Святослав Рыбас - Громыко. Война, мир и дипломатия

• Название: Громыко. Война, мир и дипломатия
• Автор: Святослав Рыбас
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03477-8

В книге Святослава Рыбаса представлено первое полное жизнеописание Андрея Громыко, которого справедливо называли «дипломатом № 1» XX века. Его биография включает важнейшие исторические события, главных действующих лиц современной истории, содержит ответы на многие вопросы прошлого и прогнозы будущего. Громыко входил в «Большую тройку» высшего советского руководства (Андропов, Устинов, Громыко), которая в годы «позднего Брежнева» определяла политику Советского Союза. Особое место в книге занимают анализ соперничества сверхдержав, их борьба за энергетические ресурсы и геополитические позиции, необъявленные войны, методы ведения дипломатического противостояния. Показаны внешнеполитическая практика, деятельность крупнейших мировых лидеров — Сталина, Рузвельта, Черчилля, Мао Цзэдуна, Аденауэра, де Голля, Хрущева, Андропова, Брандта, Никсона, Картера, Рейгана, Буша-старшего, а также знаменитых дипломатов Генри Киссинджера, Вальтера Шееля, Анатолия Добрынина, Валентина Фалина, Георгия Корниенко, Эгона Бара и др.

---

Впрочем, противники занимались тем же. Как отмечал генерал-лейтенант Виктор Стародубов, по данным института Брукингса (США), опубликованным газетой «Нью-Йорк тайме» 12 декабря 1978 года, за период с 1946 по 1975 год Соединенные Штаты 215 раз прямо или косвенно использовали военную силу и угрожали другим государствам своим вмешательством, в том числе с угрозой применения ядерного оружия.

Зачастую сильное влияние на решение Москвы оказывали ее союзники: наиболее рьяно доказывали колеблющемуся Брежневу о необходимости вводить войска в Чехословакию руководители ГДР и Польши Вальтер Ульбрихт и Владислав Гомулка. Фидель Кастро во время кубинского кризиса выступал за начало войны с США, вьетнамцы — за обострение отношений СССР и США в интересах ДРВ. Однако Брежнев не стремился к большему обострению. После того как северовьетнамские войска в апреле 1975 года заняли Сайгон, весь Вьетнам стал социалистическим. Резко усилилось его влияние в Лаосе и Камбодже. Китайское руководство, считавшее Вьетнам своим клиентом и должником, не смогло подчинить его своим интересам и даже совершило на него военное нападение. Оно было отражено. Москва приобрела, не понеся больших затрат, значительные возможности в Индокитае. Советский ВМФ получил базы в Комрани и Донанге, что в стратегическом плане значительно усиливало позиции СССР в Тихоокеанском регионе и позволило контролировать стратегические пути из Тихого океана в Индийский, в том числе в Персидский залив.

Установились тесные отношения с руководством Индии, причем из резервного фонда Совета министров СССР Индире Ганди выделялась помощь{344}.

В это время военный потенциал Советского Союза достиг небывалого уровня, позволяя противостоять одновременно армиям США, НАТО и Китая. Советские атомные подлодки дежурили у берегов Америки и патрулировали маршруты американских танкеров с нефтью.

На этом победном фоне было осуществлено военное вмешательство в Анголе, где шла гражданская война между националистической и просоциалистической группировками. Призом в этой войне были порты на атлантическом побережье и возможность разрабатывать месторождение алмазов, но еще более важным было расширение влияния в Атлантике. В 1975— 1991 годах в Анголе побывало свыше десяти тысяч военнослужащих.

Кроме того, военное присутствие СССР в Анголе, Сомали, Эфиопии, Мозамбике, Южном Йемене оказывало сильное влияние на очень чувствительный для Запада регион, в особенности на районы нефтедобычи. Можно сказать, стальная рука дотянулась до чувствительных энергетических артерий Запада.

В тот период экономика Советского Союза развивалась успешно, по темпам роста в 2,3 раза опережая американскую; если в 1950 году продукция промышленности СССР составляла 30 процентов от американской, то в 1982 году — уже свыше 80 процентов{345}.

Обстановку в мире можно было охарактеризовать универсальной формулой: необъявленные войны и мирные переговоры. Моральное и военное поражение во Вьетнаме тяжелым грузом легло на американский политический класс и, наоборот, зарядило советскую верхушку чрезмерным оптимизмом.

В апреле 1975 года в связи с выводом американских войск из Вьетнама президент Форд был вынужден обратиться к Брежневу, чтобы советское руководство оказало воздействие на Ханой — в целях предоставления возможности беспрепятственно осуществить вывод американского персонала из Сайгона. При помощи Москвы это было осуществлено.

В декабре 1975 года Андропов обратился к руководству ДРВ с просьбой выделить десять тысяч трофейных американских автоматических винтовок с патронами для дальнейшей помощи «зарубежным компартиям и представителям национально-освободительных движений в обеспечении их оружием производства капиталистических стран». Винтовки были получены и переданы «борцам с империализмом».

В этих обстоятельствах особое значение приобретало совещание в Хельсинки.

Торжество советской дипломатии и «третья корзина»

1 августа 1975 года в Хельсинки 53 государства, включая СССР, США, страны НАТО и Варшавского договора, подписали Заключительный акт по безопасности и сотрудничеству в Европе. Фактически это был «мирный договор» (еще можно сказать, соглашение о вооруженном нейтралитете) между противоборствующими лагерями. Это событие, как принято считать, было вершиной в разрядке международной напряженности. И одновременно миной замедленного действия для СССР.

Мина называлась «третья корзина», то есть раздел, посвященный правам человека. Первые «корзины» — политическая и экономическая — не вызывали особых вопросов. А по поводу этой Громыко очень сильно сомневался и возражал.

«Спорили до тех пор, пока Киссинджер, с присущим ему прагматизмом (на грани цинизма), не заявил:

— Господин Громыко, что мы с вами спорим о каких-то тонкостях и нюансах! Ведь всем и так ясно, что Советский Союз никогда не поступится своими интересами, что бы в этот документ ни записали»{346}.

Вообще Киссинджер умел угадать настроение оппонентов. Корниенко отмечал: «Хитроумный Киссинджер, быстро распознав психологию наших лидеров, нередко пытался “пудрить им мозги” — говорил то, что им хотелось бы услышать, но что на деле ни к чему не обязывало американскую сторону (потом в своих мемуарах он будет похваляться этим)».

Запад наконец-то признал сложившиеся в Европе границы и политическую реальность, но взамен добился, что в акт были включены статьи о защите прав человека, свободе информации и передвижения. Возможность проверки выполнения этих статей (и апелляция к Западу) дала в руки советских диссидентов мощное легальное оружие: образовавшиеся группы правозащитников непрерывно требовали исполнения Хельсинкских соглашений. Если власти видели в них «пятую колонну» и «агентов ЦРУ», то для Запада их деятельность давала надежду на мирные перемены внутри СССР.

Вопрос «третьей корзины» решался на заседании Политбюро.

Как вспоминал Добрынин, многие члены Политбюро считали неприемлемым принятие международных обязательств по вопросам, которые до сих пор Москвой рассматривались как чисто внутренние. «В конце концов, на заключительном заседании в Политбюро восторжествовала “компромиссная” точка зрения Громыко. Его аргументация сводилась к следующему. Главным вопросом для СССР является признание послевоенных границ и сложившейся политической карты Европы. Такое признание было бы большой политической и пропагандистской победой СССР. Кроме того, открывались пути для разнообразного сотрудничества и переговоров по разным вопросам с западными участниками совещания в Хельсинки. Что касается гуманитарных вопросов, то урегулирование степени их выполнения по конкретным делам, говорил Громыко, все равно оставалось бы в руках Советского правительства. “Мы хозяева в собственном доме”. Короче, заранее негласно признавалась возможность игнорирования отдельных гуманитарных обязательств»{347}.

Между тем не все было так просто.

«Размягчение общества особенно обозначилось после 1975 года, когда подписали Хельсинкский документ, и там была “третья корзина” — “права человека”. Бывший директор ЦРУ Гейтс сказал, что начало разрушения СССР надо отсчитывать именно с 1975 года»{348}.

И что же Громыко? Выходит, он совершил роковую ошибку?

Думается, Громыко был прав, обеспечивая прежде всего территориальное и политическое равновесие государства и откладывая «права человека» в дальний угол, оставляя их партийным идеологам.

Заключив «европейский мир», советская дипломатия надеялась, что отныне западноевропейские государства, получив гарантии безопасности, смогут вести более независимую от Вашингтона политику.

Показательно, что в США развернулась острая критика президента Форда за то, что он подписал Хельсинкские соглашения, санкционировав тем самым «Ялтинский раздел Европы» и советское господство в Восточной Европе.

Мао Цзэдун тоже резко критиковал участие США в данном соглашении, оценивал его как большую уступку Советскому Союзу на европейском направлении. Также он был против намечавшегося визита Форда в СССР.

Выходит, ни одна из сторон в долгосрочной перспективе не видела возможности дестабилизации СССР.

Оценка председателя КГБ Крючкова относится не к Громыко, не к Киссинджеру, а к более поздним деятелям, прежде всего — Горбачеву, который нарушил главное правило дипломатии: межгосударственные компромиссы достижимы, когда у сторон имеются более сильные аргументы, чем благодушные обещания и простодушная доверчивость.

Насколько опасны были антисоветские настроения внутри СССР? Согласно записке Андропова в Политбюро в декабре 1975 года, за прошедшие десять лет за антисоветскую деятельность было арестовано около 1500 человек, но было 68 тысяч «профилактированных», то есть тех, кого вызывали в КГБ и предупреждали «о недопустимости» их деятельности. Также было раскрыто свыше 1800 антисоветских групп и организаций. По мнению Андропова, в Советском Союзе были сотни тысяч людей, которые либо действовали, либо были готовы действовать против советской власти. Соответственно, «третья корзина» приоткрывала им путь к легальной протестной деятельности, что в политической системе Советского Союза не предусматривалось.