Неле Нойхаус - Глубокие раны

• Название: Глубокие раны
• Автор: Неле Нойхаус
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-68975-0

Убийство? Скорее казнь… Пожилой мужчина был поставлен на колени, а затем застрелен в затылок. Давид Гольдберг, бизнесмен, государственный деятель и меценат, проживавший в США, но часто приезжавший на свою родину, в Германию… Кому понадобилось убивать его, да еще таким способом? Но вот странность: при вскрытии на его руке была обнаружена особая татуировка — такую делали только членам СС. Еврей — в СС? Невероятно… А затем точно так же убивают двоих его ровесников, также некогда связанных с нацистами. Главный комиссар полиции Хофхайма Оливер фон Боденштайн и его помощница Пия Кирххоф, расследуя это тройное дело, приходят к выводу: все трое убитых тесно связаны с богатым семейством Кальтензее, поскольку при жизни были близкими друзьями его главы — Веры Кальтензее. Но по мере того как движется расследование, становится ясно: почти все люди, вовлеченные в эту запутанную историю, совсем не те, за кого себя выдают…

---

— Я не лгу, — возразил Риттер. — И мне нечего скрывать.

— Почему вы не можете нам просто сказать, зачем в действительности приезжали к Гольдбергу и о чем говорили с Ватковяком?

— Потому что я этого не помню, — попытался оправдаться Риттер. — Это было что-то незначительное.

— Кстати, вы знаете Маркуса Новака? — вмешался Боденштайн.

— Новака? Реставратора? Лишь мимолетно. Я однажды с ним встречался. Почему вас это интересует?

— Странно. — Пия вынула из кармана блокнот. — Здесь, кажется, каждый знает другого лишь мимолетно… — Она пролистала пару страниц назад. — Ах да, вот: его жена рассказала нам, что вы и профессор Кальтензее после несчастного случая на мельнице и вашего неожиданного увольнения неоднократно бывали у Маркуса Новака в офисе. Причем сидели там часами.

Она заметила неловкость Риттера, которую ему не удалось скрыть. С высокомерием мужчины, который считал себя умнее большей части окружающих, в частности полиции, Томас совершенно недооценил достоинства Пии и осознавал это. Он взглянул на часы и решил применить традиционный ход.

— К сожалению, я должен идти, — сказал он с вынужденной улыбкой на лице. — У меня важная встреча в редакции.

— Конечно, — кивнула Пия. — Не смеем вас больше задерживать. Мы поинтересуемся у фрау доктора Кальтензее истинной причиной вашего увольнения. Возможно, у нее есть свое предположение о том, что вы могли обсуждать с господином Ватковяком и господином Гольдбергом.

Улыбка застыла на лице Риттера, но он ничего не ответил. Пия положила перед ним свою визитную карточку.

— Позвоните нам, если вдруг вспомните правду.

— Как вам пришло в голову, что мужчиной в кафе-мороженом мог быть Риттер? — спросил Боденштайн, когда они шли к своей машине по Пальмовому саду.

— Интуиция, — Пия пожала плечами. — Риттер — подходящий тип для спортивного автомобиля.

Некоторое время они молча шли рядом.

— Почему он нам так лгал? Я не могу себе представить, чтобы Вера Кальтензее могла неожиданно выгнать своего ассистента, проработавшего у нее восемнадцать лет и так много знавшего о ней, из-за какого-то исчезнувшего ящика. За этим кроется нечто большее.

— Но кто может это знать? — стал размышлять Боденштайн.

— Элард Кальтензее, — предположила Пия. — Так или иначе, нам придется навестить его еще раз. В его спальне, непосредственно у кровати, стоит именно пропавший ящик.

— Откуда вы знаете, что стоит в спальне Эларда Кальтензее? — Оливер остановился и, наморщив лоб, посмотрел на Пию. — И почему вы не сказали об этом раньше?

— Мне это пришло в голову только в мастерской в Мюленхофе, — стала оправдываться Пия. — А сейчас я это говорю.

Они вышли из Пальмового сада и перешли Сисмейерштрассе. Боденштайн, нажав кнопку дистанционного управления, открыл центральный замок автомобиля. Пия уже взялась за ручку двери автомобиля со стороны пассажирского места, когда ее взгляд упал на дом на противоположной стороне улицы. Это был один из аристократических домов городской постройки XIX века с тщательно отреставрированным фасадом эпохи грюндерства. Шикарные квартиры в таких старинных домах высоко ценятся на рынке недвижимости.

— Посмотрите туда. Не наш ли это «лживый барон»?

Боденштайн повернул голову.

— В самом деле, это он.

Риттер, зажав свой мобильный телефон между ухом и плечом, манипулировал связкой ключей у почтовых ящиков дома. Затем он, продолжая разговаривать, открыл дверь дома и исчез внутри здания. Оливер закрыл дверцу машины. Они перешли улицу и стали исследовать таблички на почтовых ящиках.

— Так, редакции газеты здесь нет. — Пия побарабанила по одной из латунных табличек. — Но здесь живет некто по имени М. Кальтензее. Что это может означать?

Боденштайн поднял голову и посмотрел на верхнюю часть фасада.

— Мы это выясним. А сейчас поедем к вашему любимому подозреваемому.

Фридрих Мюллер-Мансфельд был худощавым мужчиной высокого роста с белоснежным венком волос вокруг лысины, покрытой пигментными пятнами, и длинным морщинистым лицом с глазами, окаймленными красными кругами, которые неестественно увеличивали толстые стекла его старомодных очков. Прошлым субботним утром он ездил к своей дочери на Боденское озеро и вернулся только накануне вечером. Его имя было одним из последних в длинном списке постояльцев и сотрудников пансионата «Таунусблик», и Катрин Фахингер не питала особых надежд на то, что она узнает от него нечто большее, чем от предыдущих трехсот двенадцати человек. Она вежливо задавала пожилому господину обычные рутинные вопросы. В течение семи лет он жил дверь в дверь с Анитой Фрингс и был глубоко потрясен, когда узнал о насильственной смерти своей соседки.

— Я видел ее вечером, накануне моего отъезда, — сказал он хриплым, дрожащим голосом. — Она была в довольно хорошем настроении.

Мюллер-Мансфельд обхватил левой рукой свое правое запястье, но тремор давал себя знать.

— Паркинсон, — пояснил он. — В основном у меня все нормально, но поездка была для меня все же утомительной.

— Я вас долго не задержу, — дружелюбно сказала Фахингер.

— О, задерживайте меня сколько угодно. — В его светлых глазах блеснуло обаяние пожилого человека. — Это приятное событие — поговорить с такой милой молодой дамой, не так ли? Ведь здесь обитают только старые перечницы.

Катрин улыбнулась.

— Хорошо. Итак, вы видели фрау Фрингс еще вечером 3 мая. Она была одна или ее кто-нибудь сопровождал?

— Одна она вряд ли могла бы передвигаться. Здесь была суматоха, в парке устроили представление на открытом воздухе. С ней был этот мужчина, который постоянно ее навещал.

Фахингер насторожилась.

— Вы можете вспомнить, в котором часу примерно это было?

— Конечно. У меня паркинсон, а не альцгеймер.

Это, должно быть, была шутка, но так как его лицо оставалось недвижимым, Фахингер это не сразу поняла.

— Вы знаете, я из Восточного Берлина, — сказал Мюллер-Мансфельд. — Я был профессором прикладной физики в Гумбольдтском университете. При Третьем рейхе я не мог работать по своей профессии, так как симпатизировал коммунистам, поэтому я много лет жил за границей, а потом перебрался с семьей в ГДР, где у нас все было нормально.

— Понятно, — вежливо сказала Катрин, впрочем, не совсем понимая, к чему клонит пожилой господин.

— Конечно, я знал всю партийную верхушку СЕПГ[27] лично, хотя не могу утверждать, что они мне были особенно симпатичны. Но я, наконец, мог заниматься исследовательской работой, все остальное не имело для меня значения. Муж Аниты Александр работал в Министерстве государственной безопасности, он был офицером особого резерва и отвечал за секретные сделки по обеспечению валютных поступлений…

Фахингер выпрямилась и пристально посмотрела на мужчину.

— Вы и раньше знали фрау Фрингс?

— Да, разве я этого не сказал? — Мюллер-Мансфельд на какое-то время задумался, потом пожал плечами. — Собственно говоря, я знал ее мужа. Александр Фрингс во время воины был офицером абвера в отделе «Иностранные армии Востока» и приближенным генерала Райнхарда Гелена… возможно, вам что-то говорит это имя.

Катрин покачала головой. Она лихорадочно делала записи и досадовала, что забыла на письменном столе свой диктофон.

— Будучи офицером абвера, Фрингс был прекрасным знатоком русских. А после того, как в мае 45-го Гелен и весь его отдел сдались американцам, их присоединили к организации-предшественнику ЦРУ. Позже, получив безоговорочную санкцию США, Гелен учредил «Организацию Гелена», которая впоследствии была преобразована в Федеральную разведывательную службу. — Мюллер-Мансфельд хрипло засмеялся, потом его смех перешел в кашель. Через некоторое время он продолжил говорить. — В течение самого короткого времени убежденные нацисты превратились в убежденных демократов. Фрингс не поехал вместе с ними в Америку, а предпочел остаться в советской оккупированной зоне. Также с санкции и ведома американцев он устроился в Министерство государственной безопасности и стал отвечать за обеспечение валютных поступлений для ГДР, он продолжал контактировать с Корпусом контрразведки, в дальнейшем — с ЦРУ и «Организацией Гелена» в Германии.

— Откуда вы все это знаете? — удивилась Фахингер.

— Мне 89 лет, — ответил старик. — Я очень многое видел и слышал в своей жизни и почти столько же забыл. Но Александр Фрингс произвел на меня большое впечатление. Он бегло говорил на шести или семи языках, был умным и образованным человеком и вел игру на обеих сторонах. Он был офицером управления, отвечающим за подготовку бесчисленных шпионов, отправляемых на Восток. Мог в любое время ездить на Запад, был знаком с высокопоставленными западными политиками и всеми наиболее важными руководителями в области экономики. Его друзьями прежде всего были лоббисты оружия. — Мюллер-Мансфельд сделал паузу и задумчиво потер свое костлявое запястье. — Но что Фрингс нашел в Аните с точки зрения внешности, я до сих пор не могу понять.