Мишель Моран - Избранница Наполеона

• Название: Избранница Наполеона
• Автор: Мишель Моран
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-69242-2

После развода с Жозефиной Наполеон ищет себе новую супругу, и ею оказывается австрийская принцесса Мария-Люция. Ей приходится принять предложение Бонапарта, иначе ее стране грозит разорение. Французский двор встречает новую императрицу настороженно. За ней непрестанно наблюдают, ее лишают всего родного, даже собственного имени. Сложный характер Наполеона, интриги его сестры Полины и запретная любовь к австрийскому графу — императрица постоянно рискует! Между тем близится война с могущественной Российской империей, и Мария-Люция сыграет в этом противостоянии не последнюю роль…

---

— Поль! — зову я, и мой камергер мгновенно является.

Это мой самый верный союзник, мой несгибаемый телохранитель. Когда семь лет назад я нашла его в Сан-Доминго, я дала ему новое имя, сходное со своим. Теперь, после обретения независимости, они называют свое государство Гаити. Но для французов эта колония навсегда останется Сан-Доминго.

— Он здесь? — спрашиваю я.

— В холле, ваше высочество.

— И как выглядит?

Поль со мной честен.

— Вид несчастный.

Стало быть, Жозефина явилась, и разговор состоялся. Не сомневаюсь, она бросилась к его ногам, умоляя о прощении. И брат, разумеется, ей посочувствовал. Но на этот раз о прощении не может быть и речи. Это вам не интрижка с молоденьким лейтенантом — это уже непростительная ложь. Почти четырнадцать лет она внушала ему, что у него не может быть детей. Что не она, а он повинен в том, что у него никогда не будет наследника. И тут появилась пани Валевская. Хорошенькая блондиночка, мужняя жена, которая в конце концов бросила супруга ради моего брата. И все переменилось. Боже мой, да я готова ее расцеловать! Надо будет послать ей бриллиантовую брошь. Пусть знает, какую службу она сослужила Бонапартам, наконец ввергнув в опалу императрицу Жозефину и послужив падению этой ненавистной Богарне.

— Пригласить его, ваше высочество?

Я возвращаюсь к зеркалу — терпеть не могу эту уродливую громадину в золоченой раме, подаренную мне на свадьбу вторым мужем! — и изучаю свое отражение. Волосы у меня схвачены простой нитью жемчуга, и я расправляю их по плечам наподобие длинной черной шали.

— Нет, пускай обождет еще минутку.

С самого детства Наполеон восхищается моими волосами. Дома, на Корсике, я часто просила его заплести мне косы. Он лишь смеялся в ответ и называл мою просьбу уловкой распутницы, добавляя, что ни один мужчина не устоит перед женщиной, чьих волос он касался. Что ж, послушать дам нашего двора — я и есть распутница.

Знаю, какие сплетни ходят обо мне. Мол, когда первый муж повез меня на Карибы, я какой только любви ни испробовала: и с черным, и с белым, и с мужчинами, и с женщинами. Воспоминания о жизни в Сан-Доминго вызывают у меня улыбку. Томные ночи, когда мы наслаждались тропическими плодами, и в моей постели было два и иногда и три любовника разом. А следом за тем — утро, когда солнце накрывает море золотой вуалью… Но потом мой муж умер от желтой лихорадки, и пришлось возвращаться в Париж. И вот я стала вдовой Леклерк, и даже без какого-нибудь титула.

— Теперь скажи ему, что я готова.

Поль кланяется в пояс и скрывается за дверью.

Однако мое второе замужество все переменило.

Я думаю о Камилло Боргезе, о том, чем он сейчас занят в Турине. Хотя другого такого болвана с титулом князя вовек не сыщешь, мой брак с ним стал для меня величайшим достижением. Обеим сестрам брат пожаловал титулы императорских высочеств, но зато я — княгиня Боргезе, обладательница собственного палаццо в Риме, огромной коллекции произведений искусства и фамильных драгоценностей Боргезе на триста тысяч франков. О такой партии для меня даже мама не мечтала.

Интересно, что бы подумали марсельские старухи, если бы сейчас увидели свою «итальянскую прислугу». Мне было тринадцать лет, когда наша семья уехала с Корсики и нашла пристанище в этом жалком приморском городишке. Все свое имущество мы побросали, и когда приехали, у нас ничего не было. И вот как французы нас встретили — как ничтожеств. Они считали, что раз мы корсиканцы, то и французского не знаем. «Вон корсиканцы пошли, — перешептывались они за нашими спинами. И еще: — Какая жалость, что у них ничего нет. А эта Паолетта — красотка. Могла бы удачно выйти замуж».

Когда нас с сестрами отправили служить в богатый дом Клари, мужчины этого дома решили, что сексуальные услуги входят в наши обязанности. «Девушки с Корсики, — говорили они, — лишь для одного годятся». Наполеону я об этом так и не сказала. Ему тогда было двадцать четыре, и он уже был генералом с опытом войны за плечами. Но когда он приехал к нам в Марсель, то сам все понял. Каролина к тому моменту разжирела как хрюшка, я же, наоборот, совсем перестала есть. «Что с ними такое?» — спросил он у мамы, но та сделала вид, что проблема в еде. «Здесь все не так, как на Корсике».

Но Наполеон видел мои слезы и обо всем догадался.

«Завтра же ноги вашей в этом доме не будет! — объявил он. — Обе поедете со мной в Париж».

Но в Париже шла война. «Это слишком рискованно. Мы же будем бедствовать!»

«Мы никогда не будем бедствовать! Мы — Бонапарты, — поклялся он, переменившись в лице. — И мы больше никогда не будем беззащитны».

Сегодня никто не осмелится шептать, что «корсиканки берут недорого».

Я поворачиваюсь к своей маленькой левретке, расположившейся на кушетке в дальнем конце комнаты.

— Мы самая могущественная семья в Европе! — говорю я тем голосом, каким разговариваю только с собакой. Она с энтузиазмом виляет хвостом, и я продолжаю: — Нам принадлежат престолы половины Европы — от Голландии до Неаполя. И о нас теперь говорят с трепетом в голосе. «Берегитесь Бонапартов! — вот как они говорят. — У них — вся власть!»

Отворяется дверь, и Поль торжественно объявляет:

— Его величество император Наполеон!

Я поворачиваюсь, но медленно, давая брату возможность в полной мере оценить мой наряд.

— Благодарю тебя, Поль.

Он возвращается в приемную, а я оказываюсь лицом к лицу с Наполеоном. Мы с ним во многом похожи. Оба — темноволосые и смуглые, как мамина родня, Рамолино, и подобно им горячие и пылкие. Еще в детстве он говорил мне, что когда-нибудь его имя будет греметь на всю Европу, и я ему верила.

— Значит, ты ей сказал. — Я улыбаюсь. Обри подбегает к нему приласкаться, и он машинально гладит собаку.

— Как я мог? — Он подходит к моему любимому креслу и садится. — У нее началась истерика, она рыдала.

— И ты не сказал, что намерен развестись?! — Я говорю таким тоном, что Обри стремглав бросается из комнаты.

— Она меня любит…

— Тебя пол-Европы любит! А она — лгунья! — Я пересекаю комнату и встаю перед ним. — Сам подумай: как она только тебя не обманывала! — выпаливаю я. — Сначала — про свой возраст, потом — про счета, и наконец — что она не бесплодна.

Господи, думаю я, да она же на шесть лет тебя старше! Без пяти минут бабушка. И ты почти четырнадцать лет верил, что отсутствие детей — это твоя вина!

Он прищуривается.

— Это правда. Она всегда меня обманывала.

— Она усомнилась в твоих мужских способностях. — Я на секунду закрываю глаза, потом выкладываю свой главный козырь. — Взять хотя бы, что она наплела русскому послу.

Его лицо каменеет.

— И что же?

Я делаю шаг назад.

— Как, ты не слышал?

— Что… она… ему… сказала? — Он поднимается.

Я изображаю глубокое сострадание, потом опять прикрываю глаза.

— На одном из своих приемов она заявила русским, что ты, по-видимому, импотент.

Брат свирепеет. Он кидается к двери, но я его опережаю и преграждаю дорогу, чтобы не дать уйти и схлестнуться с Жозефиной.

— Этого уже не исправишь!

— Пусти! — кричит он.

— Ты ничего не можешь сделать! Успокойся. — Я глажу его по лицу. — В эти слухи ни один серьезный человек не верит. А теперь, когда Мария Валевская носит твоего ребенка, кто ей вообще поверит? — Я беру его под руку и возвращаю к креслу у окна. — Открыть? Хочешь свежего воздуха?

— Нет! Свежий воздух вреден для здоровья. — Но его не оставляют мысли о русских. — Импотент! — бушует он. — Если я когда и отказался ее взять, то лишь потому, что был прямо от Мари!

Сестры от такого признания пришли бы в ужас, но у нас с Наполеоном друг от друга тайн нет. Я сажусь на край кресла и наклоняюсь к нему.

— Она просто распустила слух… Гнусную сплетню. Она всегда была непорядочной!

Конечно, он не может забыть, как она прятала от него счета, когда они поженились. Как ему пришлось продать конюшню — своих драгоценных лошадей! — чтобы оплатить ее причуды, которые продолжаются и поныне.

Он, конечно, богаче Папы Римского, но я никогда не прощу ей, что она его использовала. А еще — того, как она обошлась со мной…

— Это правильное решение — развестись.

— Да.

— Я… я ей завтра скажу.

Но я понимаю, что у него на уме. Привязанность брата к этой женщине противоестественна. В другие времена я бы задумалась, не околдовала ли она его.

— А можешь поручить это Гортензии, — небрежно бросаю я, будто меня только что осенило. И пусть тогда Жозефина рыдает, ей все равно его не отговорить. Потом я резко меняю тему, так, словно вопрос решен. — Сегодня вечером у меня прием в твою честь.

— Да, слышал.

Гости уже, наверное, собрались, и моя парадная гостиная полна смеха и аромата духов.