Донасьен Сад - Флорвиль и Курваль, или Неотвратимость судьбы

• Название: Флорвиль и Курваль, или Неотвратимость судьбы
• Автор: Донасьен Сад
• Издательство: Панорама
• Жанр: Эротика
• Год: 1995
• ISBN: 5-85220-422-6

Скандальное имя маркиза де Сада, автора «безнравственных», «отвратительных» и «ужасных» произведений, долгие столетия было фактически под запретом.

Сегодня мы представляем на суд читателя повести и новеллы из двух сборников, а также отрывок из романа «Жюстина, или Несчастная судьба добродетели», написанные автором в стенах Бастилии. Всепоглощающая, разрушительная страсть, сметающая все на своем пути, сжигающая в своем пламени и самих любовников, картины порока, повсеместно одерживающего победу, несчастья добродетели, которая часто становится игрушкой в руках распущенных злодеев, полные искрометного юмора фривольные сценки современных автору нравов, царивших в обществе, — весь этот пестрый калейдоскоп предстанет перед взором истинных любителей французской литературы XVIII века.

---

И вместе с тем никакой мрачности, никакой суровости: она с удовольствием участвовала в невинных забавах и более всего опасалась, как бы друзья не скучали с ней. Мудрая… просвещенная в беседе с ревнителем морали… поражающая глубиной познаний в богословском споре, она вдохновляла романиста и дарила улыбку поэту, вызывала восхищение у законодателя и политика и с радостью играла с детьми.

Трудно сказать, какая из граней ума ее сверкала ярче, когда она решала проявить особую заботу… когда чарующее внимание ее, щедро расточаемое окружающим, сосредоточено было на определенном предмете. Живя уединенно по собственной склонности, заботясь о друзьях ради них самих, госпожа де Леренс, являя образец как для своего, так и для противоположного пола, щедро одаривала всех, кто окружал ее, радостью тихого счастья… небесным наслаждением, уготованным всякому честному человеку святым Господом, чьим подобием она сама являлась.

Я не буду, сударь, утомлять вас подробностями однообразного существования своего в течение тех семнадцати лет, которые я имела счастье прожить подле обожаемого мною существа. В высоконравственных и благочестивых беседах, в разнообразных милосердных деяниях проводили мы дни и в этом почитали обязанности наши.

— Люди сторонятся религии, милая моя Флорвиль, — говорила госпожа де Леренс, — потому, что нерадивые пастыри указывают им на цепи ее, забывая о милосердных ее отрадах. Окидывая взором многоликий мир наш, разве разумный человек осмелится отрицать в нем творение всемогущего Господа? Уже этой истины достаточно… неужели сердцу его надобны иные доказательства? И кем же должен быть тот жестокосердный невежа, кто отказался бы воздать хвалу всеблагому Господу, его создавшему?

Разнообразные формы поклонения Божеству ошеломляют нас, и мы начинаем усматривать во множестве их фальшь — как же неверен этот вывод! Разве не в этом — единодушное стремление различных народов служить Господу, разве не в этом — молчаливое признание, запечатленное в сердце каждого, что высшее проявление природы и есть неоспоримое доказательство существования Верховного Божества? Как можно усомниться в этом?

Человек не может жить в неприятии Бога, ибо, задаваясь вопросом о его существовании, он непременно отыщет в душе своей верные тому доказательства, равно как и вокруг себя, ибо Господь пребывает вокруг нас повсюду.

Нет, Флорвиль, нет, нельзя по собственной воле не верить в Бога. Гордыня, упрямство, страсти — вот оружие божка, вечно искушающего душу и разум человеческий. Но когда с каждым биением сердца, с каждым проблеском разума познаю я истинное Верховное Существо — неужели же я не воздам ему хвалу? Неужели откажу ему в том, что он по доброте своей вовсе и не требует от слабого существа моего? Неужели не склонюсь перед величием его и не стану молить его ниспослать мне испытания во дни жизни, дабы, окончив их, смогла я пребывать во славе его? Неужели лишусь милости провести вечность подле него и буду терзаться в ужасной бездне лишь из-за того, что отказалась поверить неоспоримым доказательствам существования его, доказательствам, которые он великодушно дал мне! Дитя мое, неужели выбор сей еще может вызвать раздумья?

О вы, упрямцы, противящиеся свету истины, проливаемому Господом в души ваши, хоть на миг дайте дорогу благостному этому лучу! Пожалейте себя и вслушайтесь в неоспоримый довод Паскаля: «Если Бога нет, то что вам до веры в него, какое зло может она вам причинить? А если он существует, скольких бед вы избегнете, поверив в него!»[3]

Упорствующие, вы утверждаете, что не знаете, какие почести следует воздавать Богу, множественность религий раздражает вас. Хорошо же! Изучите их все, я согласна, а затем скажите честно, в которой из них нашли вы больше возвышенности и величия.

Христиане, неужели вы посмеете утверждать, что вера, в лоне которой вы имели счастье родиться, кажется вам не самой возвышенной, не самой священной среди прочих? Попробуйте найти более величественные таинства, более чистые догматы и более утешительную мораль. Попытайтесь найти в другой религии неизбывную жертву Творца ради творения своего. Где еще столь прекрасны упования, столь маняще грядущее, столь величественно и возвышающе Божество!

Нет, мимолетный философ, ты не можешь опровергнуть этого; раб, погрязший в услаждениях плоти и вспоминающий о вере лишь тогда, когда плоть становится немощной, нечестивый в пылу страстей, легковерный, когда они угаснут, нет, говорю тебе, нет, ты не можешь опровергнуть величие веры нашей. Ты непрестанно чувствуешь присутствие Божества, кое разум твой пытается отринуть. Оно же постоянно пребывает с тобой даже в заблуждениях твоих. Разбей цепь, приковавшую тебя к преступлению, и никогда святой и праведный Господь не покинет храм, воздвигнутый им в душе твоей.

О милая моя Флорвиль, в душе нашей более, нежели в разуме, должно искать потребность в Боге, направляющем и испытывающем нас. Именно душа побуждает нас к служению ему, и она единственная убедит тебя, любезный друг, что самой чистой и самой благородной религией является та, в лоне которой мы рождены. Так будем же радостно и примерно блюсти ее обычаи, дарующие нам утешение. И да посвятим самые счастливые часы наши служению ей. И, незаметно ведомые милосердной дланью по дороге любви и сострадания до последнего дня жизни нашей, принесем мы к подножию престола Предвечного нашу душу, сотворенную им ради постижения его, дабы мы, просветленные, верили в него и поклонялись ему.

Так говорила мне госпожа де Леренс, так разум мой укреплялся от ее советов, и душа моя очищалась под ее возвышающим влиянием. Но я уже сказала, что не буду пространно рассказывать о жизни своей в ее доме, чтобы не отвлекать внимание ваше от основных событий. Вам, человеку великодушному и чувствительному, должна поведать я о прегрешениях моих, ибо Небу, по воле которого я мирно следовала путем добродетели, угодно было подвергнуть меня испытанию.

Я не прекращала переписку с госпожой де Веркен. Регулярно, два раза в месяц, я получала от нее известия, и хотя мне следовало бы отказаться поддерживать наши отношения, а перемены в моей жизни и высоконравственные принципы некоторым образом даже вынуждали меня прервать их, долг мой перед господином де Сен-Пра и, признаюсь, более того — некое тайное чувство — неумолимо влекли меня к местам, некогда столь мне дорогим. Надежда получить сведения о сыне также побуждала меня не порывать с госпожой де Веркен, которая в свою очередь оказывала мне честь постоянными письмами.

Я пыталась обратить госпожу де Веркен в свою веру, расписывала радости своей новой жизни, но она считала их эфемерными и вышучивала доводы мои или же приводила противные. Постоянная в убеждениях своих, она заверяла меня, что ничто не сможет ее переубедить. Она писала мне о неофитах, ради забавы обращенных ею в свою веру, их послушание она оценивала гораздо выше моего. По словам этой развращенной женщины, их беспрестанные грехопадения были ее маленькими победами и доставляли ей радость и удовольствие, ибо вступившие на стезю порока юные создания тешили ее, совершая все то, что подсказывало ей ее воображение, в то время как она сама уже была не способна на подобное.

Я часто просила госпожу де Леренс помочь мне красноречием своим опровергнуть моего противника; та с радостью соглашалась. Госпожа де Веркен отвечала нам, и умозаключения ее, нередко весьма резонные, побуждали нас прибегать к иным аргументам, подсказанным душою чувствительной, которая, как справедливо полагала госпожа де Леренс, неминуемо должна была одолеть порок и посрамить неверие. Время от времени я справлялась у госпожи де Веркен о том, кого я все еще любила, но та не могла или не хотела ничего сообщить о нем.

И наконец, сударь, перейдем ко второму злосчастному событию моей жизни, к кровавому происшествию, воспоминания о котором каждый раз терзают мне сердце. Вы же, узнав об ужасном преступлении, виновницей коего я являюсь, несомненно, откажетесь от своих более чем лестных планов в отношении меня.

Дом госпожи де Леренс, весьма разумно обустроенный, открыт был для нескольких друзей. Нас часто навещала госпожа де Дюльфор, женщина в возрасте, бывшая ранее в свите принцессы Пьемонтской. Однажды она попросила у госпожи де Леренс разрешения представить ей молодого человека, имеющего блестящие рекомендации. Она желала бы ввести его в дом, где добродетельные примеры способствовали бы формированию души его. Моя покровительница извинилась, но отказалась, ибо она никогда ни принимала у себя молодых людей. Затем, поддавшись настойчивым уговорам подруги, она согласилась сделать исключение для кавалера де Сент-Анжа. И он появился.

Предчувствие ли… или нечто иное, что вам будет угодно, сударь, охватило меня при виде этого молодого человека, я вся задрожала, не понимая отчего… едва не потеряла сознание… Не найдя причин для сего странного состояния, я приписала его внутреннему недомоганию, и Сент-Анж перестал тревожить меня.