Михаил Соколов - Искры

• Название: Искры
• Автор: Михаил Соколов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1954

Роман старейшего советского писателя, лауреата Государственной премии СССР М.Д. Соколова «Искры» хорошо известен в нашей стране и за рубежом. Роман состоит из 4-х книг. Широкий замысел обусловил многоплановость композиции произведения. В центре внимания М. Соколова как художника и историка находится социал-демократическое движение в России. Перед читателями первых 2-х книг «Искр» проходит большая часть пролетарского этапа освободительного движения в России — от I съезда РСДРП до революции 1905–1907 годов.

---

— А капитализм? — несмело спросил Леон. — Ведь наша задача — скинуть всех хозяев и самим стать хозяевами всего.

Ряшин наконец подал голос:

— Это разные вещи, свержение царизма и капитализма, и их нельзя смешивать.

Лука Матвеич бросил ему:

— Вы имеете в виду высказывания Плеханова, но не совсем правильно понимаете их.

— Плеханов в работе «Социализм и политическая борьба» говорит, что действительно нельзя смешивать два таких понятия как борьба с абсолютизмом и социалистическая революция, но он указывает также, что надо иметь в виду и то и другое, — уверенно сказала Оксана.

Леон обернулся к ней и раскрыл глаза от удивления. «Вот ты, оказывается, какая, сестренка? А молчала!..» — готов был сказать он и с гордостью шепнул сидевшему рядом Ткаченко:

— Моя сестра.

— Не похоже…

Лука Матвеич поправил Оксану:

— Сблизить наступление этих моментов: низвержение самодержавия и социалистическую революцию.

Ряшин встал, бросил окурок папиросы в угол к печке и сказал:

— Мечтать о сближении этих двух моментов, конечно, можно. Но нам еще много лет придется потратить на «сближение» наших рабочих с самим понятием «социалистическая революция»… По-моему, мы должны не о будущих белых караваях мечтать, а о сегодняшнем хлебе насущном, то есть думать в первую очередь о развитии экономической борьбы как о неизбежном этапе на пути к борьбе политической.

— О развитии борьбы только за хлеб насущный думали и до вас, товарищ Ряшин, — возразил Лука Матвеич. — Об авторах «Кредо» говорю. Судя по вашим словам, вы хорошо осведомлены об этом документе.

Ряшин встал, посмотрел на карманные часы, показывая этим, что беседа затянулась, и раздраженно ответил:

— Я одно хорошо знаю: рабочих, их жизнь. И могу вам сказать: люди хотят есть, хотят как-нибудь свести концы с концами. Если вы, социал-демократы интеллигенты, хотите посоветовать им: мол, подождите немного, скоро наступит социализм и вы получите белый социалистический каравай, — тогда я отказываюсь понимать, ради чего мы собрались здесь сегодня. То, что вы предлагаете нам, — это костюм с чужого плеча, это готовые схемы, которые привезли из-за границы некоторые наши революционеры-интеллигенты.

— Наука о классовой борьбе пролетариата, по-вашему, есть… схема? — спросил Лука Матвеич, попыхивая трубкой.

Ряшин прошелся по комнате, — невысокий, с кривыми руками, выгнутыми в локтях, неторопливый и сумрачный, знающий себе цену, и решительно сказал:

— Западноевропейская эта наука и для нас пока не подходит, для нашего уровня развития. Нам еще много надо учиться, прежде чем мы сможем осознать себя как класс и готовы будем выступать в качестве самостоятельной общественной силы.

— Гм… — задумчиво произнес Лука Матвеич. — Учиться, конечно, нам надо много, но смотря чему и у кого.

— Политической борьбе учиться, у всех учиться, в том числе и у оппозиционных слоев общества.

— То есть у буржуазии?

— Да, и у буржуазии. Повидимому, вам хорошо известно, что буржуазия не всегда в истории была, реакционным классом. Наоборот, на известных ступенях развития общества она была весьма революционна, она шла вперед, и в этом своем движении ломала все и всяческие феодально-крепостнические перядки.

Лука Матвеич смотрел на Ряшина и думал: «Да, не лыком шит, башковит… Умеет даже использовать работы Маркса». И вслух ответил:

— А и ловкий же вы… Послушать вас — можно и впрямь-подумать, что рабочему человеку ничего не остается, как идти на поводу у буржуазии. Слов нет, в свое время буржуазия была революционна, и очень, но это относится ко времени ее борьбы с феодально-крепостническим строем, с цеховой ограниченностью производства — со всем, что мешало развитию производительных сил и новых буржуазных производственных отношений. Вы забываете, что теперь, в эпоху высоко развитого промышленного капитализма, прогрессивное значение капитализма приближается к нулю, а революционность буржуазии даже у нас в России все больше превращается в ее реакционность. Что же вы морочите здесь голову такими наставлениями, которые могут только сбивать рабочих с правильного пути?.. — Лука Матвеич хмуро взглянул на притихшего Ряшина, ожидая ответа, но тот молчал. Ему стало ясно, что Ряшин — экономист, и он задумался: «Оставлять ли его руководителем кружка? Оставлять нельзя, но другого руководителя нет. Да, плохи дела, не хватает людей. А подготовить нового руководителя не такое легкое дело, для этого нужны годы. Хорошо бы подготовить Леона, как было с Чургиным. Но тот упорный и политически грамотный, а Леон еще молод и зелен. Значит, придется самому мне почаще сюда наезжать», — пришел он к выводу и обратился к кружковцам:

— Да, товарищи, я все же надеялся на лучшее. Я думал, что вы тут делом занимаетесь, а вы, оказывается, ждете, когда Суханову, с вашей помощью, удастся поприжать самодержавие, а вам бросят кое-какие крохи за поддержку буржуазии в ее борьбе за политическую власть.

Вихряй переглянулся с Ткаченко и пожал плечами, как бы говоря: «Ничего не понимаю, а ты?» Но Ткаченко строго посмотрел на него и негромко сказал:

— Кажется, Иван Павлович на самом деле учил нас не тому, чему надо.

Александров крутил усы и, наклонясь, о чем-то думал. Ему, старому прокатчику и кружковцу, тоже стало ясно, что Ряшин не тому учит кружковцев, о чем начал говорить этот усатый лектор…

Мысли его прервал Вихряй. Полный и невысокий, он поворочался на табурете, потом встал, оправил пиджак и пояс на косоворотке и несмело сказал:

— Кабы мы знали, что такое марксизм… А то Иван Павлович говорит, что это нам не подходит.

Лука Матвеич набил трубку табаком, поднес к ней горящую спичку и потянул несколько раз.

— Марксизм есть революционная наука пролетариата о законах построения общества, о революционной борьбе рабочих за свое освобождение и подходит для всех стран и для всех рабочих, — резко, подчеркивая каждое слово, сказал он. — А то, что вы тут изучали, это не марксизм, а подделка, болтовня о борьбе за пятачок, за чечевичную похлебку. Вот послушайте…

Ряшин почувствовал, как кровь все больше приливает к лицу, как все сильнее стучит в висках. Медленно разогнув спину, он достал коробку с табаком и старательно сделал цыгарку. Обидно было ему, что его, руководителя кружка, учат на виду у всех его слушателей, но он подавил в себе чувство возмущения и решил про себя: «Ничего, придется потерпеть. Важно сохранить за собой кружок, а ради этого надо пока что споры прекратить. Мы свое наверстаем».

Лука Матвеич читал горячо, словно сердился, и временами бросал хмурые взгляды на Ряшина. Кончив читать, он спросил:

— Все понятно, товарищи?

Леон, взглянув на Оксану, шепнул:

— Спроси, что такое ревизионизм, бернштейниада.

— Ревизионизм — пересмотр учения Маркса, а Бернштейн — один из немецких социал-демократов, который особенно старается извратить революционное содержание марксизма, — громко сказала Оксана. — Неужели это непонятно?

— Не слыхали мы раньше про это, потому и непонятно, — ответил Ткаченко. — Вы бы попроще сказали. Например, как марксизм смотрит на борьбу рабочих за повышение расценок?

— Экономисты — они ведь тоже политические, как я понял? — спросил Лавренев.

— Так… Не всё поняли, значит, — задумчиво проговорил Лука Матвеич. — Ну, тогда я расскажу вам об одном случае из жизни шахтеров. — И он, рассказав о стачке на шахте Шухова, как она происходила, разъяснил: — Что тут получилось? А то, что всегда бывает в таких случаях: власти помогли хозяину шахты задушить стачку. Значит, первый, кто мешает вам улучшить свою жизнь, — это хозяин-капиталист, а второй — власти, то есть полиция, жандармы, казаки. Значит, для того, чтобы успешно бороться с капиталистами, рабочим придется, в первую очередь, начать борьбу против властей. Это и есть политическая борьба… Понятно, товарищи?

— Понятно и даже знакомо это нам, — подтвердил Александров. — У нас прошлый год сталевары вот так же бросили работу и потребовали прибавки заработков. Ну, в цех пришла полиция, арестовала троих — на том все дело и кончилось.

— Вот видите. Далее… — Лука Матвеич опять мельком взглянул на Ряшина. Тот сидел, наклонясь, и дымил папиросой. Ничто не было для него новым в словах Луки Матвеича. «Нашел ключик. Ушлый, старый, — думал он. — Только, прежде чем выступать против властей, надо научиться вообще выступать».

— Далее… Кто у вас сейчас городской голова? Наверно, самый крупный торговец?

— Истинно торговец и есть, — подтвердил Вихряй.

— А в губернии кто хозяйничает? Генерал-губернатор. А в Петербурге кто сидит в правительстве? Дворяне-помещики и крупные капиталисты. А кто стоит во главе всех властей? Царь, самодержец, сам назначающий всех министров и губернаторов. Следовательно, борьба против властей неизбежно должна вылиться в восстание пролетариата против всех властей, во главе которых стоит царь. Это и есть политическая борьба против самодержавного строя России за то, чтобы страной управляли представители народа… Ясно, товарищи?