду:

— Шестью.

Он расплывается в довольной улыбке.

— Одаренная, как и полагается габсбургской эрцгерцогине.

Глава 2. Полина Бонапарт, княгиня Боргезе

Дворец Фонтенбло, Франция

Октябрь 1809 года

Перед тем как встретиться с ним, я стою перед зеркалом и, по обыкновению, поражаюсь собственной красоте. Нет, не такой красоте, как у Жозефины. У этой женщины только и есть, что большие коровьи глаза и пышная шевелюра. Я говорю об утонченной красоте, как у мраморных изваяний Бартолини. Мне двадцать девять, и можно было бы предположить, что красота уже начала увядать. Но это не так: моя талия все так же стройна, а поскольку рожала я только один раз, то и грудь по-прежнему высока и упруга. Я верчусь перед зеркалом, чтобы разглядеть свой греческий наряд со спины. При свечах он восхитительно прозрачен.